Но Марина поклялась Чарли, что никогда не будет пытаться увидеть Дженни, а единственный способ выполнить обещание – это забыть, что Чарли, Тесс и Смитовский колледж вообще существуют на земле. Такое близкое соседство с Нортгемптоном пробудило бы болезненные воспоминания.
Марина отказалась ехать с Раулем.
Он хотел знать почему.
Марина ответила, что это не его дело.
Рауль настаивал. В конце концов, он был мужчиной, а она всего-навсего женщиной.
Марина плюнула ему на ботинки.
Рауль дал ей пощечину.
В одно мгновение достаточно прочный брак превратился в кошмар. Марина позвала охранников, которые на руках вынесли из дворца обезумевшего Рауля. Хуже того, свидетелем всему была Алексис.
В тот же вечер Марина приняла решение снова покинуть Новокию. Она больше не могла жить, как птица в клетке, не могла притворяться, что из нее получится уважаемая всеми королева.
– Я не могу здесь жить, – сказала она королю. – Я слишком люблю свободу.
– Но Новокия – это твоя судьба, – сказал король Андрей, и морщины на его лбу стали еще глубже. – Мне очень жаль, что на твою долю выпали такие страдания.
– Пожалуйста, отец, отпусти меня. Я и так слишком сильно чувствую свою вину.
– Куда ты хочешь уехать?
– Куда-нибудь. Куда угодно. Я хочу развлечься.
– Жизнь – это не одни развлечения, Марина.
Она кусала губы, чтобы не расплакаться.
– Тебя будет сопровождать Николас. На всякий случай.
– Нет, отец, мне не нужны телохранители.
До сих пор Марина не знала, что напряжение можно не только ощущать, но и видеть: тени в комнате стали гуще, воздуха меньше, отец старее.
– Ты вернешься?
– Не знаю, отец, и поэтому не буду тебя обманывать, – сказала она, целуя его в щеку.
Вот уже больше четырех лет Марина переезжала с Ривьеры на Капри и обратно. Она создала для себя новую жизнь, полную смеха и веселья, раньше ей неизвестных. У нее не было времени для дружбы или для того, чтобы пустить где-то крепкие корни; наконец она была свободна, кочующая типичная красотка из «Квадрата», которая покидала вечеринку и искала другое злачное место, как только кончалась выпивка, иссякали наркотики и гости начинали расходиться.
И вот теперь появился Генри.
Марина открыла глаза и посмотрела в зеркальный потолок над кроватью. Она понимала, что выходит замуж за Генри ради секса. Она вспомнила, как много лет назад великая кинозвезда Элизабет Тейлор изрекла, что если она хочет спать с мужчиной, то выходит за него замуж. И хотя Марина встречалась со множеством мужчин, она не спала ни с одним из них, что бы там ни писали газеты. Ни с кем, если она не собиралась сочетаться с ним браком. Наверное, она слыла кокеткой, но Марина усвоила, что мужчины, если речь не идет о браке, только испортят ей репутацию и обязательно предадут. Она хорошо усвоила урок, преподанный ей Виктором Коу. Было лишь одно исключение из этого правила: Эдвард Джеймс. Наверное, Элизабет Тейлор тоже немало настрадалась, прежде чем установила для любви свои жесткие правила.
По крайней мере Генри был столь же страстным, сколь и богатым. В сорок лет он возмещал отсутствие ума и недостатки внешности беззаветной преданностью: он был надежным, обожал Марину и с готовностью участвовал в ее развлечениях. И, самое удивительное, Генри был выдающимся любовником, готовым раз за разом доставлять ей удовольствие. Генри было все равно, что принцесса бросила свою страну и избегала любых контактов со своей семьей. Он не знал, что чем дольше длилась разлука, тем труднее становилась сама мысль о возвращении домой. И с каждым новым газетным заголовком, с каждым новым пикантным снимком «заблудшей принцессы из Новокии» Марина все глубже погружалась в бездну стыда. Брак с Генри хоть как-то восстановит ее уважение к себе. Возможно, бульварные репортеры перестанут преследовать принцессу с такой навязчивостью, если она выйдет замуж.
А пока в развлечениях и веселье она утопит чувство вины, не говоря уж о непостижимом факте, что впервые после Эдварда Джеймса она встретила мужчину, с которым ей было удивительно легко. Ей стоило только улыбнуться Генри, как он уже загорался желанием. А с сексом все проще, чем с чувствами.
«Да, – повторила она себе, – Генри для меня самый подходящий вариант. И пусть все думают что хотят, включая Чарли и Тесс».
Генри вошел в каюту в черных плавках и с бокалом шампанского в руке.
– Поторапливайся, принцесса, если хочешь поймать солнце. – Он стал коленями на кровать и провел ладонью по ее телу. – Сегодня я хочу, чтобы ты была сверху.
– Что подумают о нас матросы? – улыбнулась Марина.
– Возможно, они захотят понаблюдать.
Генри засунул руку под ее халат. Марина почувствовала желание.
– А вдруг им не понравится? – снова улыбнулась она, глядя в его маленькие карие глазки. Волшебная успокаивающая таблетка уже переставала действовать.
Генри извлек руку из впадины между ее ног и погладил ее живот.
– Может, тебе хочется быть с кем-то более... мужественным?
Марина представила себе быстро двигающихся по палубе загорелых, мускулистых, блестевших от пота молодых мужчин в тесных белых штанах, обтягивающих их спортивные зады, которые так и хочется потрогать. Потом она посмотрела на Генри, обожающего, преданного Генри, единственного мужчину, с которым ей не было страшно в постели. Судьба иногда бывает жестокой. Марина осторожно, чтобы не обидеть, отвела его руку.
– Я вот-вот стану твоей женой, а ты говоришь со мной так, словно я шлюха.
– Прости, – сказал Генри голосом, в котором слышались плаксивые нотки. – Прости меня, дорогая. Я никак не могу привыкнуть, никак не могу понять, почему ты согласилась выйти за меня замуж.
Марина встала с кровати, отбросила назад волосы и открыла стеклянные двери стенного шкафа, наполненного шелковым и батистовым с ручной вышивкой бельем и платьями, купленными в Париже специально для медового месяца.
– Пожалуй, я выйду прогуляться в город, – сказала она, перебирая платья, и вдруг ухватилась за дверь, чтобы не упасть. – Где мы сейчас? В Барселоне?
Генри немного помолчал, так и не дождавшись ответа на свой вопрос о браке.
– Да, мы в Барселоне. Ты помнишь, что завтра у нас прием по случаю нашей свадьбы?
Марина выбрала белое платье.
– Еще бы. Четыреста приглашенных. – Она отпустила платье, и оно упало на пол. Взяла с туалетного столика крем и начала втирать белую густую жидкость в грудь и плечи. – Пойдем со мной на рынок. Ты ведь любишь смотреть на этих пышных крестьянок.
Генри взял у нее из рук банку с кремом.
– Позволь мне, – прошептал он, зачерпнул сразу много крема и начал медленно массировать ее груди. – Никто из них не может с тобой сравниться, моя принцесса.
Марина отвела в сторону волосы и молча наблюдала за его движениями. Каждое его прикосновение наполняло ее ощущением покоя.
– А ты уверен? – спросила она. – Ты уверен, что хочешь меня больше, чем других женщин?
Генри наклонился и взял в рот ее темный сосок. Она положила ладони на его уже лысеющую голову и выгнулась ему навстречу.
– Люби меня, Генри, – попросила она. – Прямо сейчас. А потом я пойду в город. Без тебя.
Он положил ее на огромную круглую кровать, раздвинул ей ноги и приступил к тому, что так хорошо у него получалось.
Они занимались любовью, пока не выдохлись и не вспотели. Потом Генри уснул, но Марина тихо лежала без сна, глядя в потолок широко открытыми глазами.
Молодая женщина спрашивала себя, почему она не может расслабиться после оргазма, почему, как и он, не может погрузиться в умиротворяющий сон. Напротив, когда горячие ласки и сам акт оставались позади, какими бы блаженными и вдохновляющими они ни были, Марина чувствовала внутри только пустоту, своего рода эмоциональную пустыню.
Она повернулась на бок и увидела бутылку шампанского и пустые бокалы. Боль пульсировала у нее в голове, бедра ныли. Было всего одиннадцать часов утра. Генри начал храпеть.
«Пойду-ка я в город, – подумала она. – Я пойду в город». Когда она возвратится, Генри уже проснется, и как раз наступит время для коктейлей. Наверняка некоторые из гостей прибудут уже сегодня. Вполне достаточно народа для большой предсвадебной вечеринки в одном из бистро, шумном, разнузданном и с плохой репутацией. Опыт последних лет научил Марину, что вечеринки лучше всего излечивают от тоски.
Она заставила себя встать с кровати, приняла душ и надела то самое белое платье. В темных очках и широкополой соломенной шляпе она вышла на палубу и почувствовала, что головная боль прошла. Марина вдохнула чистый соленый воздух и, подозвав матроса со спортивным задом, приказала подавать катер.
В ожидании катера она ходила по палубе, проверяя, как идет подготовка к завтрашнему торжеству. Сияющие медные поручни скоро украсят гирляндами из вечнозеленых веток, маленьких лампочек и сотен душистых гардений; длинные деревянные столы на натертой до блеска палубе задрапируют кисеей и покроют скатертями; круглый стол в углу уже был уставлен коробками с изысканными подарками для счастливых жениха и невесты. На полу стояли еще не распакованные ящики с хрустальными бокалами. Завтра они заискрятся на столах рядом с серебряными подносами с дарами моря и охлажденной спаржей. Марина знала, что все будет в идеальном порядке, потому что Генри умел не только заниматься любовью, но и организовывать сногсшибательные приемы.
– Простите, ваше высочество!
Марина вздрогнула. Повернувшись, она увидела Анджело, то ли первого помощника капитана, то ли стюарда, то ли еще кого. Марина напомнила себе, что ей пора выучить имена и должности членов команды.
– Посыльный доставил это сегодня утром, – сказал Анджело, протягивая ей небольшой конверт. – Он хотел передать письмо сам, но я сказал, что вы... заняты.
Марина отвела глаза и быстро взяла конверт. Интересно, слышала ли команда звуки, доносившиеся из их каюты, сплетничали и подсмеивались ли матросы над сексуальной одержимостью хозяина и его принцессы.
– Спасибо, Анджело, – поблагодарила Марина и коротким кивком отпустила его. Она начала было распечатывать конверт, но, повернув его, взглянула на адрес: «Ее Королевскому Высочеству Марине Маршан». Ей был знаком тонкий аккуратный почерк, почерк отца.
– Катер готов, – объявил матрос.
– Одну минуту, – сказала Марина, не зная, вскрыть ей письмо сейчас или отложить на потом. Она известила короля, что выходит замуж за Генри, и пригласила его на свадьбу; это была своего рода оливковая ветвь, одновременно предупреждавшая короля о предстоящем событии, пока он не узнал о нем из газет или от Алексис, которая с радостью обрушит на отца ворох бульварных новостей. К тому же в душе Марины теплилась слабая надежда, что законный брак хоть немного смягчит ту боль, которую она причинила отцу. Возможно, своей запиской он сообщал ей, когда приедет и где она может его встретить.
Она посмотрела на небо, на чаек и на спокойную синюю гладь моря. Крупная чайка села на поручни и застыла в неподвижности, выслеживая рыбу, в ожидании удачи, которая позволит ей прожить еще один день. Марина снова взглянула на конверт и попыталась убедить себя, что мнение короля Андрея не имеет большого значения.
Медленно она вытащила из конверта карточку и прочитала:
Моя дорогая дочь!
Уверен, ты поймешь, что мне лучше отказаться от твоего приглашения. Я буду продолжать молиться о твоем счастье.
Твой любящий отец.
Чайка закричала и, захлопав крыльями, нырнула в воду. У Марины опять началась головная боль.
В городе Марина отыскала пустую скамейку на рыночной площади Лас Рамблас. Вокруг нее бушевал карнавал красок: от тележек, наполненных цветами, до киосков с изделиями ремесленников. Туристы, смешавшись с толпой, торговались, покупали и щелкали «кодаками». Старик жонглировал тремя апельсинами перед небольшой подбадривающей его толпой, молодой художник рисовал мелом на панели распятого Христа. Марина всматривалась в кипевшую вокруг жизнь Барселоны, рынка, порта и пыталась влиться в нее, подчиниться ее ритму. Но сколько она ни старалась, все было напрасно, ее душа не принимала веселья. Веселье было для других, но не для нее.
Молодая женщина с ребенком села на скамейку рядом с ней. Марина закрыла глаза и подставила жгучим лучам июльского солнца свое тело под тонким платьем. Она не могла избавиться от нарастающего сознания, что идет ошибочным путем. Годы бессмысленных метаний вдали от родины не спасли ее от страданий, она все еще находилась в поисках счастья, и Генри был жар-птицей на конце радуги. Но поможет ли он ей забыть свою вину перед покинутыми ребенком и родиной?
Марина почувствовала слезы, набежавшие на глаза, скрытые темными очками. Слезы, которые так легко текли по утрам, когда солнечный свет озарял неприглядность ее жизни, и только новые сумерки могли скрыть лживость происходящего. Но сейчас она плакала от стыда. Она стыдилась, что эксплуатирует обожание Генри, использует его для того, чтобы заполнить пустоту в своей душе.
Непонятный причмокивающий звук привлек ее внимание. Марина повернулась и увидела крошечного темноволосого младенца, с удовольствием сосущего грудь матери. Зависть проснулась в ее душе. Одно имя всплыло в памяти: Дженни. Имя, которое Марина запретила вспоминать, имя, которое не смела произносить, разве только в те редкие ночи, когда она была одна и когда алкоголь или таблетки не туманили ее разум.
Марина быстро встала и направилась к киоску, увешанному множеством железных и деревянных клеток, в которых сидели птицы с ярким оперением. Она подошла поближе, стараясь отвлечься и успокоить свое бьющееся сердце.
– Привет, птичка, – сказала Марина.
– Алло, алло, – получила она в ответ.
Марина коснулась прутьев клетки.
– Ты в тюрьме, – сказала она птице. – А тебе хочется на волю?
– Алло, алло...
Словно в поисках истины, Марина смотрела в маленькие черные глазки. Птица соскочила с жердочки и начала клевать корм, довольная своей судьбой и своей клеткой.
– Добрый день, принцесса, – сказал голос за ее спиной.
Марина обернулась и увидела самые зеленые на свете глаза на классически правильном, чисто выбритом мужском лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53