он же сам видел его еще тогда, у окна, более того, он ждал, что
тот выйдет.
- Не смотрите туда! - отрывисто бросил он, не замечая, насколько
неуместен такой тон по отношению к взрослым людям.
Но объяснять ничего не пришлось, потому что подошел автомобиль, все
уселись и поехали. Только тут К. спохватился, что он совершенно не
заметил, как ушел инспектор со стражей: раньше из-за инспектора он не
видел троих чиновников, а теперь из-за чиновников прозевал инспектора. Об
особом присутствии духа это не свидетельствовало, и К. твердо решил
последить за собой в этом отношении.
Но он невольно обернулся и высунулся из такси, чтобы проверить еще
раз, там ли инспектор со стражей или нет. Однако он тут же повернулся
назад н удобно откинулся в угол, даже не посмотрев, там ли они. Хоть он и
не показывал виду, но именно сейчас ему хотелось бы с кем-нибудь
заговорить. Но его спутники явно устали: Рабенштейнер смотрел направо,
Куллих - налево, и только Каминер как будто был готов к разговору, со
своей вечной ухмылкой, над которой, к сожалению, нельзя было подтрунить из
простого человеколюбия.

Этой весной К. большей частью проводил вечера так: после работы, если
еще оставалось время - чаще всего он сидел в конторе до девяти, - он
прогуливался один или с кем-нибудь из сослуживцев, а потом заходил в
пивную, где обычно просиживал с компанией пожилых господ за их постоянным
столом часов до одиннадцати. Бывали и нарушения этого расписания, например
когда директор банка, очень, ценивший К. за его работоспособность и
надежность, приглашал его покататься в автомобиле или поужинать на даче.
Кроме того, К. раз в неделю посещал одну барышню, по имени Эльза, которая
всю ночь до утра работала кельнершей в ресторане, а днем принимала гостей
исключительно в постели.
Но в этот вечер - весь день пролетел незаметно в напряженной работе и
во всяких лестных и дружественных поздравлениях с днем рождения - К. решил
сразу пойти домой. Каждый раз в перерывах между работой он об этом думал;
неизвестно почему, ему все время казалось, что из-за утренних событий во
всей квартире фрау Грубах царит ужасный хаос и что именно он должен
навести там порядок. А раз порядок будет восстановлен, то все следы
утренних событий исчезнут и все пойдет по-прежнему. Опасаться тех трех
чиновников, конечно, было нечего: они растворились в огромной массе
банковских служащих, и по ним ничего заметно не было. К. несколько раз, и
вместе и поодиночке, вызывал их к себе с единственной целью - понаблюдать
за ними, и каждый раз он отпускал их вполне удовлетворенный.
Когда он в половине десятого подошел к своему дому, он встретил в
подъезде молодого парня, который стоял, широко расставив ноги, с трубкой в
зубах.
- Вы кто такой? - сразу спросил К. и надвинулся на парня; в
полутемном подъезде трудно было что-либо разглядеть.
- Я сын швейцара, ваша честь, - сказал парень, вынул трубку изо рта и
отступил в сторону.
- Сын швейцара? - переспросил К. и нетерпеливо постучал палкой об
пол.
- Может быть, вам что-нибудь угодно? Прикажете позвать отца?
- Нет, нет, - сказал К., и в голосе его послышалось что-то похожее на
снисхождение, словно парень натворил бед, а он его простил. - Все в
порядке, - добавил он и пошел дальше, но, прежде чем подняться на
лестницу, еще раз оглянулся.
Он мог бы пройти прямо к себе в комнату, но, так как ему надо было
поговорить с фрау Грубах, он сразу постучался к ней. Она сидела с чулком в
руках у стола, на котором лежала еще груда старых чулок. К. рассеянно
извинился, что зашел так поздно, но фрау Грубах была с ним очень
приветлива и никаких извинений слушать не захотела; для него она всегда
дома, он отлично знает, что из всех ее квартирантов он самый лучший, самый
любимый. К. оглядел комнату: все было на старом месте, посуда от завтрака,
стоявшая утром на столике у окна, тоже была убрана. Женские руки все могут
сделать незаметно, подумал он; сам он, наверно, скорее перебил бы всю
посуду, но, уж конечно, не сумел бы унести ее отсюда. С благодарностью он
посмотрел на фрау Грубах.
- Почему вы так поздно работаете? - спросил он.
Теперь они оба сидели у стола, и К. время от времени ворошил рукой
груду чулок.
- Работы много, - сказала она. - Весь день уходит на квартирантов; а
приводить свои вещи в порядок я могу только по вечерам.
- Сегодня я, наверно, доставил вам много лишних хлопот?
- Чем же это? - спросила она, оживившись, и опустила чулок на колени.
- Я про тех людей, которые приходили утром.
- Ах, вот оно что, - сказала она прежним спокойным голосом. - Нет,
никаких особых хлопот тут не было.
К. молча смотрел, как она снова взялась за чулок. Кажется, она
удивлена, что я об этом заговорил, подумал он, кажется, она считает
неправильным, что я об этом заговорил. Тем важнее все ей высказать. Только
с таким старым человеком я не могу об этом поговорить.
- Ну как же, - сказал он вслух, - хлопот вам они, конечно, доставили
немало. Но больше это не случится:
- Больше такое случиться не может, - подтвердила она и взглянула на
К. с немного грустной улыбкой.
- Вы серьезно так думаете? - спросил К.
- Да, - сказала она тихо. Но главное - вы не должны принимать все это
близко к сердцу. Чего только на свете не бывает! И уж раз вы со мной так
откровенно заговорили, господин К., то могу вам признаться: я кое-что
подслушала под дверью, да и стража мне немножко рассказала. Ведь речь идет
о вашей судьбе, и я за вас душой болею - хоть, может быть, мне это и не
пристало, ведь я вам всего лишь квартирная хозяйка. Так вот, я кое-что
слышала и не могу сказать, что все так плохо. Нет, нет. Правда, вы
арестованы, но не так, как арестовывают воров. Когда арестовывают вора,
дело плохо, а вот ваш арест... мне кажется, в нем есть что-то научное. Вы
уж меня простите, если я говорю глупости, но, мне кажется, тут,
безусловно, есть что-то научное. Я, правда, мало что понимаю, но, наверно,
тут и понимать не следует.
- Вовсе это не глупости, фрау Грубах, по крайней мере я с вами
отчасти согласен. Правда, я сужу об этом гораздо строже, чем вы, для меня
тут не только ничего научного нет, но и вообще за всем этим нет ничего. На
меня напали врасплох, вот и все. Если бы я встал с постели, как только
проснулся, не растерялся бы оттого, что не пришла Анна, не обратил бы
внимания, попался мне кто навстречу или нет, а сразу пошел бы к вам и на
этот раз в виде исключения позавтракал бы на кухне, а вас попросил бы
принести мое платье из комнаты, тогда ничего и не произошло бы, все, что
потом случилось, было бы задушено в корне. Но в таких делах человек легко
попадает впросак. Вот, например, в банке я ко всему подготовлен, там
ничего подобного со мной случиться не могло бы, там у меня свой курьер, на
столе стоит городской телефон, все время заходят люди - и служащие и
клиенты, да, кроме того, я там все время связан с работой, во всем отдаю
себе отчет, там такая история мне просто доставила бы удовольствие. Ну,
ничего, теперь все кончилось. Собственно говоря, мне даже не хотелось об
этом говорить, надо было только услышать ваше мнение, мнение разумной
женщины, и я чрезвычайно рад, что мы во всем с вами сошлись. А теперь
давайте руку, такое единодушие надо скрепить рукопожатием.
Интересно, подаст она мне руку или нет? Инспектор мне руки не подал,
подумал он и посмотрел на хозяйку долгим, испытующим взглядом. Она встала,
потому что встал он, слегка смущенная тем, что не все слова К. ей были
понятны. И от смущения она сказала вовсе не то, что хотела и что было
совсем уж неуместно.
- Не принимайте все так близко к сердцу, господин К., - сказала она
со слезами в голосе, но пожать ему руку забыла.
- Да я как будто и не принимаю, - сказал К., чувствуя внезапную
усталость и поняв, насколько ему не нужно сочувствие этой женщины.
У двери он еще спросил:
- А фройляйн Бюрстнер дома?
- Нет, - сказала фрау Грубах и смягчила сухой ответ запоздалой,
участливой и понимающей улыбкой. - Она в театре. А вам она нужна? Может
быть, передать ей что-нибудь?
- Нет, мне просто хотелось сказать ей несколько слов.
- К сожалению, я не знаю, когда она вернется. Обычно она возвращается
из театра довольно поздно.
- Это неважно, - сказал К. и, опустив голову, пошел к двери. - Я
только хотел извиниться, что сегодня пришлось воспользоваться ее комнатой.
- Не стоит, господин К., вы слишком щепетильны, ведь барышня ничего
об этом не знает, ее с самого утра дома не было, да там все уже убрано,
посмотрите сами. - И она открыла дверь в комнату фройляйн Бюрстнер.
- Не надо, я вам и так верю, - сказал К., но все же подошел к
открытой двери. Луна спокойно освещала темную комнату. Насколько можно
было разобрать, все действительно стояло на месте, даже блузка уже не
висела на оконной ручке. Постель казалась особенно высокой в косой полосе
лунного света.
- Барышня часто приходит поздно, - сказал К. и посмотрел на фрау
Грубах, как будто она за это отвечала,
- Молодежь, что поделаешь! - сказала фрау Грубах, словно извиняясь.
- Да, да, конечно, - сказал К. - Но это может зайти слишком далеко.
- О да, конечно! - сказала фрау Грубах. - Вы совершенно правы,
господин К. Может быть, и в данном случае вы тоже правы. Не хочу
сплетничать про фройляйн Бюрстнер, она хорошая, славная девушка, такая
приветливая, аккуратная, исполнительная, трудолюбивая, я все это очень
ценю, но одно верно: надо бы ей больше гордости, больше сдержанности. А в
этом месяце я уже два раза видела ее в глухих переулках, и каждый раз с
другим кавалером. Очень мне это неприятно, господин К. Клянусь Богом, я
рассказываю это только вам одному, но, как видно, придется и с самой
барышней поговорить. Да и не одно это вызывает у меня подозрения.
- Вы глубоко заблуждаетесь, - сказал К. сердито, с трудом скрывая
раздражение, - и вообще вы неверно истолковали мои слова про барышню, я
совсем не то хотел сказать. Искренне советую вам ничего ей не говорить. Вы
глубоко заблуждаетесь, я ее знаю очень хорошо, и все, что вы говорите,
неправда! Впрочем, может быть, я слишком много беру на себя, зачем мне
вмешиваться, говорите ей, что хотите. Спокойной ночи!
- Господин К.! - умоляюще сказала фрау Грубах и побежала за К. до
самой его двери, которую он уже приоткрыл. - Да я вовсе и не собираюсь
сейчас говорить с барышней, конечно, я сначала должна еще понаблюдать за
ней, ведь я только вам доверила то, что я знаю. В конце концов каждый
жилец заинтересован, чтобы в пансионе все было чисто, а я только к этому и
стремлюсь!
- Ах, чисто! - крикнул К. уже в щелку двери. - Ну, если вы хотите
соблюдать чистоту в вашем пансионе, так откажите от квартиры мне первому!
- Он захлопнул двери и не ответил на робкий стук.
Но спать ему совсем не хотелось, и он решил не ложиться и на этот раз
установить, когда вернется фройляйн Бюрстнер. И быть может, ему удастся
сказать ей несколько слов, хотя время совсем неподходящее. Высунувшись в
окно и щуря усталые глаза, он даже на минуту подумал, не наказать ли фрау
Грубах, уговорив фройляйн Бюрстнер вместе с ним съехать с квартиры. Но он
тут же понял, что слишком все преувеличивает, и даже заподозрил себя в
том, что ему просто хочется переменить квартиру после утренних событий.
Ничего бессмысленнее, а главное, ничего бесцельнее и бездарнее нельзя было
и придумать.
Когда ему надоело смотреть на пустую улицу, он прилег на кушетку, но
сначала приоткрыл дверь в прихожую, чтобы, не вставая, видеть всех, кто
войдет в квартиру. Часов до одиннадцати он пролежал спокойно на кушетке,
покуривая сигару. Но потом не выдержал и вышел в прихожую, как будто этим
можно было ускорить приход фройляйн Бюрстнер. У него не было никакой охоты
ее видеть, он даже не мог точно вспомнить, как она выглядит, но ему нужно
было с ней поговорить, и его раздражало что из-за ее опоздания даже конец
дня вышел такой беспокойный и беспорядочный. Виновата она была и в том,
что он не поужинал и пропустил визит к Эльзе, назначенный на сегодня.
Конечно, можно было бы наверстать упущенное и пойти в ресторанчик, где
работала Эльза. Он решил, что после разговора с фройляйн Бюрстнер он так и
сделает.
Уже пробило половину двенадцатого, когда на лестнице раздались чьи-то
шаги. К. так ушел в свои мысли, что с громким топотом расхаживал по
прихожей, как по своей комнате, но тут он торопливо нырнул к себе. В
прихожую вошла фройляйн Бюрстнер. Заперев дверь, она зябко закутала узкие
плечи шелковой шалью. Еще миг, и она скроется в своей комнате, куда К. в
этот полуночный час, разумеется, войти не мог. Значит, ему надо было
заговорить с ней сразу; но, к несчастью, он забыл зажечь свет у себя в
комнате, и, если бы он сейчас вышел оттуда, из темноты, это походило бы на
нападение. Во всяком случае, он мог очень напугать ее. В растерянности,
боясь потерять время, он прошептал сквозь дверную щелку:
- Фройляйн Бюрстнер! - этот возглас прозвучал как мольба, а не как
оклик.
- Кто тут? - спросила фройляйн Бюрстнер, испуганно оглядываясь.
- Это я! - сказал К. и вышел к ней.
- Ах, господин К.! - с улыбкой сказала фройляйн Бюрстнер. - Добрый
вечер! - И она протянула ему руку.
- Я хотел бы сказать вам несколько слов сейчас, вы разрешите?
- Сейчас? - сказала фройляйн Бюрстнер. - Именно сейчас? Как-то
странно, правда?
- Я вас жду с девяти часов.
- Ведь я была в театре, вы же меня не предупредили.
- Но повод к нашему разговору возник только сегодня.
- Ах так! Ну что ж, в сущности я не возражаю, вот только устала я до
смерти. Зайдите на минутку ко мне.
1 2 3 4 5