Пусть сам зарабатывает!
Рыжая коровка заблудилась в рыжем лесу. Она бежала вверх по руке, пряталась от грозы.
Родион не проронил ни слова, залпом выпил горячий чай, не притронувшись к еде, и опрометью выскочил из дома. Он всегда старался избегать трудных разговоров.
– Ну что мне с ним делать?! – в отчаянии воскликнула Патимат, и ее выцветшие зеленые глаза наполнились слезами. – Он целыми днями твердит одно и то же: «Аида должна понимать, как мне трудно. Я хочу семейного счастья. Я хочу детей». И просит, чтобы я поговорила с тобой. Но я ведь знаю, как ты ненавидишь Алену. Это видно и без очков. Ты ревнуешь, как всякая любящая сестра. А Родя как мальчишка. Влюбился и не замечает, что творится вокруг. Они любят друг друга, Аидушка. Ничего не поделаешь, надо терпеть. А если ты ему не поможешь, я помогу. Устроюсь на какую-нибудь работу. Я ведь еще не старая, еще даже не пенсионерка. Помаленьку наскребем деньжат, и они смогут снять квартиру где-нибудь на окраине. Надо только немножко потерпеть.
– Я потерплю, Патимат, – безразличным тоном пообещала Аида, а потом спросила:
– У него это впервые?
– Что?
– Любовь. – Ты, наверное, не помнишь. Совсем крохой была. Он в девятом классе влюбился в свою одноклассницу. Не помню уже, как ее звали. Такая беленькая, с косичками, глаза огромные, голубые…
– И что было дальше?
– Она сказала, что не хочет иметь ничего общего с кавказцами.
– Старо как мир.
– Господи, да какой же он кавказец? Что кавказского она в нем нашла?
Что вообще она в этом понимала, соплячка?!
– Не горячись, Патимат. В Родионе действительно мало кавказского. А если бы было много, что с того?
– Ты это всегда понимала… А ведь он из-за этой беленькой с косичками чуть не покончил с собой. Совсем дурак был! Книжная душа. Забрался в горячую ванну и перерезал себе вены. Тоже в какой-то книжке вычитал. Я первая подняла тревогу, сердце было не на месте. Мать всегда чувствует такие вещи. Отец выломал дверь, и мы его, слава Аллаху, спасли!
– И что, с тех пор он не влюблялся? Он что, девственником был, пока не встретил эту?..
– Откуда мне знать? – развела руками мачеха. – Я никогда с ним не говорила на такие темы.
– Да, кажется, дело серьезное, – подытожила Аида. – Ты в магазин не сходишь?
– А что такое?
– Я хочу на ужин утку с яблоками и хорошего вина.
– Да ты забудешь об этом сто раз! И опять вернешься под утро!
Не хотела она никуда уходить, пока в доме находилась невеста сына.
Патимат боялась оставлять их вдвоем. Но Аида настаивала на утке с яблоками, а фактически выставляла ее за дверь и не рассчитывала на скорое возвращение, потому что утку надо поискать, побегать по магазинам. В конце концов мачеха уступила. И уже выходя, посмотрела на падчерицу умоляющим взглядом и едва слышно, как будто сомневаясь в собственных словах, напомнила:
– Ты обещала немножко потерпеть… Ну да, потерпеть…
А разве она не сдержала обещания? Она терпела почти два часа. Почти два часа эта босячка не подавала признаков жизни. Что она делала там, в комнате брата, напичканной дорогим антиквариатом и редкими книгами? Что она вообще делает в ее квартире?
Комната Родиона не запиралась. И Аида не стала церемониться. Как только дверь за Патимат захлопнулась, она вихрем ворвалась туда и сказала коротко и ясно:
– Вон отсюда!
Алена в своем джинсовом, давно не стиранном сарафане сидела в кресле викторианской эпохи.
С первой же секунды Аида поняла, что босячка боится ее, что поджилки у поэтессы трясутся. Родя, наверное, рассказал ей о той ночи, когда сестра угрожала ему пистолетом.
– А вы знаете, Аида, мне ведь совсем-совсем некуда идти! – она говорила манерно, нараспев, как все поэтессы, подражая Белле Ахмадулиной. – Я полгода не платила за комнату и теперь вынуждена скрываться от своих хозяев. – У Алены была толстая русая коса и глаза необычного сиреневатого оттенка, рот совсем крохотный, а нос немного вздернутый и весь в веснушках. Руки вовсе не поэтические, а скорее рабоче-крестьянские, ладони широкие, пальцы короткие и толстые. Вообще, изящества в ней было маловато.
– Мне глубоко фиолетовы все ваши проблемы, – ухмыльнулась хозяйка пятикомнатной квартиры на Фурштадской. – Я просила Родиона, чтобы он вас больше сюда не приводил. И впредь не желаю вас здесь видеть.
Если бы Родька присутствовал при этой сцене, тот прежний Родька, увлеченный литературой, слегка насмешливый, он бы крикнул сестре: «Аидка, я знаю, в каком романе ты вычитала такое! Это же не твои слова! Фига!» И она бы не смогла больше сердиться, она бы обязательно засмеялась. Но от прежнего Родьки ничего не осталось, эта босячка превратила его в половую тряпку.
– Если бы вы меня узнали поближе, вы бы не стали так со мной разговаривать. Родя о вас очень высокого мнения. Говорил, что вы начитанны и знаете много языков…
– Послушайте, милочка, как бы я ни была начитанна, это не значит, что я вас должна кормить. Нахлебников и без вас хватает. Убирайтесь, и поскорее!
– Куда? Куда, Аида? – продекламировала поэтесса, и, если бы не испуг в ее расширенных зрачках, можно было подумать, что Алена присутствует на собственном творческом вечере, настолько привычно жеманно звучали ее слова.
Аиду передернуло. Она, всегда благосклонно относившаяся к женщинам, теперь возненавидела невесту брата еще больше.
– Выслушайте меня, – продолжала та, так и не поднявшись с кресла, – Родион еще ничего не знает, но вам как женщина женщине я скажу. У меня будет ребенок от вашего брата. – На ее лице застыла преглупейшая улыбка. Улыбка как бы говорила: «Ну, а теперь-то вы меня точно полюбите».
Аида задохнулась от гнева и растеряла все слова, Алена же, наоборот, нашла еще много слов:
– Родя так мечтает о ребенке! Он будет на седьмом небе от счастья! Этот сюрприз я готовлю к его дню рожденья. Родя по гороскопу Лев, я – Телец, а ребеночек будет Овном. По-моему, все здорово вышло. Это благое дело мы совершили в Екатеринбурге, когда жили в вашей квартире. Родя сделал мне подарок, серебряное колечко с сердоликом. На Урале это все стоит сущие пустяки, но он потратил на подарок последние деньги, и нам, смешно сказать, не хватало на хлеб, не то что на презервативы! С продажей квартиры пришлось поторопиться.
Слава богу, билеты на поезд он заранее приобрел, иначе пострадали бы ваши денежки…
– Заранее приобрел, – в недоумении повторила Аида, но Алена не обратила внимания на эти слова, потому что слушала только себя.
– Вы можете гордиться своим братом. Он ни копеечки не потратил из ваших денег, даже отказался в поезде брать постель. Представляете, целые сутки тряслись на голых полках? Он все твердил: «Привезу в целости и сохранности, и тогда сестренка подарит их нам». Это, конечно, не мое дело, но Родиону сейчас очень трудно, а будет еще трудней. Родина мама… (Ой, как смешно звучит!
Чуть ли не Родина-мать!) – Выметайтесь отсюда! – закричала Аида. – Не заставляйте меня применять силу!
– Как?.. Вы… – захлопала ресницами Алена. – Я ведь ношу под сердцем вашего племянника…
– Мне наплевать с высокой колокольни, кого вы там носите! – Она сделала резкое движение в сторону поэтессы, отчего та мигом покинула кресло викторианской эпохи.
– Не трогайте меня! Я сама соберусь! – Женщина забегала по комнате, в спешке запихивая в дорожную сумку свои вещи. Аида стояла, скрестив на груди руки, наблюдая, чтобы та не унесла из комнаты брата ничего лишнего.
– Вы – очень жестокая, Аида, – бормотала женщина, – и совсем не похожи на своего брата. Вы ведь по гороскопу Весы, а значит должны быть более сдержанны и дипломатичны. Я сейчас поеду к Родиону на работу и все ему расскажу. Не знаю, как вы после этого будете смотреть ему в глаза?
– Не забудь зубную щетку!
Уже в дверях Алена жалобно попросила:
– Вы мне не одолжите жетончик на метро?
– Проваливай! – И Аида вытолкнула ее на лестничную клетку – Ладно, попрошу у кого-нибудь, – прошептала поэтесса медной начищенной до блеска дверной ручке в виде уродливой химеры. – Мир не без добрых людей.
И шмыгнула веснушчатым носом. А в покинутой ею квартире шли настоящие приготовления к шпионской операции. Аида вырядилась в светлый брючный костюм.
(Просторный пиджак позволял спрятать во внутреннем кармане пистолет с глушителем). Нацепила на голову парик, превратившись в очаровательную блондинку на ходу вставила контактные линзы и прилепила на нос самоклеющуюся родинку-мушку. Эти три детали радикальным образом изменили ее внешность. На все приготовления ушло не более пяти минут.
Марк выглядел нелепо.
Девушка из нотариальной конторы, приятного вида шатенка с лучезарной улыбкой, в обтягивающем платье, едва доходящем до колен, повела его не к той двери.
– Нет-нет! – замахал он руками. – Мне туда! – и указал на дверь напротив.
– А, вы хотели попасть к Юрию Анатольевичу? – Улыбка не исчезла с ее лица. – Его не будет еще две недели. Он в отпуске.
– Как жаль…
– А вы хотели именно к нему? Может, я смогу вам чем-нибудь помочь?
– Не знаю. – Он смерил ее оценивающим взглядом так, что девушка даже смутилась. – Вы тут недавно работаете?
– Четыре месяца. А я вас помню, – неожиданно заявила она. – Примерно месяц назад вы приходили к Юрию Анатольевичу, и он, по-моему, остался крайне недоволен вашим визитом.
– Я – тоже. – Майринг поймал себя на том, что любуется ее широко поставленными карими глазами, и даже удивился, что в первый свой визит не заметил такую красотку. – Ваш шеф очень скрытен.
– Что правда, то правда, – рассмеялась она и посмотрела, как ему показалось, с нежностью. – Вас, наверно, интересовал кто-то из его клиентов?
Марк не ответил, он вдруг почувствовал нестерпимое желание обладать этой женщиной. Он никогда не считал себя похотливым. Разве что иногда мысленно изменял жене, да и то с какой-нибудь недосягаемой кинозвездой.
– Если вы не против, мы могли бы вместе пообедать, – предложила она. – Здесь все равно не получится разговора. А там на углу есть пивной бар… Если бы вы подождали полчаса… – Он видел, с каким трудом даются ей слова, даже выступила испарина над верхней губой.
«Эй, давай двигай отсюда! – подгонял он себя. – Давай-давай! Здесь слишком узкое, душное пространство!»
– Я буду ждать…
Кружку пива он растянул на полчаса. Времени достаточно, чтобы охладиться и сделать выводы: от этой бабенки надо держаться подальше! Кто еще его мог так завести с первого взгляда? Вот дьяволица!
– Еще не соскучились? – Она присела рядом, с кружкой пива и сандвичем.
– У ирландцев никудышная кухня, зато близко от работы. Меня зовут Соня или Софа, как вам будет угодно.
– А меня – Марк. Софья и Марк – очень красиво звучит, – заметил он с дурацким видом. Его опять начало бросать в жар.
Она откусывала от сандвича маленькие кусочки и тщательно пережевывала, будто растягивая удовольствие.
– Вас, по всей видимости, интересует молодой человек, который покончил жизнь самоубийством? Виктор Дежнев, правильно?
– Откуда вы знаете?
– Вы его родственник?
– Кузен.
– Дело в том, что я раньше работала в этом баре. Правда, здесь была обычная забегаловка, без всяких ирландских прибамбасов. И ваш кузен сюда часто захаживал. Он дружил с Алексом. Вы знали Алекса? – Марк покачал головой. – Темная личность. Занимался сбытом наркотиков. Полгода назад его отправили на тот свет вместе с хозяином. Зуба вы тоже не знали? Это делает вам честь.
Ненавижу этих ублюдков! – Она совсем не походила на улыбающуюся девушку в конторе, ее нахмуренный лоб прорезали морщины, будто она постарела лет на десять, пока шла от конторы до бара. Соне было около тридцати, и нахмуренный лоб портил ее лицо, но Майринга по-прежнему влекло к ней, как никогда и ни к кому. «Господи! Неужели такое возможно?» – спрашивал он себя.
– Ходят слухи, что их пришили литовцы, – продолжала между тем Соня. – А теперь слушайте меня внимательно. – Она отставила кружку с пивом и перестала жевать. – В тот день Виктор приезжал к моему шефу не один. С ним была девушка.
Совсем молоденькая, лет двадцати, очень И хорошенькая зеленоглазая блондинка.
Она говорила с акцентом. С литовским акцентом. Я это знаю прекрасно, потому что у моего шефа много клиентов литовцев. Виктор, как мне показалось, был немного не в себе. Не в том смысле, что он выпил или его чем-то опоили. Скорее всего, обалдел от этой девчонки. Поверьте, было от чего обалдеть. Я хоть и женщина, а сама залюбовалась. И в тот же день Виктора не стало. Вы улавливаете связь? Дружка Виктора пришили литовцы, и с девушкой-литовкой он уехал из конторы. – Соня выдержала паузу, а потом сказала, как ему показалось, очень ласково, – Марк, вы понимаете, что это слишком серьезно, чтобы заниматься частным расследованием. Это равносильно самоубийству. После вашего визита шеф очень нервничал и все время кому-то названивал. Будьте уверены, эти люди знают о вас и о том, что вы предприняли. Думаю, им известен каждый ваш шаг. И я сама, если честно, не понимаю, зачем я так рискую…
Их взгляды встретились, их взгляды ласкали друг друга.
– Марк, вы мне очень симпатичны…
– Вы мне тоже…
Их пальцы встретились в трепетном пожатии.
– Посмотрите, как наши руки похожи! – воскликнула Соня.
И действительно, их широкие ладони с выступающим холмом Венеры и длинные узловатые пальцы будто принадлежали одному человеку – Вот только большой палец подкачал! – с досадой заметила она. – У меня он больше отгибается назад.
– Это что-то значит? – Он сжимал ее руку в своей и никак не мог справиться с волнением, столь необычным для его флегматичного темперамента.
– Это значит, что я более лжива, чем вы. Я действительно много вру, – призналась Соня. – И часто притворяюсь.
– И сейчас тоже?
– Нет, с вами я почему-то откровенна, иначе бы никогда не призналась в том, в чем только что призналась. Вы за рулем?..
Он гнал машину с такой скоростью, что мог спокойно лишиться водительских прав. Она сказала, что живет в сказочном месте. Ему было все равно, лишь бы уединиться с ней хотя бы на часок. Он был согласен на комнату с клопами и на ржавую, скрипучую раскладушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27