https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Jika/
).
. Ты же купишь мне что-нибудь новое, когда мы доберемся до города, nicht wahr? Верно (нем.).
- Si, si, - ответил я, показывая, что также владею иностранными языками. - Ванная - за третьим кедром к западу, и пошевелись: яичница почти готова.Покуда Тина отсутствовала, я расстелил на земле армейское одеяло, вывалил завтрак на тарелки, налил кофе. Она вернулась причесанная, в подтянутых чулках, напомаженная! - но и теперь не выглядела самой элегантной женщиной на свете, даже со скидкой на пять часов утра. Женские журналы, которые выписывает Бет, отвергли бы ее с ужасом и брезгливостью. Ни свежести, ни благоуханной изысканности, ни безукоризненности - безусловно, стоявшая передо мной замызганная бедняжка не смогла бы привлечь ни одного мужчины.Иногда просто диву даешься, откуда издательницы выуживают сведения о мужской психологии. Скажите, джентльмены, да неужто вы приходите в неистовство при виде благовоспитанной дамы, похожей на ангела я пахнущей, как роза? Речь не о любви, не о нежности; желаете опекать и лелеять - великолепно; возможно, об этом и стрекочут издательские сороки; но ежели вас обуревают страсти, вы хотите встретить себе подобное человеческое существо, низменное и неблаговонное, - а вовсе не видение, посланное небесами.Она уселась рядом. Я протянул ей тарелку, поставил чашки на ровное место неподалеку, прочистил горло и сказал:- Мы дьявольски наследили в холмах возле Санта-Фе; впрочем, если кто-нибудь и осведомлен настолько, чтобы разыскивать следы и добираться по ним до шахты, то он ухе осведомлен всецело. Хочешь, плесну виски в кофе?- Зачем?- Говорят, хорошо прогоняет озноб, а также смягчает представительниц противоположного пола, если вынашиваешь непристойный замысел.- Ты вынашиваешь непристойный замысел, cheri?- А как же, - ответил я. - Постараюсь изменить жене, и как можно скорее. Это стало неотвратимым с твоим появлением накануне. Место хорошее, тихое. Давай приступим немедленно. Тогда я успокоюсь и не будет нужды бороться с голосом совести.Тина улыбнулась:- Ты не слишком-то и борешься, дорогой. Я развел руками:- Совесть ослабла и охрипла. Тина засмеялась.- Ты бесцеремонен, а я голодна. Прежде чем обесчестить, дай позавтракать. Наливай виски в кофе.Я наливал, она следила. Потом сказала:- Твоя жена очень хорошенькая.- И хорошая, - добавил я. - И заслуживает большой любви - там, в другой жизни; а теперь - заткнемся о жене. Внизу, в долине, - река Пекос. Ее не видать, но поверь на слово.- Постараюсь.- Местечко историческое, - сказал я. - Были времена, когда "к западу от Пекоса" означало - у черта на сковородке. Чарльз Гуднайт и Оливер Лавинг наткнулись на засаду индейцев - должно быть, команчей, - недалеко отсюда. Ребята гнали на север стадо техасского скота. Лавингу прострелили руку. Гуднайт ускользнул и вернулся с подмогой, но рана Лавинга начала гноиться, и он умер от заражения крови. Команчи были великими наездниками, прекрасными бойцами, непревзойденными лучниками. Я стараюсь о них не писать.- Почему, liebchen?- Они были великим народом воинов. Не могу ненавидеть их и выставлять мерзавцами, а от книжек про благородных индейцев блевать хочется - даже от собственных. Литературным целям гораздо лучше служат апачи. Они тоже были великим народом - на свой манер: удирали и гоняли американскую армию по кругу хрен знает сколько времени. А вот приятных черт характера у апачей сыщется немного. Насколько можно разуметь по сохранившимся свидетельствам, величайший ворюга и лжец почитался у них самым уважаемым. Отвага, полагали они, - свойство дураков. О да, апач умел погибнуть храбро - ежели выхода не оставалось, но это ложилось пятном на его репутацию: почему не смог извернуться и удрать? Чувство юмора у них тоже было своеобразным. Обожали, например, налететь на одинокое ранчо, сожрать всех мулов - пристрастие, понимаешь, имели к их мясу, - и оставить обитателей в уморительно веселом состоянии. Брали одного из пленников, скальпировали на совесть, отрубали уши, нос, вырывали глаза и язык, отрезали груди, если это была женщина, причиндалы - если мужчина, перебивали голени. Затем апачи старой закалки - сейчас они стали почтенными и цивилизованными - надрывали животы от гогота, глядя, как хрипящий, окровавленный обрубок ворочается в пыли. А потом скакали прочь, и первый же достаточно милосердный белый человек пристреливал беднягу, если не боялся взять грех на душу. И это не было ритуалом, общепринятым испытанием стойкости, как пытки у других племен. Просто ватага парней не могла отказать себе в маленькой невинной радости. Да, апачи были славным народом, безо всяких предрассудков. Из-за них Аризона и Нью-Мексико пустовали десятилетиями. Об апачах можно писать занятные романы. Как бы я заработал на кусок хлеба, если бы не апачи? Я потянулся к пустой Тининой тарелке:- Хочешь добавки?Она с улыбкой помотала головой:- Ты портишь людям аппетит, Эрик. И весьма оригинально создаешь любовную атмосферу всеми этими рассказами о вырванных глазах и отрезанных грудях.- Просто болтаю. Хвастаю обилием специальных знаний. Нужно же о чем-то говорить, пока женщина питается. Лучше об апачах, чем о жене и детях, как ты.- Сам же и начал.- Да, - сказал я, - чтобы прояснить положение;но отбивать мяч было вовсе ни к чему... Какого черта?Тина вздрогнула. Она лежала, опершись на рюкзак, платье ее задралось; Тина рассеянно колупала чулок острым ногтем, разглядывала бегущую из-под ногтя стрелку, вытягивала нить - стрелка спускалась вниз, через колено, по голени, чтобы исчезнуть в туфле. Чулкам уже так и так нельзя было помочь, но подобные действия выглядели почти неприлично.- Какого черта? Тина пожала плечами:- Приятно... Щекочет приятно. Какая разница? Чулкам все равно конец. Эрик?- Да.- Ты всегда меня любил. - Лет десять и не вспоминал о тебе, дорогая. Она улыбнулась.- Я не о том. Любить можно и не вспоминая. И тут, хотя утро было прохладным, она сняла глянцевый мех и осторожно сложила его на дальнем углу одеяла. Повернулась ко мне, стоя в изорванном платье без рукавов. При таком холоде, с обнаженными руками она казалась совсем беззащитной: хотелось обнять ее и согреть. Губы Тины приоткрылись, а полузакрытые глаза казались сонными и ясными - если подобное сочетание мыслимо. Все было понятно. Она отложила единственную вещь, которую хотела сохранить. С остальным, уже погубленным, дозволялось не церемониться.Я и не церемонился. Глава 16 Я купил пару джинсов двадцать четвертого размера, хлопковую рубашку - четырнадцатого; белые спортивные носки, номер восемь, синие кеды - семь с половиной: Золушкой Тина вряд ли выглядела. Купил коробку двадцатидвухкалиберных патронов "Лонг Райфл" и бутылку "бурбона". Мы ехали в Техас: можете не верить, но этот мужественный, задиристый штат, по сути, провозгласил сухой закон. Баров нет, а в ресторанах подают лишь вино и пиво. Техас, черт бы его побрал!Городок был невелик, все продавалось в одном старом и темном универсальном магазине, именуемом в этих краях лавкой, - все, кроме виски, за которым пришлось прогуляться в маленькую опрятную аптеку напротив. Выйдя из нее и направляясь к "шевроле", я остановился, пропуская ехавший мимо джип. Это была недавно разрекламированная модель, зеленая с белым. Зачем понадобилось расписывать скромный джип в два цвета, не могу сказать. Все равно, что повязывать розовый бантик на хвост рабочему ослу.Впереди восседали двое. Один, постарше, усатый, - за рулем. Рядом располагался молодой парень в черной шляпе с плоской тульей и задранными с обеих сторон полями - фу ты ну ты! Ног, разумеется, не было видно, и тем не менее, пари держу, каблуки у парня были двухдюймовые, под стать шляпе. Черная кожаная куртка великолепно дополняла ансамбль.Итак, я пропустил неуклюжую машину. Затем пересек улицу, сел за руль и выехал из города, направляясь на юг. Время подбиралось к полудню. Рекордных расстояний сегодня уже не покрыть, мы потеряли целое утро - если, конечно, потеряли. Но определенной цели у нас не было, а коль и была, то я об этом ничего не знал и решил поэтому, за неимением лучшего маршрута, держаться однажды избранной дороги по долине Пекоса.День выдался ясным: небо ярко голубело, желто-коричневая страна простиралась вокруг, а вдали розовели горы - Сакраментос или Гвадалупес; чернела дорога, уже не запруженная стадами техасских и калифорнийских колымаг, оскверняющих в разгар летнего сезона новомексиканские магистрали. Техасцы едут, словно купили нашу землю, калифорнийцы - будто вознамерились улечься в нее, прихватив для компании несколько местных ротозеев. Но и те, и другие сейчас погрузились в зимнюю спячку; я спокойно делал шестьдесят миль в час и ухмыльнулся, поравнявшись с крохотным британским автомобилем с пришлепнутым на заднее стекло плакатиком: НЕ СИГНАЛЬТЕ, И ТАК НАЖИМАЮ НА ПЕДАЛИ ВОВСЮ.Я обогнал малыша, прибавил скорости и довольно быстро достиг сухого русла, пересекавшего шоссе. Вдоль русла тянулся проселок, точнее, две колеи; он уходил вверх по течению, - когда здесь бежала вода. Я свернул и несколько сотен ярдов молотил машину на ухабах, пока изгиб русла не прикрыл нас кустарником, впрочем, довольно редким. Поблизости не было ничего примечательного, только паслось несколько герфордских быков, а они совершенно безобидны.Я вышел и многозначительно удалился в кусты, следя из-под веток за эволюциями на шоссе. Импортный жучок прожужжал мимо. Затем промчался бело-зеленый джип, содержавший только усатого субъекта. Субъект повернул голову, тут же осекся, однако прекрасно успел, как и требовалось, заметить нас. Пускай не думает, будто мы прячемся.Я вернулся к пикапу, вынул из кармана револьвер Эрреры и затолкал его под спинку сиденья. Я собирался купить зарядов и для него, пострелять, посмотреть, на что пригодна эта вещица, - но раздумал. Хвастать вторым стволом не следовало. Удобно припрятанное оружие может иногда прийтись весьма кстати.Обойдя машину, я открыл заднюю дверь. Тина устроила себе гнездышко из рюкзаков и постели, уютно улеглась, одетая только в старую рубашку цвета хаки да черную комбинацию, вышедшую из любовной схватки с легкими неопасными повреждениями.- В хорошеньком краю живете, слеп! То коченеешь, то жаришься, как в духовке. Принес мне что-нибудь натянуть?Я бросил ей завернутый в бумагу пакет. Глядя на Тину, я ощущал некоторое стеснение в горле, относившееся, по-видимому, к любви - то ли возвышенной, то ли плотской.- Пойду вверх по руслу и выпущу несколько пуль - чтобы набить руку. Оденешься - приходи, только не спеши. Будь умницей и разгуливай спокойно. Мы обнаружены; весьма вероятно, за нами следят - хотя бы вон с того гребня, что по правую руку.Глаза Тины слегка расширились. Она вынула изо рта сигарету и швырнула прямо в открытую дверь.- Ты уверен?Я повернулся и растер дымящийся окурок носком ботинка. Это уже становится привычкой, особенно в засушливое время, даже если ты в чертовой пустыне, где загореться нечему.- Последние пятьдесят миль за нами следовал великовозрастный хулиган в расфуфыренном "плимуте" с акульими плавниками. Черная шляпа и бачки. В городе он прокатил мимо на джипе, за рулем сидел уже кто-то иной. Теперь "плимут" отстал, а джип висит на хвосте. Думаю, что скоро и он отвалит, а мы увидим кого-нибудь еще в чем-нибудь еще - например, в пикапе, для разнообразия, а потом вернется приятель в черной шляпе и "плимуте".Я протянул руку и потрепал Тину по тонкой, изящной щиколотке, по которой стоило потрепать.- Веди себя непринужденно. Расчесывай волосы, клади на губы помаду - так, чтобы видно было, чем занимаешься. Потом иди ко мне.- Но, Эрик...- Облачайся, голубка, болтать будем потом. Если они смотрят в бинокль, то могут заподозрить, будто мы держим военный совет. Я чуть не треснулся лбом об этот джип еще в городе, и они, должно быть, ума не приложат: случайно или намеренно.Я хотел опустить дверь фургона. Тина сказала:- Хорошо, только, пожалуйста, не закрывай - на стоянке задохнуться можно.Пожав плечами, я отправился в кабину за пистолетом. Вверх по течению сыскалось место, где берег подымался достаточно высоко и круто, чтобы остановить пулю, не давая ей срикошетить и сокращать поголовье местного скота. Однако не настолько высоко, чтобы спрятать меня от возможных заинтересованных наблюдателей. Я водрузил перед собой жестянку, отошел ярдов на двадцать, вынул "вудсмэн" и расстрелял обойму, попав семь раз из девяти. Первую пулю получила ранее Барбара Эррера... Я перезарядил и прицелился вновь: на сей раз лишь одна из пуль ушла в сторону. Я снова наполнял обойму, когда подошла Тина со свертком под мышкой.Рекламную девицу в джинсах она напоминала весьма отдаленно. Грудь и филейная часть не грозили разорвать материю; по меркам нынешней молодежи Тина считалась просто доской. Короткие черные волосы делали ее похожей на мальчика.- Впору? - спросил я.- Рубашка чуть великовата. А куда девать это? Она показала сверток с остатками вечернего наряда.- Бросай в кусты, - сказал я и осклабился. - Нашим приятелям будет, что исследовать.Сверток улетел. Я протянул Тине пистолет:- Возьми. Стреляй не спеша и не обращай на меня явного внимания. - Я уселся на валун и принялся наблюдать. Тина осмотрела пистолет, сняла предохранитель большим пальцем и выстрелила. - Бери выше на два дюйма, - сказал я. - Не на шесть часов наводи, а прямо в центр... Тебе, конечно, следует доложить, что появился хвост, но час или два роли не сыграют. Если бы мы въехали в город, напялили на тебя джинсы и ринулись к ближайшему телефону, приятели поняли бы, что испеклись. Будем делать вид, что бродим по свету и чихаем на все вокруг: пускай действуют не торопясь - и здесь, и в Санта-Фе.Тина выстрелила и попала.- Это часом не полиция?- Маловероятно, Зачем полиции выдерживать нас в холодильнике? Фараоны просто набросились бы, ухватили и проводили в тюрьму. Наверняка - шайка Эрреры. Девочка условилась о встрече прошлой ночью, не пришла, и парни завертели колесами.- Да, пожалуй, верно. А как же нас обнаружили? Дождавшись выстрела, я ответил:- Сам разболтал.Тина удивленно обернулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
. Ты же купишь мне что-нибудь новое, когда мы доберемся до города, nicht wahr? Верно (нем.).
- Si, si, - ответил я, показывая, что также владею иностранными языками. - Ванная - за третьим кедром к западу, и пошевелись: яичница почти готова.Покуда Тина отсутствовала, я расстелил на земле армейское одеяло, вывалил завтрак на тарелки, налил кофе. Она вернулась причесанная, в подтянутых чулках, напомаженная! - но и теперь не выглядела самой элегантной женщиной на свете, даже со скидкой на пять часов утра. Женские журналы, которые выписывает Бет, отвергли бы ее с ужасом и брезгливостью. Ни свежести, ни благоуханной изысканности, ни безукоризненности - безусловно, стоявшая передо мной замызганная бедняжка не смогла бы привлечь ни одного мужчины.Иногда просто диву даешься, откуда издательницы выуживают сведения о мужской психологии. Скажите, джентльмены, да неужто вы приходите в неистовство при виде благовоспитанной дамы, похожей на ангела я пахнущей, как роза? Речь не о любви, не о нежности; желаете опекать и лелеять - великолепно; возможно, об этом и стрекочут издательские сороки; но ежели вас обуревают страсти, вы хотите встретить себе подобное человеческое существо, низменное и неблаговонное, - а вовсе не видение, посланное небесами.Она уселась рядом. Я протянул ей тарелку, поставил чашки на ровное место неподалеку, прочистил горло и сказал:- Мы дьявольски наследили в холмах возле Санта-Фе; впрочем, если кто-нибудь и осведомлен настолько, чтобы разыскивать следы и добираться по ним до шахты, то он ухе осведомлен всецело. Хочешь, плесну виски в кофе?- Зачем?- Говорят, хорошо прогоняет озноб, а также смягчает представительниц противоположного пола, если вынашиваешь непристойный замысел.- Ты вынашиваешь непристойный замысел, cheri?- А как же, - ответил я. - Постараюсь изменить жене, и как можно скорее. Это стало неотвратимым с твоим появлением накануне. Место хорошее, тихое. Давай приступим немедленно. Тогда я успокоюсь и не будет нужды бороться с голосом совести.Тина улыбнулась:- Ты не слишком-то и борешься, дорогой. Я развел руками:- Совесть ослабла и охрипла. Тина засмеялась.- Ты бесцеремонен, а я голодна. Прежде чем обесчестить, дай позавтракать. Наливай виски в кофе.Я наливал, она следила. Потом сказала:- Твоя жена очень хорошенькая.- И хорошая, - добавил я. - И заслуживает большой любви - там, в другой жизни; а теперь - заткнемся о жене. Внизу, в долине, - река Пекос. Ее не видать, но поверь на слово.- Постараюсь.- Местечко историческое, - сказал я. - Были времена, когда "к западу от Пекоса" означало - у черта на сковородке. Чарльз Гуднайт и Оливер Лавинг наткнулись на засаду индейцев - должно быть, команчей, - недалеко отсюда. Ребята гнали на север стадо техасского скота. Лавингу прострелили руку. Гуднайт ускользнул и вернулся с подмогой, но рана Лавинга начала гноиться, и он умер от заражения крови. Команчи были великими наездниками, прекрасными бойцами, непревзойденными лучниками. Я стараюсь о них не писать.- Почему, liebchen?- Они были великим народом воинов. Не могу ненавидеть их и выставлять мерзавцами, а от книжек про благородных индейцев блевать хочется - даже от собственных. Литературным целям гораздо лучше служат апачи. Они тоже были великим народом - на свой манер: удирали и гоняли американскую армию по кругу хрен знает сколько времени. А вот приятных черт характера у апачей сыщется немного. Насколько можно разуметь по сохранившимся свидетельствам, величайший ворюга и лжец почитался у них самым уважаемым. Отвага, полагали они, - свойство дураков. О да, апач умел погибнуть храбро - ежели выхода не оставалось, но это ложилось пятном на его репутацию: почему не смог извернуться и удрать? Чувство юмора у них тоже было своеобразным. Обожали, например, налететь на одинокое ранчо, сожрать всех мулов - пристрастие, понимаешь, имели к их мясу, - и оставить обитателей в уморительно веселом состоянии. Брали одного из пленников, скальпировали на совесть, отрубали уши, нос, вырывали глаза и язык, отрезали груди, если это была женщина, причиндалы - если мужчина, перебивали голени. Затем апачи старой закалки - сейчас они стали почтенными и цивилизованными - надрывали животы от гогота, глядя, как хрипящий, окровавленный обрубок ворочается в пыли. А потом скакали прочь, и первый же достаточно милосердный белый человек пристреливал беднягу, если не боялся взять грех на душу. И это не было ритуалом, общепринятым испытанием стойкости, как пытки у других племен. Просто ватага парней не могла отказать себе в маленькой невинной радости. Да, апачи были славным народом, безо всяких предрассудков. Из-за них Аризона и Нью-Мексико пустовали десятилетиями. Об апачах можно писать занятные романы. Как бы я заработал на кусок хлеба, если бы не апачи? Я потянулся к пустой Тининой тарелке:- Хочешь добавки?Она с улыбкой помотала головой:- Ты портишь людям аппетит, Эрик. И весьма оригинально создаешь любовную атмосферу всеми этими рассказами о вырванных глазах и отрезанных грудях.- Просто болтаю. Хвастаю обилием специальных знаний. Нужно же о чем-то говорить, пока женщина питается. Лучше об апачах, чем о жене и детях, как ты.- Сам же и начал.- Да, - сказал я, - чтобы прояснить положение;но отбивать мяч было вовсе ни к чему... Какого черта?Тина вздрогнула. Она лежала, опершись на рюкзак, платье ее задралось; Тина рассеянно колупала чулок острым ногтем, разглядывала бегущую из-под ногтя стрелку, вытягивала нить - стрелка спускалась вниз, через колено, по голени, чтобы исчезнуть в туфле. Чулкам уже так и так нельзя было помочь, но подобные действия выглядели почти неприлично.- Какого черта? Тина пожала плечами:- Приятно... Щекочет приятно. Какая разница? Чулкам все равно конец. Эрик?- Да.- Ты всегда меня любил. - Лет десять и не вспоминал о тебе, дорогая. Она улыбнулась.- Я не о том. Любить можно и не вспоминая. И тут, хотя утро было прохладным, она сняла глянцевый мех и осторожно сложила его на дальнем углу одеяла. Повернулась ко мне, стоя в изорванном платье без рукавов. При таком холоде, с обнаженными руками она казалась совсем беззащитной: хотелось обнять ее и согреть. Губы Тины приоткрылись, а полузакрытые глаза казались сонными и ясными - если подобное сочетание мыслимо. Все было понятно. Она отложила единственную вещь, которую хотела сохранить. С остальным, уже погубленным, дозволялось не церемониться.Я и не церемонился. Глава 16 Я купил пару джинсов двадцать четвертого размера, хлопковую рубашку - четырнадцатого; белые спортивные носки, номер восемь, синие кеды - семь с половиной: Золушкой Тина вряд ли выглядела. Купил коробку двадцатидвухкалиберных патронов "Лонг Райфл" и бутылку "бурбона". Мы ехали в Техас: можете не верить, но этот мужественный, задиристый штат, по сути, провозгласил сухой закон. Баров нет, а в ресторанах подают лишь вино и пиво. Техас, черт бы его побрал!Городок был невелик, все продавалось в одном старом и темном универсальном магазине, именуемом в этих краях лавкой, - все, кроме виски, за которым пришлось прогуляться в маленькую опрятную аптеку напротив. Выйдя из нее и направляясь к "шевроле", я остановился, пропуская ехавший мимо джип. Это была недавно разрекламированная модель, зеленая с белым. Зачем понадобилось расписывать скромный джип в два цвета, не могу сказать. Все равно, что повязывать розовый бантик на хвост рабочему ослу.Впереди восседали двое. Один, постарше, усатый, - за рулем. Рядом располагался молодой парень в черной шляпе с плоской тульей и задранными с обеих сторон полями - фу ты ну ты! Ног, разумеется, не было видно, и тем не менее, пари держу, каблуки у парня были двухдюймовые, под стать шляпе. Черная кожаная куртка великолепно дополняла ансамбль.Итак, я пропустил неуклюжую машину. Затем пересек улицу, сел за руль и выехал из города, направляясь на юг. Время подбиралось к полудню. Рекордных расстояний сегодня уже не покрыть, мы потеряли целое утро - если, конечно, потеряли. Но определенной цели у нас не было, а коль и была, то я об этом ничего не знал и решил поэтому, за неимением лучшего маршрута, держаться однажды избранной дороги по долине Пекоса.День выдался ясным: небо ярко голубело, желто-коричневая страна простиралась вокруг, а вдали розовели горы - Сакраментос или Гвадалупес; чернела дорога, уже не запруженная стадами техасских и калифорнийских колымаг, оскверняющих в разгар летнего сезона новомексиканские магистрали. Техасцы едут, словно купили нашу землю, калифорнийцы - будто вознамерились улечься в нее, прихватив для компании несколько местных ротозеев. Но и те, и другие сейчас погрузились в зимнюю спячку; я спокойно делал шестьдесят миль в час и ухмыльнулся, поравнявшись с крохотным британским автомобилем с пришлепнутым на заднее стекло плакатиком: НЕ СИГНАЛЬТЕ, И ТАК НАЖИМАЮ НА ПЕДАЛИ ВОВСЮ.Я обогнал малыша, прибавил скорости и довольно быстро достиг сухого русла, пересекавшего шоссе. Вдоль русла тянулся проселок, точнее, две колеи; он уходил вверх по течению, - когда здесь бежала вода. Я свернул и несколько сотен ярдов молотил машину на ухабах, пока изгиб русла не прикрыл нас кустарником, впрочем, довольно редким. Поблизости не было ничего примечательного, только паслось несколько герфордских быков, а они совершенно безобидны.Я вышел и многозначительно удалился в кусты, следя из-под веток за эволюциями на шоссе. Импортный жучок прожужжал мимо. Затем промчался бело-зеленый джип, содержавший только усатого субъекта. Субъект повернул голову, тут же осекся, однако прекрасно успел, как и требовалось, заметить нас. Пускай не думает, будто мы прячемся.Я вернулся к пикапу, вынул из кармана револьвер Эрреры и затолкал его под спинку сиденья. Я собирался купить зарядов и для него, пострелять, посмотреть, на что пригодна эта вещица, - но раздумал. Хвастать вторым стволом не следовало. Удобно припрятанное оружие может иногда прийтись весьма кстати.Обойдя машину, я открыл заднюю дверь. Тина устроила себе гнездышко из рюкзаков и постели, уютно улеглась, одетая только в старую рубашку цвета хаки да черную комбинацию, вышедшую из любовной схватки с легкими неопасными повреждениями.- В хорошеньком краю живете, слеп! То коченеешь, то жаришься, как в духовке. Принес мне что-нибудь натянуть?Я бросил ей завернутый в бумагу пакет. Глядя на Тину, я ощущал некоторое стеснение в горле, относившееся, по-видимому, к любви - то ли возвышенной, то ли плотской.- Пойду вверх по руслу и выпущу несколько пуль - чтобы набить руку. Оденешься - приходи, только не спеши. Будь умницей и разгуливай спокойно. Мы обнаружены; весьма вероятно, за нами следят - хотя бы вон с того гребня, что по правую руку.Глаза Тины слегка расширились. Она вынула изо рта сигарету и швырнула прямо в открытую дверь.- Ты уверен?Я повернулся и растер дымящийся окурок носком ботинка. Это уже становится привычкой, особенно в засушливое время, даже если ты в чертовой пустыне, где загореться нечему.- Последние пятьдесят миль за нами следовал великовозрастный хулиган в расфуфыренном "плимуте" с акульими плавниками. Черная шляпа и бачки. В городе он прокатил мимо на джипе, за рулем сидел уже кто-то иной. Теперь "плимут" отстал, а джип висит на хвосте. Думаю, что скоро и он отвалит, а мы увидим кого-нибудь еще в чем-нибудь еще - например, в пикапе, для разнообразия, а потом вернется приятель в черной шляпе и "плимуте".Я протянул руку и потрепал Тину по тонкой, изящной щиколотке, по которой стоило потрепать.- Веди себя непринужденно. Расчесывай волосы, клади на губы помаду - так, чтобы видно было, чем занимаешься. Потом иди ко мне.- Но, Эрик...- Облачайся, голубка, болтать будем потом. Если они смотрят в бинокль, то могут заподозрить, будто мы держим военный совет. Я чуть не треснулся лбом об этот джип еще в городе, и они, должно быть, ума не приложат: случайно или намеренно.Я хотел опустить дверь фургона. Тина сказала:- Хорошо, только, пожалуйста, не закрывай - на стоянке задохнуться можно.Пожав плечами, я отправился в кабину за пистолетом. Вверх по течению сыскалось место, где берег подымался достаточно высоко и круто, чтобы остановить пулю, не давая ей срикошетить и сокращать поголовье местного скота. Однако не настолько высоко, чтобы спрятать меня от возможных заинтересованных наблюдателей. Я водрузил перед собой жестянку, отошел ярдов на двадцать, вынул "вудсмэн" и расстрелял обойму, попав семь раз из девяти. Первую пулю получила ранее Барбара Эррера... Я перезарядил и прицелился вновь: на сей раз лишь одна из пуль ушла в сторону. Я снова наполнял обойму, когда подошла Тина со свертком под мышкой.Рекламную девицу в джинсах она напоминала весьма отдаленно. Грудь и филейная часть не грозили разорвать материю; по меркам нынешней молодежи Тина считалась просто доской. Короткие черные волосы делали ее похожей на мальчика.- Впору? - спросил я.- Рубашка чуть великовата. А куда девать это? Она показала сверток с остатками вечернего наряда.- Бросай в кусты, - сказал я и осклабился. - Нашим приятелям будет, что исследовать.Сверток улетел. Я протянул Тине пистолет:- Возьми. Стреляй не спеша и не обращай на меня явного внимания. - Я уселся на валун и принялся наблюдать. Тина осмотрела пистолет, сняла предохранитель большим пальцем и выстрелила. - Бери выше на два дюйма, - сказал я. - Не на шесть часов наводи, а прямо в центр... Тебе, конечно, следует доложить, что появился хвост, но час или два роли не сыграют. Если бы мы въехали в город, напялили на тебя джинсы и ринулись к ближайшему телефону, приятели поняли бы, что испеклись. Будем делать вид, что бродим по свету и чихаем на все вокруг: пускай действуют не торопясь - и здесь, и в Санта-Фе.Тина выстрелила и попала.- Это часом не полиция?- Маловероятно, Зачем полиции выдерживать нас в холодильнике? Фараоны просто набросились бы, ухватили и проводили в тюрьму. Наверняка - шайка Эрреры. Девочка условилась о встрече прошлой ночью, не пришла, и парни завертели колесами.- Да, пожалуй, верно. А как же нас обнаружили? Дождавшись выстрела, я ответил:- Сам разболтал.Тина удивленно обернулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18