Отцепил две остающиеся стрелы. Начинал путешествие я с четырьмя, но две стрелы выпустил по оленю. Одна из двух оставшихся была достаточно ровная – я протащил ее, вращая между пальцами, так, как учил меня Льюис. Если стрела слегка погнута или перекручена, под пальцами это сразу почувствуется. Может быть, в хвостовой части, под оперением, она была все-таки чуть-чуть погнута, но, так или иначе, ее вполне можно было использовать для стрельбы, и на небольших расстояниях можно было надеяться на достаточную точность. Вторая стрела оказалась сильно погнутой, и я руками разогнул ее, стараясь выровнять как можно лучше. Но в темноте сделать ее совершенно ровной было невозможно. Я держал ее на уровне глаза, направленной к участку неба посветлее, и все равно не смог определить, где именно и насколько серьезно она оставалась погнутой. По крайней мере, я увидел, что наконечник в порядке.
Я вернулся к Бобби и прислонил лук к камню, торчавшему рядом с байдаркой. Потом начал разматывать тонкую веревку, которая благополучно осталась привязанной к моему поясу; Бобби стоял совсем рядом со мной. Какую, однако, я сделал удачную покупку – кто бы мог предположить, что мне придется карабкаться по такой скале, – а ведь мне действительно придется это делать! И веревочка моя может очень пригодиться! И мне на краткий миг поверилось, что удача меня будет сопровождать и во всем том, что мне предстояло сделать. Я наматывал веревку на руку между оттопыренным большим пальцем левой руки и локтем и получил, наконец, плотное кольцо. Завязал концы и просунул пояс, на котором висел нож, сквозь этот веревочный круг.
– Смотри не засни, – предупредил я Бобби.
– Даже если бы я захотел заснуть, ничего из этого не получилось бы, – сказал Бобби. – О Боже!
– А теперь слушай. Если ты отплывешь с первым светом, для того, кто будет сидеть там, наверху, ты будешь представлять очень сложную цель. Пока ты будешь проходить следующие пороги – судя по всему, это будет совсем несложно, – я думаю, ты будешь в безопасности от выстрелов сверху. Если мне вообще удастся забраться на эту скалу, то к тому времени, когда ты отплывешь, я уже должен буду быть на месте. Шансы уравняются, если Человек-Муха – то есть я – залезет по этой стене. И постараюсь сделать все, что смогу, чтобы он не начал стрелять по тебе. Из того, что я увидел раньше, чем стало совсем темно, края ущелья очень неровные. И если он промажет по тебе, стреляя с одного места – или если ты успеешь проплыть под ним так, что он тебя не заметит, – он не успеет перебежать на другое, чтобы снова стрелять. Все, что нужно сделать – это успеть проскользнуть мимо него и добраться до следующего поворота реки. Тогда считай, что ты в безопасности.
– Эд, скажи мне такую вещь... Тебе приходила в голову мысль, что там может быть не один человек, а больше?
– Да, я думал об этом. Признаюсь, что думал.
– Ну и если это так, что тогда?
– Тогда – мы скорее всего умрем... завтра, рано утром.
– Боюсь, ты прав.
– Но я все-таки не думаю, что он привел с собой кого-нибудь еще. И я объясню тебе почему. Вовлекать кого-нибудь еще в такое дело – совсем не в его интересах. Он бы это сделал только в случае крайней необходимости. Это с одной стороны. А с другой – у него просто не было времени бежать за подмогой. Да и так на его стороне все преимущества. И ему не нужна ничья помощь.
– Я очень надеюсь, что ты прав.
– Нам ничего другого не остается – только надеяться. Что-нибудь еще?
– Да... Я должен тебе это сказать... Мне кажется, мы делаем все неправильно. Все как-то не так.
– Моя жизнь зависит от того, насколько правильно мое решение. Если бы Льюис мог – это все сделал бы он. А теперь придется делать мне. Ну все, мне пора идти.
– Послушай, – сказал Бобби, схватив меня за руку слабыми пальцами. – Я не могу сделать то, что ты от меня требуешь. Я не буду изображать из себя подставную утку, чтобы ты спокойно убежал в лес и оставил нас здесь на, убой. Я просто не могу, вот и все. Не могу!
– Послушай, ты, сучий сын, если хочешь – ты можешь сам лезть на эту скалу. Вперед! Вот она, прямо перед тобой! Никуда не убегает. Но если полезу я – мы будем играть по моим правилам! И клянусь Богом: если ты не сделаешь то, что я от тебя требую – я сам тебя убью. Ты знаешь, это так просто! И если ты оставишь здесь Льюиса одного, я сделаю то же самое – убью тебя!
– Эд, я не оставлю Льюиса одного! Ты же прекрасно знаешь, что я никогда бы этого не сделал... Я просто... не хочу плыть под носом этого ублюдочного убийцы и подставляться, чтоб он прихлопнул меня, как Дрю.
– Если все пойдет как надо – и если ты сделаешь то, что я от тебя требую, – тебя не убьют. Послушай меня внимательно. Я повторю еще раз. И надеюсь, теперь ты запомнишь все. Я тебе расскажу, что делать, независимо от того, что произойдет... со мной.
– Ладно, ладно, – сказал он после короткого молчания.
– Первое. Отплывай, как только будет достаточно света, чтобы ты мог хоть что-нибудь различать на реке и проскочить следующую линию порогов. Скорее всего, чтобы стрелять прицельно оттуда, сверху, света будет еще недостаточно. Даже если окажется, что он увидит тебя на воде, когда ты доберешься до порогов, попасть в тебя, если лодку будет бросать между камней, будет очень сложно. Когда ты будешь проплывать спокойные участки, сначала греби изо всех сил, потом поубавь прыть – самое главное, нельзя двигаться с одной и той же скоростью. Если он все-таки начнет по тебе стрелять, изо всех сил старайся добраться до следующих порогов или до поворота реки. Если же увидишь, что удрать от него не сможешь – то есть, если увидишь, что он пристрелялся по тебе и попадания все ближе и ближе, вываливайся из лодки. Попытайся вытащить из лодки Льюиса, оставайся рядом с ним, подгреби к берегу и жди. Я постараюсь привести кого-нибудь на помощь. Если через сутки я не появлюсь, значит... я никуда не добрался. Тогда оставляй Льюиса и отправляйся вниз по реке. Может быть, лучше всего вплавь. Возьми все три спасательных жилета – они тебя будут держать на плаву даже в самой бурной воде. Пускай тебя сносит течение. Я думаю, до ближайшего моста через реку – миль пятнадцать, не больше. Но если ты будешь плыть сам, ради Бога, запомни хорошенько, где ты оставил Льюиса. Если ты не запомнишь, как отыскать то место, он умрет. В таком состоянии он долго не протянет.
Бобби посмотрел на меня в упор и впервые с того момента, как зашло солнце, я увидел его глаза – в них были заметны какие-то точечки света.
– Ну, вроде бы все, – сказал я и, подняв лук, пошел к тому месту, где рядом с байдаркой лежал Льюис, который все так же, без устали, продолжал втирать затылок в песок. Я сел рядом с ним на корточки; его трясло мелкой дрожью от боли, не от холода. Но выглядело это так, будто ему просто очень холодно. И когда он, протянув руку, коснулся моего плеча, эта дрожь частично передалась и мне.
– Ты хорошо себе представляешь, что собираешься делать?
– Нет, Лью, – ответил я, – не очень. Но по ходу дела я буду думать, что делать дальше.
– Не дай ему себя заметить, – сказал Льюис. – И никакой ему пощады. Никакой!
– Я сделаю все, чтобы он меня не заметил.
– Сделай так, чтобы удалось и все остальное.
Я задержал дыхание, ожидая, что Льюис скажет дальше.
– Убей его, – сказал Льюис. И, казалось, река повторила его слова.
– Если я его смогу найти, я убью его.
– Вот так. Знаешь, где мы? В стране Льюиса Медлока.
– Да, выбор один – выжить, – согласился я.
– Я же тебе всегда говорил, – сказал он. – Все упирается в проблему выживания.
– Да, ты мне это говорил.
У меня было такое впечатление, что вокруг меня все изменилось. Я просунул левую руку между тетивой и луком, потом через плечо закинул его за спину таким образом, чтобы наконечники стрел смотрели вниз. Потом подошел к каменной стене ущелья и положил на нее руку – ту руку, которая была изрезана наконечником стрелы, когда я кувыркался в воде; провел по камню так, будто ладонью я мог ощупать всю поверхность скалы, ощутить всю сложность стоящей передо мной задачи и зажать ее в руке. Поверхность камня была шероховатой. И неожиданно, от моего прикосновения, от нес отлетел кусочек. Шум реки здесь казался громче, как будто камни в порогах передвинулись поближе. Через некоторое время шум вроде бы снова уменьшился – эта прибавка в звуке либо потухла, либо отползла в сторону, на середину течения.
Я решил, что это – знак. Я отошел на несколько шагов назад, потом бегом бросился к стене, подпрыгнул, успел положить локоть на первый невысокий выступ, подтянулся и выбрался на него, ободрав при этом немного бока и ноги. Встал во весь рост. Бобби и Льюис оказались прямо подо мной, скрытые каменным выступом. А может быть, их там вообще уже нет? Стоя там, на каменном выступе, я ощутил полное одиночество – такого в своей жизни я никогда раньше не чувствовал.
И сердце мое радостно встрепенулось при мысли о том, где я нахожусь и что делаю. На воде появились отблески нового света – всходила луна, все выше и выше. Несколько минут я, стоя спиной к скале, смотрел на реку, ни о чем не думая, лишь ощущая свою беззащитность, какую-то обнаженность и тесную связь со всем, что меня окружало.
Меленько переступая ногами, я повернулся лицом к скале, прислонился к ней телом, определяя степень ее уклона. Приложил к камню щеку и поднял вверх, в темноту, обе руки. Пальцы, казалось, сами по себе бегали по скале, ощупывая ее. Камень казался податливым, и эта податливость беспокоила меня больше всего. Я боялся, что выступы камня, за которые я буду цепляться или на которых буду стоять, рассыплются под нажимом. Правой рукой я нашарил нечто вроде трещины, запустил туда пальцы, носком левой ноги стал нащупывать какой-нибудь выступ, что-нибудь, от чего можно было бы оттолкнуться. Нащупал какую-то неровность – как вздутость на камне, – стукнул по ней ногой, чтобы проверить, насколько она прочна. Потом поставил на нее ногу, оттолкнулся, одновременно подтягиваясь на правой руке.
Я медленно поднялся с поверхности большого выступа, на котором стоял; лук, перекинутый через левое плечо, сдвинулся дальше на спину; мне пришлось больше полагаться на правую руку, чем на левую; вставил правое колено во впадину, потом поставил туда ногу. Укрепился в этом новом положении, как мог, и снова стал ощупывать скалу выше себя. Обнаружил небольшой выступ слева, двинулся к нему, дивясь тому, что делаю.
Скала была не такой крутой, как казалось снизу, но, возможно, поближе к верху она станет круче. Если я сорвусь, то скорее всего буду скользить вниз. А если упаду, то не в реку, а на большой выступ внизу. И когда я представил себе, как это будет происходить, это меня немного приободрило – хотя и не очень значительно. Я подобрался к выпуклости, перебрался через нее, уверенно поставил на нее левую ногу, а правой рукой нащупал что-то, что было похоже на корень, уцепился за него и посмотрел вниз.
Поверхность большого выступа, которая находилась подо мной метрах в трех-четырех, казалась бледным пятном. Я снова повернул голову к скале и перестал о нем думать; подтянулся вверх, опираясь коленями, нащупывая концами тапочек трещины и выступы. Когда это было возможно, я втирал носок в крошащийся камень, пытаясь, прежде чем переместиться в новое положение, найти опору для обеих рук и второй ноги. Некоторое время мне это удавалось, и моя уверенность в себе возросла. Часто мне удавалось найти то, за что можно было схватиться одной рукой; потом я отыскивал опору хотя бы для одной ноги; иногда я мог за что-нибудь ухватиться сразу двумя руками. Один раз было так, что только одна рука держалась за что-то, но держалась крепко, и я, поперемещавшись немного то в одну, то в другую сторону, подтянулся наверх, нашарив концом тапочка опору для ноги.
Поначалу постоянный поиск опор и трещин и интерес к тому, что я делаю, занимали меня настолько, что я ни о чем не думал. Но вскоре стал замечать, что отыскивать эти опоры для перемещения вверх становится все труднее и труднее. Мне стало казаться, что скала дрожит перед моим лицом и грудью. Я стал слышать свое дыхание, которое со свистом и гудением металось между мной и скалой. Стена становилась все круче, и каждый сантиметр продвижения вверх стоил мне невероятных усилий. В руках накапливалась все большая усталость, а икры ног уже не просто дрожали – они прыгали от напряжения. В какой-то момент я понял, что меня начинает одолевать искушение посмотреть вниз, хотя мне, как и всем, был прекрасно известен этот знатный совет: кому приходится взбираться на значительную высоту – не смотрите вниз и не оглядывайтесь. Во мне шевельнулась паника. Ее шевеление было еще не очень беспокоящим, но достаточным, чтобы ощутить ее присутствие. Я сосредоточился, призывая все оставшиеся резервы сил, – я надеялся, что мне, несмотря на сильную дрожь, удастся проникнуться более тонким, более глубоким пониманием и ощущением скалы. И я медленно, сантиметр за сантиметром, полз вверх. По мере того, как я взбирался все выше и выше, я ощущал все растущую нежность к этой каменной стене.
И все-таки я посмотрел вниз. Река лежала широким плоским пространством, залитым светом, заполняющим весь мир подо мной. По ее середине бежали гибкие, сворачивающиеся и разворачивающиеся пятна света, сливающиеся в холодное прыгающее пламя. Я висел на высоте метров двадцати пяти-тридцати над этим сияющим, всепроникающим великолепием, над этой сверкающей пропастью.
Я повернул голову назад к стене и приложил к ней губы, чувствуя, как она входит во все мои нервы, во все мускулы. Я обладал этой стеной в четырех случайно найденных точках, которые и удерживали нас – меня и скалу – вместе.
Наверное, как раз тогда я и стал подумывать о том, что, может быть, следует спуститься вниз, проплыть вдоль берега и попытаться найти более легкий подъем, и я даже опустил одну ногу немного вниз – в пустоту. И под ногой действительно ничего не оказалось. Нога отчаянно искала опоры, но находила только пустоту. Я подтянул ее назад и поставил на то же место на скале, где она была раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38