..
Дальше в дневнике Роберта только еще два раза упоминается та Книга
(он, кажется, не понимал важного значения книги до самого конца). Из начала
записи от 7 сентября.
Я хотел попросить Гудфеллоу воздействовать на Ф., как агента по
недвижимости, хотя мои лучине чувства восставала против этого. Но как тут
можно проявить сдержанность? Не его ли это собственные деньги ? Я взял с
Филиппа обещание, отречься от отвратительного баптизма... и, конечно, он на
грани чахотки, близок к лихорадке. Не доверяю ему! Я беспомощен...
Наконец 16 сентября.
Книгу прислали сегодня, вместе с письмом Гудфеллоу, где тот написал,
что он больше не хочет участвовать в моих торговых делах. Ф. возбужден. Он
вырвал книгу у меня из рук. Она написана на странной латыни, а местами
руническим письмом, в котором я ничего не понимаю. Книга казалась почта
теплой, когда ее касались, и дрожала в моих руках, словно содержала в себе
огромную силу... я напомнил Ф. его обещание отречься, и он только
безобразно засмеляся с видом сумасшедшего и сделал знак... Сунув книгу мне
под нос, он выкрикивал снова и снова: "Она у меня! Она у нас! Червь! Тайны
Червя!"
Сейчас он убежал, полагаю, к своему сумасшедшему "благодеятелю", и я
больше сегодня его не видел.
О книге больше ничего нет, но я сделал определенные выводы, которые
кажутся мне правильными. Во-первых: книга, и то, что говорила мне миссис
Клорис, стала предметом ссоры между Робертом и Филиппом. Во-вторых, она -
хранилище нечестивых заклинаний и, возможно, порождение друидов (много
кровавых ритуалов друидов сохранилось после того, как римские завоеватели
покорили Британию во имя Империи, множество адских книг с рецептами их
магии затерялось в мире). В-третьих: Буна и Филиппа эта книга привела к
смерти... вероятно, путь был ложным. Они хотели использовать книгу... но не
верю в то, чтобы им удалось это сделать. Я скорее поверю, что они сами еще
раньше нашли какие-то безликие силы, стоящие по ту сторону мироздания,
силы, которые могли находиться по ту сторону самой материи Времени.
Последняя запись дневника Роберта Буна достаточно мрачная, но пусть она
скажет сама за себя: 26 октября 1789 года. Сегодня в Причер Корнерс были
сказаны ужасные слова, Крэалн, кузнец, схватил меня за руку и сказал:
- Ваш брат - безумный антихрист, пусть он убирается отсюда!
Гуди Рэндол утверждал, что он видел в небе знамение. Грядет Величайшее
бедствие! Корова отелилась двухголовым теленком.
Что касается меня, то я знаю, откуда исходит угроза. Все дело в
безумии моего брата. Его волосы поседели за одну ночь! Под глазами у него
огромные мешки и, кажется, сам дьявол не выдержит блеска его безумных глаз.
Он улыбается все время и что-то шепчет. По непонятным причинам, он стал
часто спускаться в подвал, но я редко вижу его, так как большую часть
времени он проводит в Жребии Иерусалима. Козодои собрались вокруг дома на
лужайках. Их громкие крики в тумане сливаются с шумом моря, превращаясь в
дикую, режущую слух какофонию звуков, которые не дают никому покоя. 27
октября 1789 года. Следил, за Ф., когда он отправился в Жребий Иерусалима.
Держался на безопасном расстоянии, чтобы он не заметил моего присутствия.
Окаянные козодои стаями летали по лесу, наполняя округу своим, леденящим
душу, пением. Я не отважился перейти мост. Город лежал, во мраке, за
исключением церкви, которая излучала призрачное, красноватое мерцание, что
превращало ее пикообразные окна в Глаза Ада. Какие-то голоса то
усиливались, то стихали в дьявольском молебне... Иногда там смеялись,
иногда рыдали. Даже сама земля, казалось, вздымалась и стонала подо мной,
словно ей было тяжело нести дьявольский вес, и я убежал изумленный и
переполненный ужасом.
Адские пронзительные крики козодоев доносились до меня, когда я бежал
через переполненный тенями лес.
Все шло к непредсказуемой кульминации. Я больше не хотел видеть снов и
не хотел просыпаться от ужасов, приходящих ко мне во сне. Ночь были полна
ужасными звуками, и я боялся...
И, конечно, я чувствовал необходимость идти вновь, чтобы посмотреть...
Казалось, что Филипп зовет меня, и Старец вместе с ним... Птицы...
...будь он проклят, будь он проклят, будь он проклят.
На этом дневник Роберта Буна обрывается. Конечно, ты должен заметить.
Бони; в заключение Роберт заявляет, что Филипп зовет его. Мое окончательное
мнение сформировали различные события: рассказ миссис Клорис и других, но в
большей степени те ужасные фигуры в подвале... те, что когда-то умерли, но
остались живы. Наш род несчастнее других, Бони. Проклятие тяготеет над
нами; оно живет ужасном жизнью - жизнью теней в нашем доме, в том городе.
Кульминация уже близка. Я - последний из рода Бунов. Боюсь, что кто-то
знает об этом, и я связан с чем-то злым, лежащим по ту сторону моего
понимания.
Приближается День Всех Святых. Он наступит через неделю. Что же делать
дальше? Если бы ты был здесь, то смог бы посоветовать мне! Если бы ты
только был здесь!
Я должен узнать все. Я должен вернуться в заброшенным город. Моя вера
придаст крепость моему духу.
Чарльз.
(Из записной книжечки Келвина МакКена).
25 октября 1850 года.
Мистер Бун спал почти весь день. Его лицо побелело, и он сильно
похудел. Я боюсь, что у него начинается лихорадка мозга. В любой момент она
может вспыхнуть с новой силой...
Меняя воду в графине, я натолкнулся на два неотправленных письма,
адресованных мистеру Грансону во Флориду. Мистер Бун собирается вернуться в
Жребий Иерусалима. Если я допущу это, то убью его. Отважусь ли я
проскользнуть в Притчер Корнерс и нанять кабриолет, чтобы увезти его из
этих мест? Я должен так сделать. А что, сети он проснется? Я-то вернусь, а
он уже уйдет.
Снова в стенах поднялся шум. Благодарю Бога за то, что мистер Бун еще
спит! У меня самого в голове все перепуталось от происходящего...
Позже.
Я принес мистеру Буну обед на подносе. Он собирался встать позже и мое
появление вызвало у него недовольство. Конечно, я пойду в Причер Корнерс.
Мистеру Буну когда-то прописали сонный порошок. У меня осталось немного. Я
насыпал одну дозу в чай, и мистер Бун выпил его, ничего не подозревая.
Оставить его бодрствующим наедине с тварями в стенах такая перспектива
пугает меня. Но как можно тут вообще оставаться? Я вынужден был на всякий
случай еще и запереть его. Молю тебя, Боже, пусть он останется живым и спит
до пор, пока я не вернусь сюда с кабриолетом.
Еще позже.
Побейте меня камнями! Побейте меня камнями, как дикую и бешеную
собаку! Чудовища и дьяволы! Те, кого называют людьми! Мы оказались
пленниками тут... Козодои начинают слетаться...

26 октября 1850 года.
Дорогой Бони,
смеркается, и я только что проснулся, а спал я подряд двадцать четыре
часа. Хотя Кел ничего мне не сказал, подозреваю, что он подсыпал мне в чай
сонный порошок, чтобы воспрепятствовать моим намереньям. Он добрый
заботливый друг, желает только лучшего, и я ничего не скажу ему.
Конечно, я все тщательно обдумал. Завтра днем! Я спокоен, решителен,
но, кажется, чувствую, что моя лихорадка может вернуться. Если это так, то
все должно сделать завтра. Возможно ночью было бы лучше, и даже Пламень Ада
не сможет заставить меня отказаться и отложить поход в город призраков.
Я не в состоянии больше писать. Пусть Бог благословит и поддержит
тебя, Бони.
Постскриптум.
Птицы снова стали кричать и ужасные звуки в стенах возобновились. Кел
не знает, что я не сплю.
Чарльз.
(Из записной книжки Келвина МакКена).
27 октября 1850 года.
Его не переубедить. Очень хорошо. Я иду с ним.

4 ноября 1850 года.
Дорогой Бони,
слабость чувствую невероятную. Я не уверен в дате, ведь мой календарь
- подсчет отливов и приливов, заходов и восходов солнца... а такой
календарь слишком неточен. Я сижу за столом, где написал тебе первое письмо
из Чапелвэйта, и смотрю на темное море, над которым быстро гаснут последние
солнечные Лучи. Никогда больше я этого не увижу. Эта ночь - последняя ночь
моей жизни.
Как тяжело море обрушивается на скалы! Оно бросает клочья Иены в
темнеющее небо, как флаги, сотрясая пол подо мной. В оконном стекле вижу
свое отражение - бледное, словно лик вампира. Я ничего не ел с 27 октября и
почти не пил, ведь нет дольше Кела, который смог бы поставить у моего
изголовья графин со свежей водой.
Кел! Его больше нет в живых, Бони. Он занял мое место, бедняга с
золотыми руками и скуластым лицом, которое так похоже на нынешнее отражение
моего лица в оконном стекле. И, конечно, ему могло бы больше повезти. Его
не преследовали сны, как преследовали они меня в последние дни. Эти сны,
словно призрачные тени, которые затаились в коридорах кошмарного бреда.
Даже сейчас мои руки еще дрожат. Вот... я закапал страницу чернилами!
В то утро Келвин поспорил со мной, так как я попытался ускользнуть из
дому. Я-то считают себя таким хитрым. Я сказал ему, что решился: мы должны
уехать и спросил его, не отправится ли он в Тандрелл, милях в десяти, чтобы
нанять экипаж, тогда бы мы выбрались из ловушки, покинули местность, где
были столь печально известны. Он согласился совершить эту утомительную
пешую прогулку, и я смотрел ему вслед, смотрел, как он уходит по дороге
вдоль моря.
Когда он исчез из виду, я стал быстро собираться: взял плащ и шарф
(погода выдалась мерзкая, этим утром морской бриз принес первое дыхание
зимы). Сперва я взялся за ружье, но потом рассмеялся про себя. Какая польза
от ружья в такой ситуации?
Я запасся в чулане всем необходимым, остановился и посмотрел в
последний раз на море и небо. Запах свежего воздуха перебил запах гнили.
Под облаками, высматривая добычу, летали чайки.
Я обернулся. Рядом со мной стоял МакКен.
- Вы не пойдете туда один, - сказал он. Усмешка по-прежнему не
покидала его лицо.
- Но, Келвин, - начал было я.
- Нет, ни слова! Мы пойдем вместе и сделаем то, что должны сделать.
Иначе я поверну вас назад насильно. Вы не здоровы. Одного я вас не отпущу.
Невозможно описать ту борьбу эмоций, которая охватила меня: смущение,
оскорбленное самолюбие, благодарность... и, конечно, самым великим была
любовь!
Молча обогнули мы летний домик и солнечные часы, прошли по заросшему
травой пустырю и углубились в лес. Стояла мертвая тишина... птицы не пели,
не стучал дятел. Только в воздухе чувствовался запах соли. Откуда-то
издалека потянуло гарью костра. Деревья были увиты осенними цветами, но мне
показалось, что ярко-красный цвет преобладает над всем остальным.
Вскоре запах соли исчез и появился другой, более неприятный запах. Он
был самым отвратительным, с которым я когда-либо сталкивался. Когда мы
пришли к покосившемуся мосту, который пересекал реку, я ожидал, что Кел
вновь попросит меня отложить начатое дело, но он промолчал, остановился,
глядя на мрачный шпиль, который, словно насмешка, тянулся к голубому небу,
потом взглянул на меня, и мы пошли дальше.
Быстро и немного побаиваясь, мы приблизились к церкви Джеймса Буна.
Дверь до сих пор была полуотворена после нашего бегства. Казалось, кто-то
следит за нами из темноты. Когда мы йоднялись на несколько ступеней, душа у
меня ушла в пятки, руки задрожали, когда я коснулся дверной ручки и толкнул
ее. Запах внутри стал еще более сильным, еще более противным, чем раньше.
Мы вошли в помещение и, не останавливаясь, пошли дальше, в главный
зал. Там стоял кавардак.
Что-то гигантское поработало тут, все порушив. Скамьи оказались
перевернутыми и сваленными в кучу, словно деревянный лом. Оскверненный
крест лежал у восточной стены, и зазубренное отверстие в стене
свидетельствовало о силе, которая похозяйничала тут. Маслянистые лампады
были сброшены со своих мест и вонь китового жира смешалась с ужасным
зловонием, которым пропитан был весь городок. Внизу центральный придел
словно призрачная тропа был пересечен черной полосой ихора, смешанного со
зловещими на вид каплями крови. Наши взоры обратились к кафедре... только
она казалась нетронутой. На богохульственной книге, пристально глядя на нас
остекленевшими глазами лежал мертвый ягненок.
- Боже! - прошептал Келвин. Мы приблизились, стараясь не запачкать
обувь липкой жидкостью. В зале эхом отдавались наши шаги и, казалось, их
звукам вторил громкий смех.
Мы вместе пошли вперед. Ягненок не был разорван или заколот. Нам
показалось, что он был раздавлен, словно мех с кровью, кости его были
переломаны неведомой силой. Густой и зловонной лужей кровь растекалась по
кафедре и алтарю... конечно, она застила и раскрытую книгу, но на книге
слой крови казался прозрачным, нацарапанные в книге руны читались сквозь
Кровь, как сквозь цветное стекло!
- Мы должны забрать книгу? - решительно спросил Кел.
- Да. Я должен сделать это.
- А что вы собираетесь делать потом?
- То, что нужно было сделать шестьдесят лет назад. Я пришел уничтожить
ее!
Мы сбросили ягненка с книги, и звук глухого удара разнесся под сводами
церкви, когда мертвое тело упало на пол. Запачканные кровью страницы теперь
ожили, и ярко-красная кровь засверкала на желтой бумаге.
У меня в ушах загудело. Низкий голос пел песнь. Звук, казалось,
исходил из самих стен. Мельком взглянув на Кела, я понял, что он слышит то
же самое. Пол под нами задрожал, словно то, что обычно обитало в церкви,
пыталось выйти из стен, взять нас под свою опеку. Реальный мир и время
исказились и треснули. Церковь наполнилась призраками. Я увидел Джеймса
Буна, отвратительного и уродливого, прыгающего вокруг лежавшего навзничь
тела женщины, и Филиппа Буна, стоящего у него за спиной - псаломщика в
черной рясе с капюшоном, с ножом и Кубком в руках.
1 2 3 4 5 6