Но все равно, это очень и очень далеко. Намного дальше, чем самая далекая Галактика... Как же мы все-таки похожи - люди с разных планет. У нас одинаковые чувства, мы одинаково радуемся друг другу при встрече и одинаково грустим при разлуке.
Между нами нет никаких разделяющих нас тысячелетий, и неправда, что наши планеты разделены пространством и временем. И Луэлла никакая не инопланетянка, а кубинка, и сегодня она уезжает, и я прощаюсь с ней навсегда...
Мы стоим рядом на берегу Волги и держимся за руки. Рука Луэллы крепкая и теплая. Даже горячая...
Наверное, от волнения...
Мы стоим рядом и держимся за руки. Обычный мальчишка из города Староволжска, планета Земля. И не совсем обычная девочка с планеты Ауэя.
Мы стоим и держимся за руки. Стоим, как друзья. Мы и есть друзья. Только не совсем обычные друзья. Межзвездные друзья...
И наши сцепленные в крепком пожатии руки соединяют не разные страны и континенты, а разные планеты. Разные миры...
Мы стоим и держимся за руки. Стоим молча, потому что говорить не о чем.
Все слова давно уже сказаны, а если и не сказаны, то все равно мы уже не успеем ничего сказать друг другу, кроме короткого слова "Прощай!"
Мы стоим рядом и держимся за руки. И не хочется верить, что пройдет совсем немного времени, и Луэллы не будет рядом. Что она будет находиться очень далеко, на расстоянии 45 световых лет от Земли.
На расстоянии 45 световых лет от Староволжска.
На расстоянии 45 световых лет от "иностранного двора".
На расстоянии 45 световых лет от меня...
Но она еще здесь. Рядом со мной. В Староволжске, на берегу притихшей в тревожном ожидании великой русской реки. И мы стоим на пустынном песчаном пляже и держимся за руки. Перед глазами стелется мутная пелена, и мне начинает казаться, что Луэлла, Марисель Ландровес, просто Мари, как любили называть её друзья в "иностранном дворе", находится уже где-то очень далеко от меня, на своей планете, и мы стоим каждый на своей земле и протягиваем друг другу руки через холодную пустоту мрачного космоса.
Через холодную пустоту мрачного космоса протягиваем друг другу руки...
Через холодную пустоту...
Мрачного космоса...
Протягиваем друг другу руки...
И пусть это длится очень и очень долго...
Всю нашу жизнь...
Но Луэлла вдруг резко вырывает руку из моей ладони, отталкивает меня в сторону и кричит:
- Уходи! Быстро уходи! На пять метров... Для людей это опасно...
Я инстинктивно отбегаю назад, спотыкаюсь о ножку скамейки, падаю...
И вижу, как над головой Луэллы вспыхивает ослепительно-яркий огненный шар.
Я прикрываю глаза ладонями, чтобы не ослепнуть от пронзительного света. И сквозь огненную пелену вижу, как Луэлла тянется к сгустку жаркого пламени.
И как она медленно исчезает, тает в воздухе, превращаясь в едва заметную тень, в полупрозрачный силуэт на опаленном речном песке...
Потом исчезает и эта тень...
И я остаюсь один на пустынном речном берегу.
Только чайки о чем-то тревожно кричат над зеленой водой...
VI
Ночью мне снились какие-то диковинные космические корабли, пустые и мрачные планеты, космические пираты, сбежавшие из сказок Кира Булычева про Алису. Они всю ночь гонялись за мной с планеты на планету и палили из бластеров. А я прятался от них в каких-то темных и гулких пещерах. И когда пираты почти настигли меня, и я уже готовился проснуться, чтобы пробуждение спасло меня от кошмара, вдруг откуда-то возник космический флаер, из него выскочила Марисель, но на самом деле это была Алиса Селезнева. В руках она легко держала тяжелый скорострельный бластер. Алиса направила грозное оружие на космических пиратов, они испугались и убежали.
А Алиса не стала их догонять. Она подошла ко мне и, улыбнувшись, спросила, весело блестя бусинками черных зрачков:
- Ну, как я их?
И я проснулся.
Было раннее утро. Небо, еще вчера бездонное и лазурно-голубое, затянули хмурые осенние тучи. Нудно сыпал мелкий осенний дождик, оставляя на оконном стекле прозрачные слезинки дождевых капель. Они быстро скатывались по оконному стеклу, оставляя после себя влажные бороздки - сырые следы осени.
А ведь еще вчера было тепло и почти по-летнему светило солнце!
И вчера уехала Марисель...
Вчера мы расстались...
Что она мне сказала? Будто бы она прилетела на Землю с другой планеты, которая называется Ауэя и находится на расстоянии 45 световых лет от Земли. Шутница... Она хотела меня сильно расстраивать...
Мигом слетели последние остатки сна.
Так, значит, Луэлла мне не приснилась? И Марисель Ландровес, кубинка двенадцати с половиной лет, на самом деле была инопланетянкой? И вчера, во время прощания, она доверила мне свою тайну? Тайну, которую она не решилась доверить больше никому. Никому. Даже Фиделине...
Рассказала мне о себе - и улетела...
"А если, -мелькнула неожиданная мысль,- если это был не сон? Просто перед отъездом, чтобы скрасить грусть расставания, Марисель решила рассказать мне фантастическую сказку? Она же знала, что я люблю фантастику, и была уверена, что после этой истории мне будет не так грустно?.."
Но я отбросил эту мысль, глупую и ненужную. Не стала бы вчера Марисель шутить и придумывать сказочные истории. Расставание - не лучшее время даже для дружеских розыгрышей. И глаза у нее были очень грустными. Наполненными тоской.
А еще этот ослепительно белый огненный шар, похожий на небольшое солнце, который ярко вспыхнул над головой Марисель. Не приснился же он мне, в самом деле! До сих пор перед глазами крутятся разноцветные круги...
Только сейчас я понял, осознал, что вчера произошло. Только сейчас я понял, что действительно больше никогда не увижу Марисель. Вчера, когда она исчезла в огненном шаре, я почему-то не сразу поверил в невозможность новой встречи. Еще теплилась какая-то невероятная надежда, что она улетела не навсегда. Глупая и смешная надежда... Но я верил, что она улетела не навсегда. Creia que no habia volado para siempre,- как красиво это звучит по-испански. Не навсегда - no para siempre.
Но только сейчас я понял, как безысходно звучит это маленькое слово никогда.
Никогда вместе с Марисель я не буду смотреть на ночное звездное небо.
Никогда не поспорю с ней о фантастике.
Никогда не услышу, как в азарте она небрежно бросит: "Фантастика- чушь собачья!"
Никогда не увижу ее озорных веселых глаз.
Никогда больше не коснусь, робея, ее тонкой смуглой руки.
Никогда. Никогда-никогда. Nunca. Потому что Марисель больше нет на Земле, а земные конструкторы еще не придумали сверхсветовые звездолеты, которые могли бы мгновенно достичь далеких звезд. Земные космические корабли еще не выбрались за пределы Солнечной системы. А 45 световых лет это такое гигантское расстояние, что никакой жизни не хватит. Чтобы пересечь его и добраться до Ауэи. И снова увидеть Марисель. Снова увидеть Луэллу...
И стало так грустно, такая глухая тоска навалилась многопудовой тяжестью, и я почувствовал себя таким маленьким и одиноким, беззащитным перед мрачным и холодным ликом безжалостного космоса, что захотелось куда-то спрятаться, где меня никто не смог бы найти, и дать волю слезам.
Разреветься, как в раннем детстве...
И пусть кто что хочет, то обо мне и думают! Мне все равно...
В школу идти не хотелось. Что там делать? Ведь на переменке ко мне больше не подойдет Марисель...
А Ленка Воронюк начнет придираться за вчерашнее...
Но все-таки в школу я пошел. Не мог не пойти... И не потому, что мои родители, окажись они дома, не пришли бы в дикий восторг, что их единственный сын в самом конце четверти вздумал прогуливать уроки, когда на счету каждая отметка. Если говорить об отметках, то сейчас они интересовали меня не больше, чем бельевая веревка решившего утопиться.
Пусть хоть сто колов наставят, мне сейчас все равно! Марисель уже не вернется...
Я пошел в школу, чтобы увидеть Фиделину. Хотелось увидеть ее, чтобы удостовериться, что она еще здесь. Что она неожиданно не уехала на Кубу и не улетела бы на какую-нибудь далекую и недоступную планету.
Я должен был увидеть Фиделину и рассказать ей, кем на самом деле была Марисель.
Фиделина приехала в Староволжск в декабре. Чуть меньше года назад. Но за этот малый срок случилось столько всего... Особенно на первых порах, когда Фиделина ходила в новичках и совсем еще не понимала по-русски. Она держалась обособленно, ни с кем не общалась, а если кто-то пытался подойти к ней во дворе, спешила убежать домой.
Однако Фиделина быстро освоилась на новом месте. Привыкла, наверное, к тому, что не скоро увидит родной Камагуэй. А здесь, в России, тоже неплохо. Тоже интересно. Много новых людей... Да и своих, кубинских, полно.
Так, наверное, рассудила кубинская девочка Фиделина, которой не исполнилось еще и одиннадцати лет...
Но Марисель быстро нашла общий язык с Фиделиной. Наверное, потому - так я думал тогда - что обе девочки приехали с Кубы. Я же не знал тогда, что Марисель прилетела с другой планеты... Марисель и Фиделина были кубинками, а со своим всегда легче найти общий язык, чем с чужими, даже если они не совсем чужие, а почти что свои, потому что хотят подружиться...
Марисель вначале как бы опекала Фиделину, помогая ей освоиться на новом для нее месте. Именно Марисель познакомила меня с Фиделиной...
Марисель делилась с Фиделиной "жизненным опытом" на правах "старожила" - к тому времени она прожила в Староволжске почти полтора года...
Вскоре Фиделина освоилась, перестала шарахаться от всех подряд. Ей уже не нужна была Марисель как наставница. Девчата стали просто подругами.
Подругами не разлить водой. У них были свои маленькие секреты, в которые девчата не посвящали не только меня, но и любопытную Таньку Громову.
Танька, впрочем, ничуть на них не обижалась. Наоборот, даже мне советовала не обижаться - дескать, они же девчонки и имеют право скрывать свои самые сокровенные тайны от излишне настырных лиц противоположного пола. Я соглашался с Танькой, но считал, что она лукавит. Как и любая нормальная девчонка, Танька отдала бы многое, чтобы узнать, о чем шепчутся под кронами тополя, растущего в самом центре двора, две кубинки - Марисель и Фиделина. По крайней мере, мне так казалось...
Острословы "иностранного двора" шутливо называли Марисель и Фиделину сиамскими близнецами. И добавляли, что если и есть в мире что-нибудь невероятное, так это увидеть подруг порознь. В "иностранном дворе"
получила распространение своеобразная народная примета: видишь Марисель - жди Фиделину. И наоборот...
И вот теперь, когда Фиделина осталась одна, я должен был ей рассказать о Луэлле...
VII
У парадного входа в школу я увидел Таньку Громову, девчонку из параллельного класса. Их класс на этой неделе дежурил, и Танька вместе с двумя одноклассниками несла боевую вахту у тяжелых дубовых дверей парадного входа и следила за порядком. То есть за тем, чтобы никто не посмел войти в школу через этот самый парадный вход, предназначенный неписаными школьными правилами исключительно для администрации и учителей.
Простым смертным, под которыми, конечно же, подразумевались мы, ученики, этими же суровыми и непререкаемыми законами предписывалось заходить в здание школы исключительно со стороны черного хода, который располагался с противоположной стороны школьного здания.
Но, как известно, запретный плод всегда сладок. Для большинства из нас делом доблести и чести было стремление во что бы то ни стало прорваться в школу именно через парадные двери. Особенно когда дежурили ребята из младших классов. В такие минуты возле школы можно было снимать революционные фильмы о взятии Зимнего дворца революционными рабочими и солдатами.
Впрочем, если очень хотелось попасть в школьное здание через парадное, наплевав на законы и правила, необязательно было устраивать Октябрьскую революцию. Гораздо проще и безопаснее было воспользоваться приятельскими отношениями с дежурными.
Что я и сделал. Таньку Громову я хорошо знал, она тоже часто бывала в "иностранном дворе". И тоже дружила с кубинцами.
- Saludo1 , Танька, - сказал я по-испански, подходя к Громовой. Служишь Советскому Союзу?
- Servio poco a poco, como ves2 ,- ответила Танька тоже по-испански.
Стоит сказать, что Танька была столь разительно похожа на кубинку, что когда я впервые увидел ее, смуглолицую девчонку с длинными - по пояс волосами, черными, как вороново крыло, отливающими позолотой под жаркими лучами летнего солнца, то сразу решил, что приехала новая кубинка. И невозможно было передать мое изумление, когда Танька, смеясь, сказала мне, что никакая она не кубинка. Что жила она раньше на Украине, у Черного моря, недалеко от Одессы - "наверное, потому я такая черная". Самое смешное, что кубинцы вначале тоже посчитали Таньку за свою соотечественницу. То-то было смеху, когда все раскрылось...
- Фиделина пришла? - спросил я у Таньки.
- Только что.
- Как она?
- Будто не знаешь. Поставь себя на ее место.
- Мне и на своем не очень весело, - признался я.
- Понимаешь, - сказала Танька, - Фиделине намного сложнее. Ведь она еще не скоро увидит Кубу, а Марисель уже там.
"Психолог, - подумал я, - знала бы ты, где сейчас Марисель..." Но ничего не стал говорить. Все равно Таньке не понять. Скажет, что я обчитался фантастикой, и мне повсюду мерещатся космические пришельцы. И добавит что-нибудь вроде: "Ну, если ты считаешь Кубу другой планетой, тогда конечно...". А потом ввернет свою любимую приговорку: "Хорошенький поворотик на двенадцать парсеков влево...".
Впрочем, Танька тоже любила фантастику. И даже сама сочиняла разные фантастические истории, которые называла "Сказками из жизни двадцать второго века". Она записывала их в толстую общую тетрадь в синем клеенчатом переплете и читала во дворе, когда мы собирались у нашей скамейки под кроной векового тополя... Фиделина как-то восхищенно сказала Таньке: "Ты будешь писательницей!". На что Танька грустно улыбнулась, пристально посмотрела на Фиделину, положила ей руку на колено и сказала:
"А я думаю, что писательницей будешь ты..." - "Да что ты говоришь!
- воскликнула Фиделина, - я даже сочинения писать не умею, потому что мне трудно придумывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16