— Добрый. И какая польза семье от его доброты? Порядочный! — не унималась Тамара. — Нет, дорогая, порядочный человек — тот, кто стремится обеспечить семью. И не перекладывает эти заботы на плечи жены. Ты поешь ему дифирамбы, потому что он мой. А был бы твоим…
Гости притихли и с интересом слушали, как жена именинника произносит спич в честь его юбилея.
— Был бы он моим, я бы его при всех не хаяла. Особенно в день рождения, — тихонько шепнула ей Наташа.
— Смотри, Валентин, как Наташка тебя горячо защищает! — Тамара насмешливо посмотрела на мужа. — Уж не влюбилась ли она в тебя?
— Мужья моих подруг как мужчины для меня не существуют, — напряженным тоном произнесла Наташа; она не ожидала, что ее заступничество вызовет у Тамары такое ожесточение. Но и слушать спокойно вызывающие речи подруги все же не смогла, как себя перед тем ни уговаривала.
— Конечно, ты же у нас святая, — скривилась та. — А я вот для подруги ничего не пожалею. Хочешь, бери себе Валентина, раз тебе так дорого его спокойствие.
— Как это, бери? Он что — вещь?
Гости теперь наблюдали, чем кончится перепалка подруг. Не так уж много развлечений в их небольшом городишке, а тут… сцепились две женщины ради одного мужика, или у Тамарки что-то на уме? Многие из сидящих за столом подозревали, что Пальчевская устроила комедию, хотя и не понимали подоплеки ее речей.
Одна из женщин-гостей, коллега Тамары, открыла было рот, чтобы утихомирить хозяйку дома, напомнить, чей сегодня празднуется юбилей, но муж дернул ее за руку.
— Не вмешивайся.
— Вещь не вещь, разницы нет. Бери, пока даю. — Тамара продолжала куражиться.
— Тома, это нехорошая шутка.
— А я и не шучу вовсе. Не хочешь бесплатно, купи его у меня. За ящик водки. Ха-ха-ха!
— Купи, Наташа, — сказал вдруг Валентин и глянул на нее совсем трезвыми глазами. — Купи, не пожалеешь.
И так грустно прозвучал его голос среди хора пьяных, возбужденных голосов, что у Наташи все в груди перевернулось.
«Не слушай его! — запаниковал внутренний голос. — Не поддавайся. Тебе это все кажется. Тамарка перебрала, с ней это часто бывает. В ней водка говорит, а не рассудок. И Валентин тоже пьян. Семья Пальчевских просто дурью мается…»
Но в ней уже что-то просыпалось. Может, тот самый кураж, которого в последнее время она не ощущала. Захотелось — эх! — выкинуть что-нибудь этакое. Как прежде крестьянин, попавший в город, бросал шапку оземь — и мы не хуже других! — пускался во все тяжкие, прогуливая скопленные тяжелым трудом деньги.
Пальчевские решили пошутить, а почему Наташа не может? Купить мужика так задешево. Ящик водки… где-то тысяча — тысяча двести рублей… В крайнем случае до зарплаты можно перехватить у кого-нибудь.
— Хорошо, я покупаю, — сказала вслух Наташа.
Только что гудели, звенели бокалами, говорили громко, и в момент все стихло. Странная сегодня атмосфера в доме Пальчевских. Висит в воздухе нечто агрессивное, взрывное, то, что и гостей словно наэлектризовывает. Они ждут грозового разряда. И дождутся.
Как ни странно, первым поддержал Наташу тот самый полковник милиции, с которым Тамара хотела ее познакомить. Было ему на вид лет сорок пять, и Наташе показалось, что мужчина для нее староват. Не было в нем и некоей искры, которая делает привлекательными для молодых женщин мужиков среднего возраста. Ну ничего в ней не отозвалось, когда они в первый момент знакомства переглянулись с попыткой узнавания.
Полковник так смешно пожал плечами в ответ на некоторую ее растерянность, мол, что поделаешь, нет так нет, что Наташа рассмеялась.
Теперь он перегнулся к ней через стол и сказал негромко, но все услышали:
— Давай, детка, покажи этой хвастливой бабе, что хорошего мужчину надо ценить.
Наташа пошла к вешалке, где висел ее полушубок, достала из кармана кошелек и вручила деньги Тамаре. На мгновение показалось, что в глазах подруги мелькнула растерянность, но отступать — и уступать — ей больше не хотелось. Такой у нее сегодня был день — агрессивно-авантюрный. В конце концов, Пальчевская первая начала.
Но перед гостями Тамара растерянности не показала. Взяла деньги, показала сидящим за столом.
— Наташа — моя лучшая подруга — покупает у меня Валентина. Я продаю — она покупает. Все честно. Плохому человеку я своего мужа бы не доверила, а лучшей подруге — с дорогой душой.
При этом Тамара делала нажим в словах «лучшая подруга», «с дорогой душой», и теперь Наташа на своей шкуре ощутила, как чувствуют себя другие под словесным огнем людей, что ради красного словца не пожалеют и отца.
Гости оживились. Одно дело, когда о таком со сцены рассказывают. Или Ирина Муравьева поет: «Покупайте, девки, бабы, мой товар — мужичок не слишком стар…» А тут наяву. Расскажешь кому — не поверят. Но тут столько свидетелей! Не отопрешься. Продавать мужа. Ох и выдумщица эта Тамарка! С такой не соскучишься.
— Петя, — между тем обратилась Тамара к мужчине, который спиртного не пил вообще и потому в компаниях вечно кого-то отвозил или что-то привозил, — Петя, вот тебе деньги. Привези ящик водки. За такое дело грех не выпить.
Посланец вышел, а Тамара медовым голосом поинтересовалась у мужа:
— Валюшенька, а ты, значит, не возражаешь?
— А кто меня спрашивает? — ответил муж.
Ответил нейтрально. Не задирался. Принял как должное, и гости оценили.
Кричали:
— Золотой мужик у тебя, Тамарка! Покладистый.
И она отвечала:
— Что есть, то есть.
Но сейчас — хотя с ее лица и не сходила довольная улыбка — она все же старалась что-то выяснить у него. Что-то пошло не так, как она ожидала. И продолжала расспрашивать Валентина:
— Что же, выходит, тебе все равно?
Он один из всех присутствующих понял ее растерянность и так же незаметно усмехнулся.
— Балуете вы меня, госпожа. Проводите анкетирование среди рабов. Кто же вам правду скажет?
— Смотри, пожалеешь.
Но эти слова никто уже не слышал, потому что за столом поднялся гвалт. Гости наперебой стали выкрикивать какие-то двусмысленные шутки. Женщины хохотали. Мужчина по имени Андрей, которого Наташа впервые видела в компании, приговаривал:
— Купите и меня, бабы, я хороший!
И смех его жены:
— Нет, миленький, я тебя так дешево не продам. Ты у меня дорого стоишь!
Водку привезли, что вызвало еще большее оживление среди присутствующих. Спиртные напитки на столе и так имелись в избытке — Тамара всегда накрывала столы с размахом, но это была особая водка. Полученная хозяйкой квартиры за особый «товар».
Кто-то предложил даже крикнуть «горько», на что Наташа возразила:
— Я купила Валентина, это правда. Но почему обязательно в мужья? Может, я ему свободу дам.
— Э, нет, так не пойдет, — запротестовала Тамара. — На свободе подобные особи не живут. Для них неволя — естественная форма существования. Ты ведь его не как птицу пожалела, а как моего мужа. Вот и покажи нам, какой женой нужно быть, чтобы такому мужу соответствовать. А выгнать… это каждая сможет!
— Отпустить.
— Хорошо, отпустить — тоже много ума не надо. Отпустишь, а он бомжевать начнет или сопьется. Как же такому да без твердой руки?!
И тут гости принялись пить водку как в последний раз. Наверное, потому, что все как один чувствовали неловкость от происходящего. Шутка дурно пахла. И Наташа, и Валентин, прежде в питье умеренные, тоже не отставали от других.
Потому, когда всей компанией их проводили до дверей Наташиной квартиры, оба уже не ощущали неловкости, а чувствовали даже некий спортивный азарт. Вот, мол, мы какие отчаянные, такую хохму отмочили.
Но когда со смехом и шуточками Наташу и Валентина втолкнули в квартиру и, постояв и погалдев под дверью, разошлись, молодые люди виновато взглянули друг на друга и будто в момент протрезвели.
— Надо подумать, — сказала Наташа, проведя Валентина в гостиную — она же кабинет, она же спальня, поскольку единственная — и усаживая в кресло.
Сама хозяйка по привычке забралась на диван с ногами, не думая о том, в каком виде она перед Валентином предстает.
— О чем ты хочешь подумать? — поинтересовался Валентин, откидывая голову на спинку кресла с таким видом, словно он ужасно устал. — Как поделикатнее меня выпроводить? Не бойся, я шутки понимаю.
— Я вовсе не это хотела сказать, — смутилась Наташа, хотя такой вариант освобождал ее по крайней мере от головных болей: ушел, ну и ушел. — Как нам с тобой из этой ситуации выпутываться? Для начала давай выпьем чаю покрепче, потому что из-за водки до десерта так и не добрались.
— А торт был вкусный, — проговорил Валентин. — Томка от души постаралась. Она у меня мастерица торты печь…
Сказал и осекся.
— Прости, Наташа.
— За что же прощать? — откликнулась она. — За то, что ты любишь свою жену?
— Это не любовь, — медленно проговорил он, — это привычка, которая порой держит сильнее любви…
Он заметил, что Наташа пытается возразить, выставил вперед руки, точно она бежала, а он пытался ее остановить.
— Я говорю не о том. Волнуюсь, наверное. Глупая история, правда?
Он встал с кресла и прошелся по комнате, глубоко засунув руки в карманы, машинально осматривался. Он ни разу не был у нее в квартире. Правда, и особого интереса не выказал.
— У тебя удивительно покойно.
— Покойно — от слова «покойник», — неловко пошутила она.
— Покойно от слова «покой». У нас почему-то принято стесняться этого слова. Мол, оно только для стариков. Хотя молодым чаще всего не хватает именно покоя. Нельзя же все двадцать четыре часа в сутки находиться во вздернутом состоянии.
Свою одну, но большую комнату — целых двадцать квадратов — Наташа как бы перегородила. Ребята из мебельного цеха сделали ей стеллаж от пола до потолка, который в ширину занимал примерно половину комнаты, а разросшиеся на нем цветочные горшки со всякими плющами да лианами заплели его так, что стоявшая за ним кушетка с другой стороны стеллажа не просматривалась.
По другую же сторону стоял диван-кровать, на котором Наташа обычно и спала. Он был ближе к батарее, и спать здесь было теплее.
— Если не возражаешь, я постелю тебе на кушетке, — сказала Наташа.
— Я могу спать и на коврике у двери, раз уж тебе навязался.
— Никто никому не навязывался, — строго сказала она. Достала из шкафа футболку Константина — зачем-то Наташа его вещи хранила, словно покойный муж мог явиться с того света, — и дала ее нечаянному гостю. — Надевай. Чего ж тебе дома в праздничном костюме расхаживать.
Дома! Какого дома? Ее, но не его. Однако Валентин сделал вид, что не заметил ее оговорки. Себе она постелила на своем обычном месте. Думала, что от пережитых волнений не сможет заснуть, но глаза ее будто сами собой закрылись, и проснулась она уже под утро, чтобы на цыпочках пройти мимо Валентина в туалет.
Спал он или не спал, она не знала. Когда проходила мимо, скосила на него глаз. Он лежал с закрытыми глазами.
Если бы не вчерашнее происшествие, Наташа сейчас блаженствовала бы, лежа в постели. В воскресное-то утро. Они еще с Томкой радовались, что Валентин так удачно родился — в субботу, можно гулять без спешки и без оглядки, все равно на другой день выспятся. Погуляли!
Ей и не лежалось, потому что совсем рядом, за символической перегородкой из живых цветов, спал чужой мужчина, чего в этой квартире у нее никогда не было.
Впрочем, спал ли? Может, он за всю ночь и глаз не сомкнул, а Наташа… Что же это она такая твердокаменная — легла и отрубилась. Захрапела… В самом деле, а вдруг она после приема алкоголя заснула на спине с открытым ртом и храпела, не давая своему гостю сомкнуть глаз… Господи, какая дурь в голову лезет!
Она быстро оделась, сложила диван и легла на него с книжкой. И только тут ее достали мысли о случившемся.
Что они натворили! Разве можно так шутить? Валентин все-таки не игрушка, а они — обе как идиотки, одна продавала, другая покупала! Позволили себе так легкомысленно отнестись к его чувству собственного достоинства…
Минуточку, разве не сам Валентин подбодрял ее: купи, не пожалеешь! Да это с его подачи она побежала за своим кошельком!
И потом. Оставила у себя Пальчевского как само собой разумеющееся. Томка еще подумает… Неужели она подумает, будто между ними что-то было?!
После такого случая о какой дружбе может идти речь? Одним движением руки вычеркнула из жизни подругу. Можно подумать, Наташа и в самом деле хотела оставить Валентина в своей квартире.
Нет, это заразно, такое отношение к мужчине. Оставить его у себя, как приблудившегося котенка!
А он тоже хорош! Зачем позволяет так с собой обращаться?! Это же черт знает что! Мужчина, который говорит: купи меня, не пожалеешь. Поневоле увидишь его с рабским ошейником на шее…
И как теперь открутить все назад? Может, позвонить Томке и сказать: приходи ко мне, посидим, чайку попьем — кстати, не забудь свой тортик принести — и поставим все на свои места. Повеселили гостей, слегка встряхнули город от зимней спячки, и будет.
Голова у Наташи казалась воспаленной, как горло при фарингите. Если не больно глотать, то больно думать.
Ах, как все плохо!
Она не жалела о тех деньгах, что выложила за ящик водки. Попалась на Томкину удочку — плати за глупость! Да и мысль о деньгах была какая-то вялая, будто больная. Ковыляла себе по всклокоченным мозгам, опираясь, как на костыль, на другую мысль: до зарплаты еще восемь дней!
Скажи кто-нибудь Наташе всего пару дней назад, что она способна участвовать в таком невероятном предприятии, она ни за что бы не поверила. По крайней мере до сих пор она считала себя женщиной рассудительной, не способной на авантюры.
Со стороны кушетки по-прежнему не раздавалось ни звука, и Наташа подумала, что, пожалуй, стоит пойти на кухню и приготовить завтрак.
1 2 3 4 5