В заранее известное мне время я выслушал доклад о произведённых арестах и теперь ждал только одного: сообщения о том, что Клод Ронсар отменил приём партии наркотиков и отправку вооружения. В ближайшем окружении Ронсара давно уже действовал мой агент. И его давно бы уже разоблачили и ликвидировали, если бы я не внёс в его действия коррективы, которые обдумал и смоделировал ещё в Монастыре, на стадии подготовки операции. Агент передавал сведения шифром, который знали только он и я. И передавал он их по такой многоступенчатой цепи, что никто бы и никогда не смог найти никаких концов. В Мафии он работал тоже под прикрытием: изображал агента пивоваренной компании. Вот эту-то, хорошо известную Мафии, «мирскую» профессию моего агента я и положил в основу шифра. А в передающую цепь были задействованы владельцы баров, ресторанов и магазинов. Им и в голову не приходило, что, передавая по просьбе моего агента в другой магазин или бар сведения о количестве и марках пива, которое к ним завозится, они передают комиссару Мержи сверхсекретную информацию о предстоящих действиях синдиката Клода Ронсара. Клод многократно организовывал проверки своего ближайшего окружения. Но никакие проверки не дали ему ни малейшего повода заподозрить моего агента.
В назначенный день женский голос по телефону сообщил мне, что пиво «Холстен» будет завезено ко мне в объёмах прошлой недели. Я поблагодарил, положил трубку и сделал необходимые распоряжения на эту ночь. Мне вновь стало скучно. Невыносимо, невозможно жить в Мире, все события в котором тебе заранее известны с точностью до секунды. Вот сейчас ко мне придёт под видом представителя акционерного общества «Транстерриториал» адвокат Клода Ронсара и будет навязывать мне за бесценок контрольный пакет этого преуспевающего общества. С одним условием. Я взглянул на часы; вот, сейчас…
Прозвонил сигнал, и из приёмной мне доложили, что меня просит принять представитель и так далее. Я внимательно выслушал матёрого мафиозного адвоката, подумал и пообещал дать ответ завтра в это же время. Адвокат улыбнулся голливудской улыбкой (еще бы, какой дурак откажется от такого предложения!) и сказал, что завтра он придёт с договором купли-продажи.
Он не подозревал, что я знал, какой будет пункт в этом договоре. Не подозревал он так же и о том, что завтра, в полдень, он будет арестован по обвинению в причастности к организованной преступной группировке, лишен адвокатской лицензии и осуждён на двенадцать лет. Великое Время, как мне было скучно!
Дверь за адвокатом закрылась, и я подошел к окну. С восьмого этажа город было очень хорошо видно. На него уже опустился вечер. Зажглись огни реклам и уличные фонари. По оживлённым магистралям быстро, а в переулках помедленней, сновали огни автомобилей. Вверх по реке прошел пассажирский теплоход, а вниз спускались баржи с каким-то громоздким грузом. Порт из моего кабинета было не видно. Именно там, через несколько часов разыграются заключительные сцены трагикомедии, поставленной по моему сценарию. Я ещё раз посмотрел на часы. Сейчас войдёт…
Дверь открылась, и в кабине вошел Жюльен Бланшар, начальник оперативного отдела. Он был молод (впрочем, ненамного моложе Антуана Мержи), энергичен и склонен к активным, нестандартным действиям. В самом начале операции он пытался оспаривать мои детальные инструкции, но я умел настоять. Очень скоро Жюльен убедился, что точное следование моим инструкциям всегда приносит неизменный, ранее невиданный, успех, и стал доверять мне безоговорочно, уточняя лишь некоторые детали. Интересно, а как в дальнейшем сложатся их отношения, когда я освобожу от своего контроля Антуана Мержи? Впрочем, им недолго предстоит работать вместе. Через три месяца Мержи переведут в столицу, а Бланшар сам станет комиссаром. Кстати, интересно, а как сложиться его судьба в будущем? Надо будет взять его на контроль. Такие люди как Жюльен Бланшар — находка для нашего Сектора.
Я с интересом рассматривал Жюльена, пока он излагал мне свои соображения по поводу ночной операции. Даже внешне Жюльен производил благоприятное впечатление. Живой, проницательный взгляд, буквально светящийся умом. Этот свет невозможно скрыть, даже тогда, когда Жюльен напускал на себя «дурь» и изображал из себя этакого добросовестного блюстителя: «Пусть рухнет Мир, но восторжествует закон!» Энергичные, запоминающиеся черты лица. Он напоминал мне кого-то из популярных французских киноактёров: не то Жана Маре, не то Алена Делона. Я не так хорошо был знаком с историей кино, чтобы точно сказать: кого именно.
Здесь у меня был явный пробел в образовании. Как говорится: сдал и забыл. Хотя истории искусств отводилось в программе подготовки много часов, и ей уделялось серьёзное внимание. Но уж, что не дано, то не дано. Даже Кристина как-то раз от души посмеялась, когда я в беседе перепутал Катрин Денев и Нону Мордюкову. «А ещё выходец из ХХ века!» — смеялась она. Ха! Если я жил в ХХ веке, я что, должен знать в лицо и даже общаться со всеми знаменитостями? Крис просто забыла, что я жил в фашистской Германии, откуда на весь остальной Мир смотрели с презрением. Да и кино-то достигло своего рассвета только уже после того, как меня сбили в небе над Польшей, за полгода до конца войны. А дальше я на всё смотрел уже из Монастыря, глазами хроноагента.
Я выслушал предложения Жюльена, нашёл их разумными и одобрил.
— Господин комиссар, — сказал напоследок Жюльен, — Я уже не раз имел возможность убедиться, что ваши решения всегда безошибочны. Но сегодня! Я просто не могу себе представить, как Клод может решиться лично присутствовать при таком опасном деле, как приёмка столь крупной партии наркотиков. Это на него так не похоже. Ведь он за всю свою жизнь ни разу не перешагнул порога тюремной камеры. И всё потому, что никогда не участвовал в операциях даже опосредованно, а уж тем более, лично. Не понимаю, что может толкнуть его на такой шаг?
— Жадность, Жюльен. Жадность, это — первое. Просмотри материалы допросов по этому делу, и ты всё поймёшь. Впрочем, у тебя уже нет на это времени. Так что, поверь на слово. Они придают огромное значение этой операции и готовы пойти на всё, чтобы она состоялась. А второе — безысходность. Все предыдущие операции Клода мы раскрыли и сорвали. Он теперь чувствует себя как волк, обложенный флажками, и никому не доверяет. А сегодняшняя операция спланирована давно, и прибыль она должна принести грандиозную. Мы не получили сведений, что Клод её отменил или перенёс. Более того, мы точно знаем, что она состоится сегодня ночью. Вывод напрашивается сам собой.
Жюльен усмехнулся:
— Вывод один: всё-таки больше жадность, чем безысходность. Но, однако, шеф, не взирая на всё, только что сказанное, вы действительно уверены, что Клод Ронсар будет там?
Вместо ответа я достал сигару и медленно раскурил её «Сейчас я тебя ошарашу», — подумал я, глядя в проницательные черные глаза Жюльена и, пуская дым в потолок. Жюльен с нетерпением ждал ответа.
— Уверен настолько, что сам буду там присутствовать, то есть, пойду с вами.
— Шеф! Вы нам не доверяете?
— Почему? На все сто и даже больше. Просто сегодня день нашего триумфа. Мне очень хочется посмотреть на лицо Клода Ронсара, когда вы возьмёте его с поличным, когда на него наденут наручники, и он поймёт, что пожизненное заключение, это самое меньшее, что ему светит.
— Ну, это ещё неизвестно. У него, к сожалению, прекрасные адвокаты, — проворчал Жюльен.
— Не переживайте, Жюльен, — я улыбнулся и достал из сейфа пять папок, — Вот дела на его адвокатов, а вот и ордера на их арест. После того как вы доставите Клода Ронсара в окружную тюрьму, произведите и их аресты. Эти адвокаты замазаны в ронсаровском дерьме от пяток до ушей. Мы с вами с удовольствием послушаем, как они будут давать показания друг на друга. Ручаюсь, это будут очень весёлые минуты. В каждой из этих папок материалов достаточно, чтобы упечь любого из них самое меньшее лет на десять. Ну, а новых адвокатов Ронсару, когда его возьмут с поличным, найти будет очень непросто.
Жюльен взял папки и ордера. На лице его была смесь восторга, изумления и лёгкого недоверия. Он покачал головой.
— Не понимаю, шеф. Почему вас до сих пор маринуют на этой должности? Почему не переводят в министерство?
— Наверное, из-за возраста. Мне всего тридцать восемь. У меня ещё всё впереди, как и у вас, Жюльен.
— Кстати, о том, что всё впереди. Вы собираетесь идти с нами, а ведь дело-то опасное. Партия дури небывалая. Они могут отчаянно сопротивляться.
— Это — вряд ли. Клод, хотя и потерял голову, но не настолько, чтобы не сообразить, что даже пожизненное заключение предпочтительней гильотины. И потом, ты несколько минут назад обиделся: я, мол, вам не доверяю. Выходит, ты сам не доверяешь своим людям. А вот я доверяю твоим ребятам настолько, что даже не возьму с собой оружия.
С этими словами я достал из ящика стола свой пистолет и запер его в сейф. Жюльен только головой покачал. Он откинулся на спинку кресла и смотрел на меня каким-то странным взглядом.
— Что это вы так смотрите на меня, Жюльен?
— Завидую вам, шеф. Мне бы такую уверенность и такой дар предвидения!
“Нашел чему завидовать! Да ты бы на второй день повесился.” Так я подумал про себя, а вслух сказал:
— Весь секрет в умении быстро находить то, самое главное, что скрыто в потоке информации. А это приходит с опытом. Сколько у нас осталось времени в запасе?
— Четыре часа, — ответил Жюльен, взглянув на часы.
— Отлично! У нас ещё есть время поужинать. Ты где обычно ужинаешь в таких случаях?
— Здесь за углом есть небольшое кафе с домашней кухней и неплохим выбором вина и пива. На крепкие напитки у них лицензии нет, но в данном случае оно и к лучшему.
— Превосходно! Сводишь меня туда? А то я весь желудок себе испортил в этом мексиканском ресторане напротив.
— Хорошо, шеф. Через двадцать минут спускайтесь в холл.
После ужина в маленьком, уютном кафе с действительно неплохой кухней я вернулся в свой кабинет и в спокойной обстановке составил систему уравнений. Моё участие в операции по аресту Клода Ронсара не предусматривалось сценарием. С моей стороны это был экспромт, и мне надо было знать: не повлечет ли это за собой осложнений. Нет, детерминант получился положительным, намного больше нуля. Бросив взгляд на часы и убедившись, что времени ещё достаточно, я стал полностью решать систему. Раз значение детерминанта увеличилось, значит, моё вмешательство будет иметь положительные последствия. Я хотел знать: какие.
Минут через сорок я выяснил, что мой выход на сцену создаст образ этакого классического сыщика, который всё знает наперёд и от которого невозможно ничего утаить, невозможно скрыться. Это сыграет свою роль в криминальном мире, и Мафия надолго затаится, свернёт свою деятельность. Я немного подумал, затем смоделировал некоторые детали поведения комиссара Мержи в момент ареста Клода Ронсара, его манеры, высказывания. Детерминант ещё несколько увеличил своё значение. Отлично! Я начал отрабатывать эту линию дальше и увлёкся настолько, что перестал следить за временем. От этого занятия меня отвлёк звонок Жюльена.
— Шеф, вы не передумали? Пора выезжать.
Мы прибыли на место и заняли позиции за полчаса до прибытия туда людей Клода Ронсара. Заключительный акт трагикомедии должен был разыграться в большом портовом пакгаузе, принадлежащем фирме, которая была под полным контролем синдиката Ронсара. Я выбрал себе место в будке машиниста малого крана, который был в ремонте. Вместе со мной в будке разместилась молодая сотрудница Жюльена. Она должна была фиксировать всё происходящее на видеоплёнку. Кроме неё съёмку с разных точек производили ещё пять сотрудников.
— Не боитесь, что нас здесь застукают? — спросил я девушку, которая явно волновалась.
— Что вы, господин комиссар, наши ребята своё дело знают.
— Что же вы так волнуетесь?
— От нетерпения. А вы разве не волнуетесь?
— Отнюдь. Я точно знаю, что охранники Клода появятся, — я бросил взгляд на часы, — через двенадцать минут, сам Клод приедет через двадцать пять, а ещё через два часа прибудет трейлер с наркотиками. А пока что можно даже и покурить. Мы с вами на верхотуре, здесь хорошая тяга, и дым вниз не попадёт.
— Завидую я вашему спокойствию!
— Вот станете начальником отдела, выйдете замуж, нарожаете детей и тоже будете спокойной как я. А пока сидите и ждите. Это, конечно, не очень приятно, но в нашей работе без этого не обойтись. Одно утешение: ждать осталось не долго. Иногда ждать приходится всю ночь и без всякого результата. А на этот раз, уверен, нас ждёт богатый улов.
Вскоре на улице послышался шум подъезжающих машин. Они притормозили и быстро уехали. А в пакгаузе появилось пятнадцать человек. Это были боевики, «торпеды» Клода Ронсара. В два раза больше их рассыпалось по окрестностям порта, вокруг пакгауза. Осмотрев свои участки, они должны были дать сигнал о том, что всё чисто или, наоборот, поднять тревогу.
Выведенный из состояния равновесия последними провалами, Клод Ронсар сильно опасался, что если «торпеды» будут передавать сообщения открытым текстом, полиция сможет засечь передачи и запеленговать их. Он перестраховался и совершил очередную глупость. Ронсар снабдил своих «торпед» карманными кодированными передатчиками, на которых было две кнопки. При нажатии любой из них в эфир выбрасывался цифровой код, от каждой кнопки разный. Если всё было в порядке, «торпеда» нажимал первую кнопку. На приёмнике у Ронсара все сообщения проходили через дешифратор и попадали в накопитель, представляющий собой многовходовую схему "И". В случае если все сообщения были от первых кнопок, схема открывалась, и в назначенное время Ронсар слушал Первую часть Сороковой Симфонии Моцарта. Если хотя одна кнопка не была нажата, или вместо первой была нажата вторая, звучал похоронный марш, и Клоду надо было рвать когти.
Не знаю, сколько заплатил Ронсар за эту дурацкую систему, но она оказала ему «медвежью» услугу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58