Такое впечатление должно создаться и у судьи, и у Хонига, чье мнение наверняка будет учитываться. Если Осборн увлечется подробным описанием событий, они приобретут другую окраску и сфокусируются на нем самом. Это может помешать выдвижению обвинения против Шолла.
— Как ты думаешь, — спросил Реммера Маквей, — они уже знают, что мы здесь?
Реммер пожал плечами.
— Я лично не заметил слежки по пути из аэропорта. Но точно сказать не берусь. На всякий случай будем предполагать, что знают, верно?
Нобл покосился на Маквея: Реммер прав, лучше постоянно быть начеку и предполагать худшее. Даже если группа на какое-то время выпустила их из своего поля зрения, скоро она наверстает упущенное. Противник зашел слишком далеко, чтобы отступать.
На шестом этаже лифт остановился. Они вошли в приемную судьи, где их попросили подождать.
— Ты его знаешь, этого судью? — спросил у Реммера Маквей, оглядываясь по сторонам. Приемная судьи Гравеница ничем не отличалась от приемной любого государственного учреждения в Лос-Анджелесе. Обычный стол и стул, простой книжный шкаф и дешевые гравюры на стенах.
Реммер кивнул.
— Знаю немного.
— Что от него можно ждать?
— Посмотрим. Все зависит от того, что сказал ему Хониг. Видимо, немного, раз судья сразу согласился принять нас. Но не думай, что если Хониг отрекомендовал нас, а судья Гравениц согласился выслушать, то наше дело в шляпе.
Маквей взглянул на часы и присел к уголку стола. Он пристально посмотрел на Осборна.
— Я в порядке, — отозвался Осборн, подошел к Маквею и прислонился к стене. Маквей не забыл о его покушении на Мерримэна и забывать не собирается. Думать об этом сейчас не хотелось, да и не надо, но когда-нибудь это еще наверняка всплывет.
Открылась дверь, и вошел Дитрих Хониг. Он извинился от имени судьи Гравеница, которого задержало важное дело. Как только он освободится, он их примет. Придется подождать. Потом Хониг обратился к Ноблу:
— Вас просили позвонить в Лондон.
— Что-то произошло? — встревожился Нобл.
Он подошел к телефону и позвонил в Скотленд-Ярд. Через двадцать секунд его связали с шефом отдела убийств лондонской полиции. Вдруг его лицо вытянулось.
— О Господи, нет, — произнес он. — Как это могло случиться? Его же охраняли круглые сутки!..
— Лебрюн, — выдохнул Маквей.
— Ясно. Ну, а теперь где он?..
Пауза.
— Найдите его, и как только найдете — посадите под замок. Если будут новости, передавайте в Бад-Годесберг инспектору Реммеру.
Нобл повесил трубку и рассказал Маквею об убийстве Лебрюна и исчезновении Каду, скрывшегося во время поднявшейся суматохи.
— Думаю, спрашивать, жив ли санитар, не стоит, — сквозь зубы процедил Маквей.
— Не стоит.
Машинально взъерошив рукой волосы, Маквей повернулся и посмотрел в упор на Хонига.
— Вам случалось по ходу расследования терять друзей, герр Хониг?
— К сожалению, таковы правила игры, — спокойно ответил тот.
— Так сколько нам еще ждать судью Гравеница? — В голосе Маквея звучал не вопрос, а требование.
Глава 94
Толстый, низенький, краснолицый, с копной седых волос судья по уголовным делам Рихтер Отто Гравениц жестом указал на тиковые и кожаные кресла и подождал, пока все рассядутся. Потом пересек комнату и уселся сам — за массивный стол в стиле рококо. Подошвы его ботинок едва доставали до восточного ковра под столом. Кабинет Гравеница, по контрасту со спартанской обстановкой приемной, был образцом тонкого вкуса и богатства. Кроме того, это была хорошо рассчитанная демонстрация власти и положения в обществе.
Повернувшись к гостям, Хониг объяснил по-английски, что, учитывая особое положение Шолла и тяжесть выдвинутого против него обвинения, судья Гравениц выслушает показания Осборна один, не привлекая прокурора.
— Отлично, — сказал Маквей. — Пусть начинает.
Судья Гравениц протянул руку и включил магнитофон. В 3.25 слушание началось.
Маквей коротко ввел присутствующих в курс дела. Реммер переводил его слова на немецкий. Маквей объяснил, кто такой Осборн, как он встретился в парижском кафе с убийцей отца, как в одиночку последовал за Мерримэном в парк около Сены, боясь упустить его из виду хоть на минуту. Там он набрался решимости, подошел к Мерримэну и заговорил с ним, но через несколько минут раздался выстрел. Они уверены, что Мерримэна прикончил наемный убийца Шолла.
Закончив. Маквей оценивающе посмотрел на Осборна, уступил ему место и сел к остальным.
Снова переводил Реммер. Судья привел Осборна к присяге, и тот начал давать показания. Следуя совету Маквея, Осборн рассказал все как было, умолчав лишь о некоторых фактах.
Слушая Осборна, судья сидел, откинувшись на спинку кресла, и изучающе смотрел на него. Когда тот закончил, он перевел взгляд на Хонига, потом опять на Осборна.
— Вы уверены, что именно Альберт Мерримэн убил вашего отца? Ведь прошло тридцать лет.
— Да, сэр, — ответил Осборн.
— Должно быть, вы ненавидели убийцу.
Осборн поймал предостерегающий взгляд Маквея — мол, полегче, парень, тебя прощупывают.
— На моем месте вы тоже ненавидели бы его, — не отступил Осборн.
— Вы знаете, почему Эрвин Шолл хотел, чтобы ваш отец был убит?
— Нет, сэр, — спокойно ответил Осборн, и Маквей с облегчением вздохнул. Пока он вел себя молодцом. — Вы не должны забывать, что в те годы я был еще ребенком. Но я хорошо разглядел лицо убийцы и не мог его забыть. С тех пор я не видел его ни разу — до той ночи в Париже. Больше мне нечего добавить.
Гравениц помолчал, потом посмотрел на Маквея.
— Вы уверены, что Эрвин Шолл, который сейчас находится в Берлине, и есть тот человек, который нанял Альберта Мерримэна?
Маквей встал.
— Да, сэр.
— Почему вы считаете, что человек, который застрелил Мерримэна, тоже был нанят Шоллом?
— Потому что Шолл уже пытался однажды расправиться с Мерримэном, и тому пришлось долгое время скрываться. Но в конце концов его выследили.
— У вас есть абсолютная уверенность, что вы сумеете доказать причастность Шолла к этим убийствам?
Маквей от души надеялся, что этого вопроса удастся избежать, но многоопытный судья Гравениц каким-то шестым чувством нащупал слабое место в аргументах Маквея. Сейчас в его голосе звучало предостережение: только попробуй солгать — и веры тебе больше не будет.
— Абсолютная уверенность?.. Нет, сэр, пока нет.
— Понимаю... — И судья Гравениц задумался.
Шолл — фигура международного масштаба, могущественная и влиятельная. Гравениц колебался. Маквей отлично его понимал: выписать ордер на арест Шолла для него — все равно что дать санкцию на арест государственного канцлера. А показания Осборна не подкреплены никакими доказательствами. Нужно было как-то убедить судью, иначе им придется идти к Шоллу без ордера на арест, а этого Маквею совсем не хотелось. Видимо, Реммер почувствовал то же самое, потому что внезапно вскочил, резко отодвинув свое кресло.
— Ваша честь, — произнес он по-немецки, — как я понимаю, одним из доводов, отклонивших вас выслушать нас, было то, что в ходе расследования было два покушения на офицеров полиции. Одно можно было еще счесть случайным, но два...
— Это звучит убедительно, — согласился Гравениц.
— Один из убитых — нью-йоркский детектив, застреленный в своем доме. Второй, опытный полицейский из Парижа, был ранен на вокзале в Лионе, и его перевезли в больницу в Лондоне под вымышленным именем и приставили к нему круглосуточную охрану. — Реммер умолк и после паузы продолжил: — Только что его застрелили прямо в больничной палате.
— Прискорбная история! — искренне воскликнул Гравениц.
Реммер снова помолчал, потом продолжил:
— У нас есть серьезные основания утверждать, что совершившие эти убийства люди принадлежат к организации Шолла. Мы должны допросить лично герра Шолла, ваша честь, а не выяснять отношения с его адвокатами. Без ордера на арест сделать это невозможно.
Гравениц свел вместе ладони и откинулся на спинку кресла. Маквей пристально смотрел на судью. Все ждали.
Наконец судья с безразличным видом наклонился вперед и протянул руку к бювару. Он взъерошил ладонью свою седую шевелюру и поискал взглядом Реммера.
— О'кей, — сказал он по-английски. — О'кей.
Глава 95
Они подождали, пока Гравениц выпишет ордер на арест и вручит его Реммеру. Потом, поблагодарив судью и Хонига, все четверо покинули святилище правосудия и на личном лифте Гравеница спустились в подземный гараж.
Осборн с любопытством поглядывал на своих спутников. Теперь все они ступили на минное поле и хорошо понимали это. Ордер на арест, полученный с таким трудом и лежащий теперь в кармане Маквея, пока пустая бумажка, как и предупреждал их Хониг. Представить только — звонок в дверь, и — «Добрый вечер, сэр, вот ордер на ваш арест»... Возможно, Шолла и удастся засадить в тюрьму, но уже через час туда набегут адвокаты, найдут какие-нибудь зацепки и Шолл выйдет на свободу, не проронив ни слова.
А дальше появятся письменные показания самого Шолла и других уважаемых граждан, ручающихся за него и утверждающих, что он никогда не знал и не имел дела со старшим Осборном и тремя другими убитыми изобретателями; что он понятия не имел, что на свете существует человек по имени Альберт Мерримэн, и так далее. Найдется целая армия свидетелей, утверждающих, что Шолл был где угодно, но только не в Америке, когда там произошли эти четыре убийства, и что он был в Америке, когда в Париже убили Мерримэна. Все эти показания, данные под присягой и подкрепленные высоким положением свидетелей, позволят снять с Шолла все обвинения. А поскольку никаких прямых доказательств причастности Шолла к преступлениям нет, дело попросту закроют.
А через год или два, когда все уляжется и стихнет шумиха вокруг имени Шолла, наступит предсказанная Хонигом расправа. И всех четверых — Маквея, Нобла, Осборна, Реммера — сотрут в порошок. Друзья, сослуживцы, совершенно незнакомые люди выступят против них с обвинениями в коррупции, воровстве, сексуальных извращениях и прочих мерзостях. Их честные имена будут трепать бульварные листки, пока окончательно не смешают с грязью. В общем, размажут по стенке как миленьких.
Реммер резко, так что заскрипела резина покрышек, вырулил из гаража муниципалитета на Харденберг-штрассе. Серый полицейский «мерседес» последовал за ним. Через пять минут Реммер уже заезжал на стоянку напротив огромного, в двадцать два этажа, сверкающего стеклом и сталью здания «Европа-Центр».
— Auf Wiedersehen. Danke, — передал он по рации.
— Auf bald. — Серый «мерседес» исчез в потоке транспорта.
— Значит, вы полагаете, что мы в безопасности, — констатировал Нобл.
Реммер поставил машину.
— Уверен. — Реммер выбрался из машины, взял висевшей на дверце автомат и переложил в багажник. Закурив на ходу сигарету, он повел своих спутников к железной двери служебного входа, ведущего в коридор, по которому проходили электрические и сантехнические коммуникации к комплексу «Европа-Центр» на другой стороне улицы.
— А где сейчас Шолл? — Голос Маквея гулко звучал в стенах подземного коридора.
— В «Гранд-отеле Берлин». На Фридрих-штрассе, напротив Тиргартена. Джентльмену твоего возраста пешком туда путь не близкий, — ухмыльнулся Реммер и толкнул дверь в конце коридора. На ходу загасив окурок, он остановился около служебного лифта и нажал кнопку. Двери раздвинулись почти сразу, они вошли, и Реммер нажал кнопку шестого этажа. Только сейчас Осборн заметил на боку Реммера кобуру.
Глянув на бледные в тусклом свете лифта лица своих спутников, Осборн почувствовал себя среди них лишним и ненужным, вроде пятого игрока в бридж или шафера на свадьбе своей бывшей жены. Они ветераны полицейской службы, профессионалы, привыкшие к этому жестокому миру и умеющие в нем жить. Ордер на арест, лежавший в кармане Маквея, был выдан одним из самых видных судей страны, и в нем значилось имя человека, к которому без такой бумаги ближе чем на десять шагов и не подойти. Маквей взял его с собой в Берлин, чтобы он дал показания судье. Осборн это сделал, отыграл свою роль и больше никому не нужен. Как он мог поверить, что Маквей разрешит ему присутствовать при его разговоре с Шоллом? И вообще какое кому дело до личных счетов Осборна с Шоллом? Да никому! Осборн почувствовал, как к горлу его подступает комок.
— Что такое? — Маквей изучающе смотрел на него.
— Просто задумался, — спокойно ответил Осборн.
— Не увлекайтесь, — без улыбки заметил Маквей.
Лифт замедлил ход и остановился. Двери раздвинулись, и Реммер первым шагнул наружу. Осмотрелся и кивком пригласил выйти остальных.
Они шли по коридору, застеленному ковром. Отель «Палас», прочел Осборн на одном из рекламных проспектов, разложенных на столиках. Реммер остановился перед дверью номера 6132 и постучал.
Дверь сразу же открылась. Плотный, сурового вида человек, очевидно, еще один детектив, впустил их в номер.
Две просторные спальни соединял узкий холл. Окна из обеих комнат выходили на зеленый Тиргартен. Нобл огляделся. Ему явно не понравилось, что второе окно одной из спален выходило на новое, недавно отстроенное крыло отеля.
Реммер спрятал револьвер в карман пиджака и заговорил с детективом, впустившим их в номер. Маквей осмотрел вторую спальню и вернулся. Он тоже был не в восторге от близости нового крыла, из окон которого можно было следить за их номером.
Коренастый детектив огорченно развел руками. По-английски, но с сильным немецким акцентом он сказал, что им вообще еще крупно повезло — номер раздобыть практически невозможно. В Берлине сейчас проходит много международных торговых ярмарок и конгрессов, даже федеральной полиции пришлось нажать на все рычаги — места в гостиницах забронированы на три месяца вперед.
— Ну что ж, Манфред, тогда будем считать, что нам действительно повезло, — сказал Маквей.
Реммер кивнул, сказал несколько слов по-немецки коренастому детективу, и тот вышел. Реммер запер за ним дверь.
— Мы с тобой расположимся тут, — сказал ему Маквей. — Нобл и Осборн займут вторую спальню.
Он подошел к окну, отодвинул тяжелую портьеру и посмотрел вниз, на Курфюрстендамм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77