И имперцам только оставалось дождаться момента, когда можно выполнить за Департамент всю грязную работу.
Впрочем, так считать может только человек, который разуверился в идеалах свободы и галактического единства человека... Чтобы Департамент пошел на сотрудничество с Империей... Это могло присниться только в страшном, кошмарном сне. Ведь Империя и Император - это исчадия ада...
Но Фабиола, лишенная памяти о своем прошлом, и раньше не считала себя полностью принадлежащей к тому миру, в котором была вынуждена жить, и потому могла не бояться своих мыслей. Да и Макс периодически открывал ей глаза...
И потому сейчас, глядя на матовую черноту пространства, Фабиола вдруг поняла, как мелки и ничтожны все эти человеческие интриги, все бандитские разборки и войны между Федерацией и Империей по сравнению с тем, что может преподнести человечеству природа. Людям, живущим по разные стороны Окраины, и в мирах Федерации, и в мирах империи, кажется, что они полностью покорило Вселенную, раз могут перемещаться в пространстве почти мгновенно - но внезапный взрыв сверхновой звезды может уничтожить несколько обитаемых миров, а одна небольшая черная дыра, странствующая по Вселенной, может проглотить сотни космических кораблей. Что вся мощь человеческой цивилизации по сравнению с мощью Вселенной, которая, если захочет, сможет легко уничтожить человечество, если то будет слишком досаждать ей? Точно так же человек прихлопывает докучливого комара, чтобы тот не жужжал у него под ухом, мешая спать.
Фабиола никогда не старалась мыслить вселенскими категориями, она была обычным человеком, лишенным прошлого. И потому она предпочитала жить настоящим, не задумываясь не только о прошлом, но и о будущем. Пять условно-стандартных лет она бороздила космические просторы, и у нее не было ни времени, ни желания осознать всю грандиозность мирозданья. Она не думала о бесконечности Вселенной, где может существовать такое, о чем человеческий разум не может иметь даже представления. Никогда не думала она и о том, какие сюрпризы может таить в себе черная дыра, и насколько страшно будет оказаться в ее гравитационном плену.
Мысли о черной дыре, которая находится совсем близко, вновь ввергли Фабиолу в панический ужас. Она до боли в костяшках пальцев вцепилась в подлокотник кресла. Сторонний наблюдатель, если бы он оказался сейчас рядом с Фабиолой, увидел бы, как мертвецки побелело ее лицо, а синюшные губы что-то бессвязно шептали - и решил бы, что женщина молится.
Но это не было молитвой - Фабиола никогда не верила в Создателя, считая, как и большинство людей, что богов придумывают сами люди.
Но сейчас, когда она чувствовала, как к сердцу подступает липкий, почти первобытный страх, - как тогда, когда ей было всего шесть лет, и она заблудилась в страшном черном лесу, и плакала в голос, звала маму, которая никак не приходила, а вокруг были черные корявые деревья, похожие на злых волков, которые собирались ее съесть - сейчас ей очень хотелось поверить в Бога, во всемогущего Создателя, который никогда не покинет ее, который поможет найти путь к спасению.
Ведь кто-то помог ей тогда выбраться из бесконечного дремучего леса через пять дней...
Каким-то краем сознания Фабиола поняла, что к ней снова возвращаются воспоминания, которых она была лишена долгие годы - но сейчас это не имело никакого значения, потому что ей не с кем было поделиться своей радостью, кроме черного пространства, частью которого она должна была скоро стать.
Но космосу безразличны судьбы людей, и ему не нужны человеческие воспоминания, и потому Фабиола заставила себя вернуться из иллюзорного прошлого в реальное настоящее.
И как ни велико было напряжение последних часов, - а может быть, именно и поэтому - но Фабиола уснула, провалившись в глубокий спасительный сон безо всяких сновидений.
Наверное, бог, если он есть, все-таки решил ненадолго сжалиться над ней...
3.
Когда Фабиола проснулась, то ей показалось, что она совсем не спала, а просто находилась в долгом обмороке. Сон не снял душевную усталость, а пробуждение вернуло прежние страхи.
Фабиола протянула ослабевшую руку к пульту телескефа, нажала нужную клавишу, и перед ней появился контейнер с пищей. Есть она не хотела, поэтому заставила себя проглотить две сладкие капсулы. Просто ей пришла в голову странная мысль: если уж умирать, то не с голоду. Это самая дурацкая и глупая смерть. И пока ее усталые челюсти медленно шевелились, пережевывая сладкую, но безвкусную массу, мозг не переставал размышлять, а глаза лихорадочно метались по интерьеру спас-капсулы, словно зверь в клетке в поисках выхода.
- Многие считали меня смелой, - сказала она, обращаясь к мерцающему экрану телескефа. Кроме кладбищенской черноты пространства это был единственный собеседник, с которым можно было поделиться своими мыслями. Наверное, я была смелой. Я без раздумья бросалась в гущу схватки. Мною восхищались друзья, меня проклинали враги. И я страшно гордилась тем, что я не просто женщина, а женщина-воин. Амазонка. Бесстрашная Фабиола... А сейчас я трясусь от животного страха. Боюсь умереть... А кто из людей не боится смерти? Я не верю, что есть люди, которым не страшно умирать... Особенно когда смерть ходит где-то совсем рядом...
Фабиола с остервенением тряхнула головой - так что заныли шейные позвонки.
- Я разговариваю сама с собой? - удивленно спросила она у мерцающего экрана. - Я схожу с ума? Нет, я не могу сойти с ума, ведь я сильная... я ни в коем случае не могу разговаривать сама с собой, потому что так сходят с ума, а я не хочу сходить с ума.
Экран молча мерцал Фабиоле, словно соглашался с ней.
- Или я хочу сойти с ума? Чтобы не заметить, как умру?
Экран телескефа не знал ответа на ее вопрос, и Фабиола подняла глаза к потолку, за которым скрывался безжалостный космос.
- Боже, - одними губами сказала она, - я никогда не верила в Тебя. Но ты ведь великий и всемогущий, и творишь добро независимо от того, верят в Тебя или нет, так? Ты спасаешь всех, ведь правда, Боже? Я не знаю, как молиться Тебе, как просить Тебя о помощи. Но... если ты и вправду такой всемогущий и всесильный, если ты справедливый и бескорыстный... Тогда я попрошу Тебя. Попрошу первый раз в своей жизни...
Фабиола зажмурилась, и тишину пространства разорвал ее оглушительный крик:
- Господи, помоги мне...
И, обессиленная, она провалилась в пустоту беспамятства.
4.
Фабиола не знала, сколько минуло времени. Быть может, час. Может быть, сутки. А может быть, и неделя...
Она не хотела ни есть, ни пить. Жизнь потеряла для нее всякий смысл.
Фабиола сидела в кресле, зажмурившись, освободив мозг от каких бы то ни было мыслей - даже мыслей о собственной смерти, приближение которой чувствовалось все явственнее. Даже не глядя на приборы, можно было понять, что спас-капсула стремительно летела в центр черной дыры. Об этом свидетельствовало постепенное увеличение гравитации. Двигаться становились все тяжелее и тяжелее - впрочем, этому обстоятельству Фабиола даже была рада: не нужно было тратить энергию на бессмысленные движения. Стены спас-капсулы сотрясала мелкая вибрация, отчего звенело в ушах, а во рту возник неприятный металлический привкус. Но Фабиолу ничего не волновало раз бог не ответил на ее молитвы, значит, его не существует, и никогда не существовало, и поэтому нужно оставить всякую надежду на спасение и ждать смерти, и пусть она будет быстрой, без тяжелых мучений.
Но какая-то малая часть души не хотела умирать, и Фабиола с радостным удивлением подумала, что она выпустила из виду анабиозную камеру.
Спас-капсулы оборудованы специальными ваннами, в которые можно погрузиться, ожидая спасения. Мысль была настолько греющей душу, что Фабиола тут же вывела на экран телескефа нужные параметры...
Но экран немилосердно выдал: "Устройство повреждено", и это известие стало последней каплей. Фабиола импульсивно набрала на клавиатуре код открытия аварийного люка. Но, видимо, создатели спас-капсулы оказались людьми очень предусмотрительными, потому что люк не открылся, вместо этого на экране сразу же возникла предупреждающая надпись: "Наденьте защитный костюм!".
Фабиола криво усмехнулась: надо же, какая забота... Неужели автоматика спас-капсулы, будь она проклята, следит не только за физическим состоянием спасаемого, но и за его, так сказать, состоянием духа? Пока эта посудина не врежется в черную дыру, Фабиоле умереть не дадут. И в открытый космос ее, скорее всего, не выпустят, даже если она наденет этот треклятый защитный костюм...
Фабиола не могла понять, почему конструкторы спас-капсулы не предусмотрели возможность добровольного ухода из жизни, когда нет другого выхода, когда смерть является не карой, а подарком судьбы, потому что жизнь становится не священным даром, подаренным человеку богом, которого на самом деле не существует, а продолжением невыносимых мук. В том, что ей предстоит долгая и мучительная смерть, Фабиола не сомневалась. Привыкнув к неизбежности смерти, трудно согласиться с мыслью, что смерть эта придет не сразу, что она будет бесцеремонно корежить ее тело, и никто не услышит ее последних стонов, кроме безжалостного пространства, которому, если честно, все равно...
- Господи, если ты все-таки есть, помоги мне умереть быстро, без мучений, - прошептала она, обращаясь к пространству - пространству уже не черному, а чуть серебристому, словно кто-то рассыпал вокруг карнавальные блестки.
Дребезжание корпуса спас-капсулы усилилось, и Фабиола увидела, как раздвоился экран телескефа. Она не могла понять - то ли это просто видение уставшего мозга, то ли гравитация черной дыры начала менять структуру пространства. В ушах раздавался неприятный звон, и чей-то тихий голос ритмично нашептывал Фабиоле: "Спасение в смерти, спасение в смерти..."
И Фабиола поняла, что, пока она еще в сознании, она должна принять решение.
Единственно правильное решение...
Превозмогая возросшую многократно силу тяжести, Фабиола нажала несколько кнопок на клавиатуре телескефа, задавая машине программу.
Программу собственной смерти...
Как только из спинки кресла выдвинулась механическая рука с квадратным пультом там, где у человека начинается плечо, Фабиола нажала багрово-малиновую кнопку. Тотчас же один из "пальцев" робота удлинился, из узкого отверстия вылез тонкий шприц и медленно поплыл к Фабиоле. Когда игла дошла до предплечья, Фабиола почувствовала легкое ледяное прикосновение. Это ее удовлетворило: парализатор действовал.
И перед тем, как впасть в бессознательный сон, который должен закончиться смертью, Фабиола задала телескефу программу: робот должен вводить Фабиоле инъекцию, как только она придет в себя.
Теперь за ней ухаживал робот. Такое универсальное электронное приспособление, специально созданное, чтобы ухаживать за раненым.
Обессиленная Фабиола вначале ничего не имела против столь нежной заботы, ведь ей даже не приходилось протягивать отяжелевшую в несколько раз руку, чтобы взять питательную капсулу: ловкие манипуляторы, созданные из сверхпрочных сплавов, которые были в состоянии выдержать сверхвысокие температуры и силу тяжести, в несколько десятков раз превышающую стандартную норму, безболезненно вводили в вену питательный раствор, в котором было все, необходимое для поддержания жизни.
Когда Фабиола приходила в себя, тонкая игла на "плече" манипулятора осторожно касалась ее плеча, девушка чувствовала легкий холод, и тут же проваливалась в забытье. Перед этим она успевала подумать только о том, что если наступит смерть, она не увидит и не почувствует ее присутствия.
Фабиола лежала в кресле без сознания, и если бы она могла сейчас что-либо чувствовать, она бы поняла, как ей сейчас хорошо: не холодил душу ледяной страх, и не нужно было ни о чем думать.
Даже о собственной смерти...
А робот, пока Фабиола находилась вне сознания, исправно поддерживал ее жизнь: вводил в кровь необходимые вещества, которые люди обычно получают вместе с пищей. А когда Фабиола ненадолго приходила в себя, осознавая, что еще жива, робот не давал ей времени на отчаяние: парализующий укол был быстрым и безболезненным... Робот не знал, почему он должен одновременно выполнять две взаимоисключающие друг друга задачи: заботиться о поддержании жизни "пациента" и отнимать у него жизнь. Но робот был всего-навсего электронным существом, запрограммированным человеком, он должен был выполнять приказы человека, не задумываясь о том, противоречат они друг другу или нет. Робот не мог сделать только одного: он, в соответствии с законами, придуманными древним земным мудрецом Азимовым, не мог сознательно причинить вред человеку и допустить, чтобы кто-либо причинил человеку вред. То есть он не мог вколоть Фабиоле смертельную дозу парализующего состава - хотя, вне всякого сомнения, она бы очень рада, если бы он так поступил...
... На какой-то минуте, которая наверняка была зафиксирована телескефом, робот вдруг отключился, его длинная металлическая рука исчезла в изголовье кресла. И это не было ошибкой программы: робот уже ничем не мог помочь сидящему в кресле человеку...
В кабине сделалось совсем тихо - только чуть слышно потрескивал экран телескефа.
Еще через какое-то время из ниши в противоположной стене выдвинулись два манипулятора, похожие на руки сказочого великана. Эти руки осторожно подняли с кресла неподвижного человека - красивую женщину с длинными черными волосами, волнами спадающими на плечи, облаченные в серебристо-белый комбинезон звездного капитана. Впрочем, машины мало понимали, что такое человеческая красота, они были созданы лищь для того, чтобы четко выполнять функции, возложенные на них человеком. Поэтому она даже и не заметили, что лицо женщины было спокойным и умиротворенным, словно она уснула глубоким, как в давно забытом детстве, сном, который не в силах потревожить никакие вселенские катаклизмы, даже падение в гравитационную пропасть.
Если бы Макс сейчас был жив, и если бы он увидел в этот миг Фабиолу, он бы понял, что его любимая женщина счастлива.
1 2 3 4 5 6