– спросил Онгальд у гребца, встряхнув Рона, как котенка.– Пожалуй. Мы идем порожняком, не заходя в Элдарон.– А что так?– Да, должны были забрать группу Хесвальда, но у них какие – то проблемы. А где достанешь качественный товар за пол-дня? Есть, правда, немного камней, но они места не занимают. Как и янтарь. Так что, давайте сюда вашего удальца, и поплыли!В процессе разговора до Рона начало доходить, в какую переделку он влип. Не видать ему теперь Ротонны, как своих ушей! Он попытался лягаться, но получил от Онгальда затрещину, от которой зазвенело в ушах, и в результате прекратил сопротивление. Силы были слишком неравны.Спокойный по натуре, юный ротен не слишком убивался, лежа связанным на дне лодке. «Как-нибудь выкручусь» – решил он.Сейчас его больше интересовал желудок. * * * Желудок продолжал интересовать его в течении еще по крайней мере трех дней. Риндон, которого в наказание приставили к Рону, намучился, таская его из трюма к борту. Лишь к концу третьего дня Рон смог проглотить немного пищи, которая не пропала даром. В трюме он сидел в гордом одиночестве (днем). Рабов на судне не было ни для продажи, ни для работы. Гордые моряки-эдоры, в отличии от эдоров-торговцев, с брезгливостью относились к рабству и, в случае необходимости, садились за весла сами. Иногда Рона посещал Риндон. Он не злился на мальчика за его проделку, скорее она его забавляла.– На твоем месте я поступил бы точно также, – как-то признался он. Узнав возраст Рона – девять лет, Риндон заявил, что в стране, куда они плывут, рабом ему не бывать.– Ты моложе десяти, значит твен воспитают тебя как своего.– А кто они такие? – поинтересовался Рон. И Риндон рассказал ему о могучей стране Кэрол Тивендаль, лежащей на восточном материке. Он знал о ней не слишком много, так как в отличии от своих двух спутников вырос на Элдароне, но немного понимал твентри – язык Мэгиены и попытался обучить этому языку мальчика. Язык этот не походил ни на один, известный Рону. Он имел маленькое, очень маленькое сходство с эдорским, в основном, за счет словаря, но грамматика и большая часть слов были чужими.Так, довольно однообразно прошли три месяца. И вот, однажды вечером, Риндон влетел в трюм с криком:– Завтра утром прибываем!Его возбуждение напомнило Рону о том, что молодой эдор сам первый раз посещает Мэгиену.– Слушай, Риндон, ты говорил, что ни разу там не был! Значит, они тебя не знают? Как же тогда они доверили тебе разведку?– Ну, со мной были два опытных воина. Да и зачем мне предавать Элдарон?– Но Элдарон и Мэгиена – не одно и то же! Эдоры должны ненавидеть твен, ведь они лишили вас независимости. – задумчиво проговорил Рон.– Так-то оно так, только не совсем. Твен почти не вмешиваются в наши дела. Они только запретили доступ на остров чужакам. И не зря – сейчас почти никто на западе не знает про Мэгиену. Какое людям дело до слухов о восточном материке, которым пол-века? Да наши купцы на этом только выиграли – они монополизировали всю торговлю Мэгиены с западом. Кроме того, до союза с Кэрол Тивендалем у нас бывали холодные зимы и голодные весны, а теперь твен помогают нам. И любой эдор может выбирать – жить ли ему в Мэгиене, учиться и идти их путем или своим, у себя на родине. А если нам и поручают рискованные дела, то потом щедро их оплачивают. Но кое в чем ты, конечно, прав. Первое, да и второе поколение эдоров ненавидело жителей Мэгиены за этот вынужденный союз.– Но почему вы не сопротивлялись? Вы все кажетесь мужественными воинами!– Сражаться с Мэгиеной невозможно. Мы видели это на примере восточных островов. Они владеют колдовской силой. И не нашему пустынному острову противостоять Кэрол Тивендалю. Лучше лишиться независимости, чем потерять народ.– Ты хочешь сказать, что твен уничтожили бы всех? – Рон невольно побледнел.– Нет, зачем же. – Риндон невесело усмехнулся, и Рон понял, что следы былой неприязни еще остались. – Твен не убивают тех, кто не сопротивляется. Но они поглощают захваченную страну. Народа как такового не остается. Всех детей до десяти лет они воспитывают как своих, вдали от родителей, и те потом живут в глубине Мэгиены, а остальных превращают в рабов. Всех, без исключения.– Но разве дети не могут объединиться, когда вырастут?– За что?! На их родине давным-давно живут коренные граждане – те, у которых родители были гражданами Мэгиены. И их страна уже вовсе не та, какой они ее себе представляли. Она ничем, понимаешь ты, ничем не отличается от остальной Мэгиены! В юности они, конечно, могут ненавидеть, но ничего не могут поделать. А с возрастом проблема теряет остроту. Они уже связаны. Их прав ведь никто не ограничивал, они уже имеют работу, любимых, надежды, а как же иначе жить? И ради чего надо все это бросить? Нет, они ведут себя смирно. И детей воспитывают как честных граждан, чтобы не портить им жизнь бессильной злобой.– А как же культура? Не могут ли они поднять ее? Неужели это запрещено?– А культура вовсе и не гибнет. Твен умны, они перенимают все лучшее у завоеванных народов. Песни, картины, ремесла – все запоминается. Кроме того, любой из рабов, кто хоть что-то значит – на особом положении. И чем ценнее человек, тем лучше к нему относятся.– А простые рабы не могут взбунтоваться?– На это есть команы. Они вроде стражников в Трис-Броке, следят за порядком. Рабы рассредоточены, подавить бунт нетрудно. Кроме того, у простых своя надежда. Если раб женится или выйдет замуж за гражданина, его выпускают на свободу. Без всяких условий. А еще через десять лет примерной работы хозяин, если раб в частных руках, или чиновник вольны его отпустить. А хозяин даже раньше. Правда, раб должен принять заклятье лояльности, да и гражданства ему не дают.– А что это такое заклятье… как ты сказал?– Заклятье лояльности. Это колдовство. Чары, которые может наложить любой ихний маг. После него человек не способен сделать ничего дурного Мэгиене.– А почему сразу не наложить на весь народ, с которым собираешься воевать? – недоверчиво спросил Рон. «Чушь какая-то» – подумал он. – «Деревенский парень!»– Нет, тут нужно работать с одним человеком. Кроме того, треть людей после этого сходят с ума. Представляешь, не понравится им дорога или дом в Мэгиене, их уже в жар бросает! Как тут жить?– И люди на это соглашаются?– Неохотно. Неизвестно, что лучше – жить рабом или умереть сумасшедшим.– Их убивают? А вдруг они выздоровеют?– Не выздоровеют. Заклятье не снимается. С ними уже ничего не сделаешь. А они даже и не граждане. Заклятье лояльности действует не на всех. Люди, про которых у нас на Элдароне говорят «огненная душа», сильные и вспыльчивые либо сходят с ума, либо способны полностью противостоять колдовству. Таким может помочь только заклятье любви.– А это как? – вежливо поинтересовался Рон. Он не верил ни в колдунов, ни в заклятья. Ротени относились с презрением к суеверию племен. Разговор начал ему надоедать.– Понимаешь, здесь тебя как будто ни к чему не принуждают, просто начинаешь любить Мэгиену и становишься равнодушен к прежней родине. Больше с твоим мозгом ничего не случается, остаешься нормальным человеком. Не всякий маг может навести такое заклятье, и не всякий за это возьмется. Да и стоит дорого – ведь занимает это не час, а ладонь, а то и больше. Первое-то они обязаны накладывать бесплатно. Если у раба добрый хозяин или богатые друзья, денег ему, конечно, дадут. Многие рабы об этом мечтают, ведь после этого получаешь гражданство.– А откуда ты все это знаешь?– Когда я был малышом, я тоже задавал вопросы. Как ты. – глаза Риндона весело блеснули в темноте трюма. – Я тоже хотел узнать, что заставило наших предков покориться твен. Кроме того, я собирался учиться в Мэгиене.– Почему же не учился?– Ну… так вышло. В общем, это не важно. – его голос прозвучал неожиданно резко. – Какая разница?– А когда мы прибудем? – примирительно спросил Рон.– Часов в десять… Но на берег сойдем не раньше двенадцати. Волокита.Когда Риндон и остальные моряки улеглись, Рон долго не мог уснуть. Ни разу в жизни перед ним не стояло такой неизвестности. Было страшно, но любопытство, пожалуй, доминировало. Рон, словно, бросал вызов лежащей перед ним стране. Около двенадцати, уже засыпая, Рон успел подумать: «По крайней мере, надеюсь, больше не будет этого храпа… и запаха!» Глава 4Конец ноября 954 г. п.и. Аулэйнос – Не хочу показаться навязчивым, – Мэйдон Фингар говорил с обычной насмешкой в голосе, – но Вам не мешает повторить еще раз, мой принц.– Что толку? Мне уже осточертели эти нудные уставы! Ну какая мне разница, какой цвет у какого подмастерья? Зачем же мне тогда советники?– Король тем и отличается от советников, что его образование должно быть универсальным. Советники не всегда окружают короля. И Вы…– Лорд Фингар, – прервал его поучения стражник.– Да?– Здесь Джани Винтрис.– Пусть войдет.– Мой принц, лорд Мэйдон. – высокий юноша, крепко сложенный и не лишенный щегольства поклонился Эмрио и Фингару.– Добрый день, Джани. Что случилось?– Прибыл корабль с группой Онгальда. Вы просили сообщить, мой лорд.– Спасибо, я скоро освобожусь. Надеюсь, ты позаботился о гостях?– Есть проблема. У них пленник.– Пленник?– Ротен. Когда они отплывали, обнаружили, что за ними следит мальчишка, беглый раб. Пришлось взять его с собой. Ему около девяти.– Мальчик из Ротонны? – воскликнул Эмрио. – Я хочу его видеть!Фингар с легкой укоризной взглянул на Винтриса и покачал головой.– Мэйдон, Вы всегда скрываете от меня массу интересного! Я хочу познакомиться с ним!– Пожалуй, это действительно будет небесполезно и для Вас, и для него. Но не больше ладони! Как только подвернется случай, надо передать его в один из северных интернатов.– И Вы освободите меня от занятий?– Это уже слишком! Вы сегодня не в меру нахальны! Вы отлично можете слушать лекции вместе. В крайнем случае, он подождет Вас час-другой. Винтрис, – обратился он к Джани. – Вы сейчас относительно свободны, я освобожу Вас от следующего дежурства, будете отвечать за мальчика.– Да, мой лорд. Я могу идти?– Да. Я жду Онгальда к обеду. Ступайте.Джани еще раз поклонился и легким шагом вышел из комнаты. * * * Рон вздрогнул – холодные брызги от весел добрались и до него. Дул свежий ветер, море было неспокойно. До берега оставалось не больше ста ярдов, и уже отсюда можно было наблюдать, кипение жизни в гавани. По набережной сновали торговцы и грузчики, капитаны и матросы. Почти рядом с пристанью был базар, оттуда доносились оживленные азартные и деловые выкрики, складывавшиеся в нестройный гул.Утро доживало последние минуты, день вступал в свои права. Около девяти часов часть офицеров и трое воинов отплыли на берег; где-то часа через полтора лодки вернулись, готовые перевезти всех остальных. В одной из них сидел Онгальд, приехавший за Роном. Вот шлюпка причалила к пристани, и Рон осторожно, держась за руку Онгальда, сошел на берег. Он плыл в лодке всего второй раз в жизни и не слишком доверял этой качающейся при каждом шаге посудине.Рон огляделся. Радостно сходившие на берег моряки сразу же разбредались небольшими компаниями, оживленно переговариваясь. К нему и Онгальду по причалу шел высокий молодой мужчина в светло-зеленом плаще, тунике и штанах белых, но тоже с зеленоватым оттенком. Одежду дополняли черный пояс и сапоги с каблуками. На тунике было что-то вроде герба – золотой меч с рубиновой рукоятью.Подойдя поближе, юноша улыбнулся, с любопытством глядя на Рона. Мальчик сразу же почувствовал симпатию – видно было, что незнакомец настроен дружелюбно.– Вот, лорд Винтрис, – произнес Онгальд. – Сдаю его Вам целым и невредимым. Да передайте там, чтобы приглядывали за ним, а то он только на вид тихий, может обвести вокруг пальца простака, поверившего в его скромность.Рон покраснел от обиды. Онгальд не имел права говорить такое! Теперь его будут считать здесь негодным лгуном. А ему так вдруг захотелось понравиться этому человеку! Но опасения его были напрасны – парень расхохотался, продолжая смотреть на Рона все так же доброжелательно.– Да, обвел он вас, Онгальд! Ай да бравые воины! Молодец, парень! – юноша хлопнул Рона по плечу. – Давай, прощайся, и пойдем.Рон повернулся к Онгальду и с удивлением обнаружил, что старый воин смотрит на него с добродушной усмешкой.– Прощай, малыш! Счастливо тебе! И прости, если что не так.– До свидания! – Рон сглотнул. – И передайте, пожалуйста, привет Риндону.– Хорошо. Этот охламон не дождался тебя! Ну, будь здоров! * * * – Ну вот, здесь недалеко.Они шли по шумной улице, поднимавшейся в гору и заканчивавшейся небольшой башней старой крепости. Слева, в просветах между домами, виднелось море. По краям улицы стояли торговцы, продававшие большинстве своем рыбу. То и дело раздавались крики: «Поберегись!». Ржанье лошадей, вопли кошек, пинками отгоняемых от соблазнительных корзин и речь! Разные языки, акценты, интонации! Рон понимал едва треть от услышанного. Говорили, в основном, на твентри, но слышался и эдорский.– Куда мы идем? – стараясь перекричать толпу, спросил Рон у своего провожатого.– В королевский дворец! – прокричал тот. – Погоди, сейчас будет потише.Они свернули за башню, обогнув ее с правой стороны, миновали узкий проход между домами и вышли на пустынную, по сравнению с предыдущей, улицу, которая вела к маленькой площади. Дальше вздымались стены и башни замка, древнего и довольно обветшалого. Под ногами был тротуар, выложенный шестиугольными плитами; по мостовой из крупного булыжника изредка проезжали телеги и экипажи. Наверное, утром прошел дождь, и на плитах кое-где поблескивали лужицы. В углублении между тротуаром и мостовой журчала струйка воды. Кровли домов, мимо которых проходили Рон и его спутник, были выложены красной черепицей, а по углам или наверху торчали маленькие башенки с флюгерами и шпили. Этот город понравился Рону куда больше, чем Трис-Брок. Здесь то и дело попадались деревья, росшие на заботливо освобожденных от плит участках земли. Они создавали приятную тень и уют, и улица выглядела чистой и акуратной. Воздух был свеж, пахло морем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41