К счастью, я предпочитаю пить кофе черным.
К тому времени, когда я препроводил горячую коричневую жижу в недра желудка, исхитрившись при этом не обжечься чересчур больно, двери гостиничного ресторана распахнулись. Я вступил в желанный чертог, утвердился в углу, за столиком на двоих, окликнул официанта. Ресторан отдаленно походил на застекленную веранду в усадьбе Вареков. Только Лии не доставало...
Я вздохнул. Никчемный из меня, пожалуй, развратник... Привязчивый. Слюнявый...
Вместо Лии появилась, разумеется, Дана Дельгадо - посвежевшая, стройная, гибкая, облаченная в бордовые брюки и джемпер. Я обнаружил, что ностальгические воспоминания быстро блекнут и ускользают прочь.
- Саквояж у портье, рядышком с твоим, - сообщила Дана, присаживаясь напротив. Как и приличествует истинному джентльмену, я потрудился встать и самолично придвинуть ей стул.
- Здесь уютно, да? - спросил я, глядя женщине прямо в глаза.
Удивленно подметил: Дана зарделась подобно юной девушке, опустила взор. Точно услыхала нечто слишком уж интимное.
Она облизнула губы.
- Мэтт...
- Слушаю, сударыня.
- Пожалуйста... Не будем... Давай не будем придавать этому особого значения.
С полминуты я внимательно изучал новую любовницу.
- Разумеется. Ибо с твоей стороны приключился чистейший акт милосердия, верно? Мои железы внутренней секреции взбунтовались, и ты любезно пришла им на помощь. Ублажила страждущих, так сказать, и голодающих... Благодарю.
- Не за что, - промолвила Дана тихо. - Я очень рада, что твои железы угомонились... Помолчала, и торопливо продолжила:
- Погода в высшей степени летная, ура. Правда, полдень еще не близко, всякая перемена стрястись может, но все-таки... Да и на островах неизвестно еще чего ждать. Если справочникам верить, вечного солнца там не замечается. Однажды, когда я была в Санто-Доминго, целый месяц лило как из ведра. Без перерыва!
- Уместно ли полюбопытствовать, что ты позабыла в Санто-Доминго?
Дана качнула головой.
- Нет.
- Сдается мне, голубушка, ты не только по компьютерной части подвизаешься. Дана пожала плечами.
- Я не обученный, закаленный агент... Ведь подразумеваешь ты именно это? Повторяю: мы не коллеги. Я действительно с трудом отличу, как ты выразился, гашетку от затвора. И за мною предстоит присматривать по приземлении, держать за руку, опекать.
Я прищурился.
- Былая оценка, Дана, претерпевает небольшие изменения... Впрочем, держать тебя за руку и опекать - огромное удовольствие. А кстати, не желаешь ли исправить допущенную несправедливость?
- Не понимаю?
- Отряжая тебя сюда, работать со мною на пару, Мак, несомненно, поведал об Эрике столько, сколько счел необходимым для общественного потребления. Однако Эрику о тебе не сказал ни гу-гу...
- Нечего особенно рассказывать, - вздохнула Дана. - Родилась на островах, которые отлично знаю, потому что выросла там; знакома со многими интересными, а, главное, полезными людьми. Обучена кой-каким незаменимым вещам: обращению с компьютером, например... Когда потребовался профессионал, способный сопоставлять данные касаемо террористических групп, выбор Мака немедленно пал на меня.
- Понимаю, но как ты вообще устроилась на работу в наш сумасшедший дом? Или тебя приглашали особо? Видишь ли, население вообще не подозревает о том, что мы существуем.
Дана ответила невозмутимой улыбкой.
- Устроилась... А как - тебя не касается. Никто, между прочим, не сообщал, откуда взялся в организации ты сам. И я не задаю праздных вопросов.
Я осклабился:
- Мне просто повезло, вот и все.
- Прекрасно. И давай на этом окончим экскурсы в прошлое, согласен?
- Разумеется.
Наши британские друзья в подобных случаях говорят: фи, какая невоспитанность! Расспрашивать напарника о его происхождении, служебной карьере, намерениях... Фи, мистер Хелм!
Приближался официант с огромным подносом. Я посмотрел на циферблат наручных часов. Скривился.
- Наконец-то! Глотать придется по-волчьи, дорогая моя, иначе пропустим дилижанс... Он, того и гляди, появится у парадного подъезда... Ненавижу ездить голым! Даже улицу голым пересекать не люблю.
- Голым?!
- Безоружным, сиречь. Прихожу в уныние, лишившись верного тридцативосьмикалиберного приятеля - пускай на краткое время. Будем надеяться, наш Модесто, каким бы ни был скромником, не растяпа. И не допустит, чтобы в нас принялись палить прежде, нежели вручит приспособления, пригодные для самозащиты.
С легкой укоризной Дана произнесла:
- Я знаю человека по кличке Модесто. Чрезвычайно дельная, надежная личность. Уверена: с нами ничего не случится.
- Так полагаться, - ответил я, - можно лишь на Творца Всемогущего. Утверждать, будто Господь Бог благосклонен к субъектам, промышляющим истребительской профессией, не берусь. Но все едино, уповаю на Него. Ибо противник еще хуже нас, голубушка...
Траск точно в воду глядел, попросив дать шоферу запас времени. Пришлось буквально проехать сквозь строй дорожных рабочих, копошившихся на шоссе, которое вело к аэропорту Кеннеди, перекапывавших его там и сям, взламывавших асфальт без малейшего снисхождения к торопящимся автомобилям.
В аэропорту, как и обычно, царили бедлам и кромешный хаос. Зарегистрировав и сдав багаж, получив посадочные свидетельства, мы стали слоняться по зданию: предстояло убить без малого час. Невзирая на путевые задержки, шофер доставил пассажиров чок-в-чок.
Я купил в ларьке два охотничье-рыболовных журнала. Дана, более умная и переборчивая, приобрела "Ньюсуик" и толстую газету правого толка. Чем правые лучше левых, сказать не могу, хоть застрелите - и все же нынче все, кроме меня, понемногу делаются терпимы к фашизму. Должно быть, потому, что коммунизм обнаглел и распоясался окончательно. Только, простите за избитую шутку, люди, пытающиеся приструнить красных при помощи коричневых, очень похожи на господина, беззаботно плескавшегося в дельте Нила. "Вы не боитесь крокодилов?" - спросили его. "Нет, - улыбнулся купальщик, - они здесь не водятся: боятся акул..."
Не могу не воздать должного Маку: старик, не колеблясь, высылает истребителей как против густопсового комми, так и против бесноватого наци.
Проводив Дану до стойки бара, я осушил новую чашку черного кофе. Спутница выпила две и уписала клейкую булочку, отчего-то числившуюся в меню сдобной.
Восседая, прихлебывая и жуя, мы старались болтать елико возможно живей и непринужденней.
- Послушай, - сказала Дана, - отчего бы не соскочить с этих дурацких насестов, не пристроиться в креслах возле входа и не почитать в свое удовольствие, пока подадут самолет?
- Смолкни, - заговорщическим тоном ответил я. - Спугиваешь мое шестое чувство...
- Что?
- Шестое чувство прорезалось. Нами кто-то интересуется, и весьма.
Я поймал краешком глаза необычное движение, не присущее обычному ритму, в котором снует ожидающая посадки на борт аэродромная толпа... Кто-то движется по пятам. И не в одиночку, заметь.
- Уверен?
- Проведя на оперативной работе несколько лет, начинаешь просто чувствовать присутствие противника. Даже ничего определенного не видя и не слыша. Здесь же, повторяю, глаз уловил некую странность. Лица вот распознать не могу...
И тут же распознал.
Он двигался в толпе шаркающим, усталым шагом; пробирался, минуя пассажиров, медленно и осторожно, как оно и приличествует согбенному годами старцу. Он опирался на узловатую лакированную палку. И нес черный, потертый, вышедший из моды чемодан. Палка тоже вышла из моды, нынешние седовласые мужи предпочитают легкую трость - и я готов был побиться об заклад: пара футов отточенной стали, спрятанной внутри, на экранах аэродромных детекторов не обнаружится.
Во всяком случае, он произвел на меня встарь впечатление человека, любящего эдакие игрушки: палка с пристроенным внутри стилетом. Едва ли профессионал такого пошиба удовольствовался бы простой, лишенной всяких дополнительных приспособлений дубиной.
А лицо изменилось. И очень изрядно. Его избороздили морщины, щеки ввалились, глаза запали. Тело, подобно лицу, казалось высохшим. Бультман очень смахивал на ракового больного, хотя навряд ли страдал от рака. Частично его новая внешность могла быть результатом гримерских усилий и ухищрений; однако мы заподозрили, что немец не вполне здоров, когда после приключений в Коста-Верде и Чикаго Бультман внезапно вышел в чистую отставку и прекратил беспокоить латиноамериканских диктаторов.
Герман Генрих Бультман, известный как Фриц, - один из лучших убийц, каких вообще возможно было нанять за деньги. Человек, намеревавшийся перекроить политическую карту Карибского моря, ибо неизвестный мне ублюдок изрешетил из автомата его старую овчарку, названную в честь Марлен Дитрих...
Останавливать Бультмана я вовсе не собирался. И отверг эту работу сразу же. По моему разумению, немец мог уничтожать суверенное государство Гобернадор любыми способами, лишь бы не препятствовал искоренению Карибского Освободительного Легиона, известного также как КОЛ. Мы с Маком условились: я нападу на фрица, только если Фриц набросится на меня.
Увы, Фриц тащился по аэропорту.
Дана попыталась было заговорить, я слегка покачал головой:
- Приканчивай кофе и веди себя непринужденно, понимаешь? Забирай сумочку, сворачивай журналы, суй под мышку. Теперь отправляемся к пропускному пункту и не забываем весело болтать.
Отставив чашку. Дана соскользнула с высокого круглого сиденья.
- Кто? - спросила она еле слышно.
- Старик с палкой.
Дана расхохоталась, причем неподдельно:
- Быть не может!
- Может, не изволь сомневаться. И не суди опрометчиво, ибо внешность сплошь и рядом обманывает. Более опасного субъекта не сыщется от Аргентины до Канады. Конечно, за вычетом меня, - ухмыльнулся я.
- Скромность - великое достоинство, - сказала Дана. - И организация буквально кишит смиренными скромниками. Столько застенчивых, не склонных к похвальбе джентльменов!.. Но послушай, он и впрямь не кажется сверхбандитом.
- Во-первых, грим; во-вторых, притворство; а в-третьих, готовя банду обученных головорезов-коммандос, Бультман едва ли может быть столь немощным, сколь выглядит. Впрочем, во время покушения на Кастро немец был серьезно ранен, и не только в ногу. Между прочим, у него протез. Думаю, старые увечья сказываются... Ха-ха-ха!.. Это я разыгрываю роль, а не над Бультманом потешаюсь... Идем.
Дана расхохоталась в свой черед, словно шутку выслушала уморительную.
- Бультман, - промолвила она задумчиво. - Герман Бультман, верно? Помню. Имечко не раз и не два появлялось на экране монитора в связи с военной дребеденью в Монтего, к которым прикладывает лапу Карибский Освободительный Легион. В общем и целом, КОЛ поставил немцу девяносто три бойца... Ха-ха-ха! Ой, не могу!.. Теперь ты смейся, твой черед...
- Хи-хи-хи, - ответил я и тот же час рассмеялся погромче. - Только почему дребеденью?
- Как же еще эту игру в солдатики звать прикажешь?
- Значит, с твоей точки зрения, затея Бультмана провалится?
- С треском, - ответила Дана. - Да что же ты, никаких документов и отчетов не изучал? Ни одного донесения не брал в руки? У твоего приятеля Фрица всего несколько сот бойцов. Согласна, это фанатики, готовые умереть, но не сдаться. Признаю: Бультман обучит их на славу. Но президент Гобернадора, этот ненавистный Легиону прислужник американского империализма, располагает национальной гвардией, насчитывающей несколько тысяч регулярных солдат. Они тоже подготовлены совсем неплохо, и вооружены, благодаря любезностям Дяди Сэма, на славу! А вдобавок, по нынешним бесшабашным временам, если президенту и впрямь придется туго, Америка вышлет на подмогу полк морских пехотинцев, ибо Вашингтон считает Исла-дель-Сур важнейшим стратегическим объектом.
Я кивнул. Дана перевела дыхание. Скривилась:
- Принято полагать: геройские сердца патриотов, сражающихся за свободу отечества - пускай за то, что они сами зовут свободой, - придадут борцам доблести, окрылят, дозволят пройти невредимыми сквозь огонь и пули... А народ, естественно, подымется и приложит руку, способствуя свержению ненавистного режима... Но, во-первых, кто сказал, будто народ Гобернадора хочет жить в таком же аду, как бедняги-кубинцы; а во-вторых, коль скоро упомянули Кубу, давай припомним, чем окончилась высадка десанта в Заливе Свиней. ЦРУ тоже надеялось - и с гораздо большими основаниями, кстати, - что вкусивший большевизма народ подымется и ударит по кровопийцам. Только народ присмирел после зверских репрессий и даже помыслить о подобном боялся.
Я снова кивнул, принимаясь лихорадочно рассуждать.
- Если у Бультмана, - произнесла Дана с расстановкой, - не припасено в рукаве пятого туза, не припрятано секретного оружия, о котором никто не подозревает, - песенка его молодцев спета. Поведет полтысячи смелых людей - храбрость присуща даже ублюдкам из КОЛа - на верную смерть.
Я прекратил раздумья. Слова Даны заставляли посмотреть на положение дел под совершенно другим углом, но сейчас надлежало сосредоточиться на вопросах куда более насущных.
- Минуем идиотские детекторы, - уведомил я. - Подтянитесь, о ваша блистательность, выше голову! Начинаются вопли по поводу связки автомобильных ключей и стальной пряжки на поясе...
- Значит, не покупай автомобилей и не таскай ковбойских ремней.
Ремень и впрямь довелось выдернуть. Сызнова пропуская кожаную полосу сквозь брючные петли, я посторонился, давая пройти веренице других пассажиров.
- Наш персональный конвоир, - шепнул я Дане: - Длинноволосый мерзавец в джинсах и рваной спортивной майке.
- Но который именно? Описание подходит к половине сборища.
- Высокий скот, с немытой светлой гривой; через одну руку переброшена свернутая джинсовая куртка; в другой руке - большой бумажный кулек: вполне способен вместить автомат УЗИ и пару запасных магазинов. По поводу таких безделиц детекторы не всполошатся. Это вам не пряжка!
Я, пожалуй, оклеветал аэродромное оборудование. Детекторы были дьявольски чувствительны, и я поежился, подвергаясь повторной проверке. Теперь уже было бы не на что ссылаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27