https://wodolei.ru/catalog/mebel/rakoviny_s_tumboy/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Как похоже, только у нас с Полем была бархатная мантия святого…
Папа называл Катрин королевой, а меня — царицей Клеопатрой, и Поль уже не так оглушительно краснел, когда папа обращался к нему «сеньор Паоло». И у папы с Катрин все складывалось очень хорошо, они сразу нашли тайник с фигуркой «вассала», и еще «вассала» — подвеску, а всего нужно было собрать семь фигурок всадников, чтобы Катрин могла получить загадочное наследство. Но интриганка Жаннет — как же я сразу не поняла, что она нарочно настраивала меня против папы! — наговорила про него гадостей Катрин, и та от отчаяния решила выйти замуж за какого-то унылого нотариуса, но мой папа очень вовремя появился в церкви и увел Катрин прямо из-под венца! Но самое удивительное — завещание Катрин, которое, кстати, хранилось в аббатстве Мон-Сен-Мишель, причем оно было гобеленом! И по этому завещанию Катрин получала в наследство наш Монтрей-Белле!
— Мне ничего не оставалось, как жениться на королеве Катрин. — Папа виновато развел руками. — И хорошо еще, что она согласилась, а могла бы просто выгнать нас с тобой из замка! Что бы мы делали без замка?
Ну и шуточки у моего папаш!
— Папа, по-моему, ты хотел спросить, что бы мы делали без Катрин?
Удивительно, но я абсолютно точно прочитала его мысли: в ответ папа благодарно улыбнулся мне и нежно обнял Катрин. И мне было очень приятно. Нет, Катрин вовсе не вытесняла маму из моего сердца, и даже не покушалась на это. Просто в моем сердце теперь стало гораздо просторнее, чем прежде. Там отлично умещались и мама, и папа, и Поль, и Катрин, и еще оставалось много-много места для кого-то неведомого, кому будет хорошо рядом с нами.
Папа попросил Поля открыть новую бутылку, потому что сам не мог делать этого одной рукой, и мы снова выпили нашего вина из Монтрей-Белле, и потом как-то сразу все уснули. Я, правда, успела подумать, что папа не будет возражать, если я скажу, что хочу выйти за Поля…
Глава 57,
в которой лужайки пахли травой
Лужайки газонов Монтрей-Белле пахли свежескошенной травой, ирисами и ночной прохладой. Деловито светили светлячки и интимно циркали потревоженные лучами автомобильных фар цикады. Черные стволы деревьев, темные стены построек с подвижными тенями дикого винограда… Шелковистая струя тихого фонтана…
— С возвращением, мсье маркиз де Коссе-Бриссак… — завел бесконечное приветствие наш дворецкий Белиньи, его голос, как и белоснежность его перчаток старательно портили очарование нашей родной Монтре-Беллейской ночи.
Я первой выбралась из машины, с трудом сдерживая зевоту, чтобы не обижать ни ночь, ни Белиньи, и посмотрела в небо. Оно было большое, звездное и мое! Господи, как у меня всего много! И небо, и лужайки со светлячками, и прохладные тени деревьев, и замок, и папа, и Поль, и Катрин! Господи, передай моей маме, что у меня все хорошо, она может не волноваться, я по-прежнему люблю ее и у меня опять есть все! Надо же, я разговариваю с Богом, совсем как Поль, а раньше я не умела, не знала, что можно говорить с Богом так же просто, как с папой. А я и с папой-то не умела говорить, но ведь он все понимает, и я его понимаю, даже когда он произносит вроде бы не те слова. И мы с ним такие одинаковые: он любит свою Катрин, а я люблю Поля. Моего Поля…
Глава 58,
в которой папа отдавал распоряжения
Папа весело отдавал распоряжения Белиньи: разместить сеньора Паоло в охотничьих апартаментах, то есть на дедушкиной территории, мадемуазель маркизу, стало быть, меня, в ее собственных покоях… Новенькая горничная рассматривала «мадемуазель маркизу» с любопытством посетителя зоопарка. Я улыбнулась ей, она смущенно потупила взор, словно я застала ее врасплох. Катрин тихо разговаривала с мадам Белиньи, разохавшейся при виде перевязанной руки мсье маркиза, по белым мраморным ступеням, аккуратно переставляя лапы, спустился пятнистый кот мадам Белиньи, потерся о ноги хозяйки, обнюхал туфли и подол Катрин и уселся возле перил, изумленно вылупив прозрачные глазищи на жестикулирующего руками папу. А Поль, понятное дело, краснел.
В папиной гостиной был накрыт ужин, а я вдруг безумно захотела спать. Я просто не могла больше ни есть, ни пить, ни говорить.
— Папа, можно я пойду к себе, иначе я засну за столом…
— Мсье маркиз, — вдруг подал голос Поль, — если вы позволите, я тоже отправился бы спать.
— Что ж. Белиньи, проводите сеньора Паоло и покажите ему, куда Франсуа отнес его вещи. Спокойной ночи, сеньор Паоло!
— Спокойной ночи, господа. Спасибо, — виновато произнес Поль и, не поднимая ни на кого глаз, боком вышел в дверь, грациозно распахнутую белыми перчатками дворецкого.
— Пойдем, девочка моя. — Папа обнял меня и улыбнулся Катрин. — Я скоро. Я отнес бы тебя, если б не это. — Он помахал перевязанной рукой. — Я ведь вижу, ты едва держишься на ногах.
— Спокойной ночи, Клео, — сказала Катрин и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала меня.
От неожиданности я глупо потрогала свою щеку и, совсем как Поль, промямлила:
— Спасибо…
Глава 59,
в которой Катрин сидела за столом
— Катрин!
Она неподвижно сидела за столом и задумчиво смотрела в пространство.
— Эй, Ваше величество! Что же вы ничего не едите? — Леон отправил в рот кусок курицы и отломил хлеба.
— Леон, а мы дома! — изумленно сообщила Катрин, медленно переводя глаза на мужа.
— Конечно! Хочешь вина? — Леон весело расправлялся с курицей. — Налить тебе?
— Как ты можешь столько есть? — Катрин уже вернулась со своего облака и протянула мужу бокал. — Налей.
— А пить? Я и сам думаю, куда это все в меня лезет?
— Твое здоровье, королевский вассал!
— И вам, королева, не хворать! — Леон выпил и с сомнением посмотрел на свою руку. — Чем мне теперь мыться?
— Водой, мсье маркиз.
Глава 60,
в которой Леон ненавидел воду
— Знаешь, королева, прошлой ночью я ненавидел воду, а сейчас мы с тобой сидим в ванной и я…
— Ты любишь воду? — перебила его Катрин.
Ей было очень приятно в этой пене вместе с Леоном и совсем не хотелось вспоминать прошлую ночь. Наконец-то они одни! Сплошные волны и радуги…
— Я люблю мою ко…
Слово «королева» он не договорил, потому что Катрин вдохнула остальные буквы вместе с поцелуем, не в силах больше справляться со своими радугами, или Леон поцеловал ее раньше, чем собирался, потому что такого стремительного полета к небесам они оба не ожидали после всех переживаний, страхов, ужаса беспомощности…
Это вода, жестокая и своевольная стихия, загнанная в тесноту ванны, да еще укрощенная душистой пеной, растерялась и не знала, куда девать привычную мощь, и поэтому безрассудно выплеснула на них всю свою дикую энергию. И облака заметались, и радуги зазмеились спиралями, и звезды закричали восторгом торжества неземного света. И все пропало. Не было ничего, кроме таинственного шепота звезд, невидимых в этом перламутровом пространстве, и пульсирующего ликования каждой клеточки тела, жадно просившей: «Еще, еще, еще!» И можно было на мгновение утонуть и, не разнимая губ, дышать друг другом, словно слившись с этой самой вечной, дерзкой, живой первобытной галактикой…
— Леон, Леон! — Катрин встряхнула головой и шумно перевела дыхание. — Это фантастика, это невероятно! У меня до сих пор ощущение, что мы с тобой — какой-то пещерный зверь, который рычит от радости, впервые увидев свет. — Катрин прижалась к груди Леона и, как этот зверь, сказала:
— Уурурурр, я вижу свет!
Ты тоже видела свет? — сияли глаза Леона, а сам он деловито спросил:
— Ты сумеешь перевязать зверю лапу? — и вытащил из пены левую руку с потемневшим бинтом.
Глава 61,
в которой Леон сидел на краю ванны
— Страсть-то какая! — Леон уже в халате сидел на краю ванны и с отвращением смотрел на свои отекшие помертвелые пальцы, которые Катрин постепенно освобождала от бинта: безымянный и средний украшали стежки швов.
— Это я виновата. — Его королева осторожно разматывала повязку. — Не надо мне было лезть к тебе в ванну. Помочь помыться и сразу уложить в постель. А теперь мы всю ладонь раскровили… Больно? — Она сочувственно заглянула мужу в глаза. — Я боюсь до конца отдирать бинт.
— А зверь? Он бы так без света и сидел в своей пещере. — Леон поморщился и потерся щекой о плечо Катрин. — Тебе не очень противно?
— Чем бы ее продезинфицировать? Мадам Белиньи вместе с бинтами принесла спирт, но я боюсь, что спиртом мы сожжем кожу.
Леона смешил озабоченно-сосредоточенный вид Катрин: она сложила ладони лодочкой и держала в них его отекшую кисть как совершенно отдельное, не относящееся к Леону живое существо, и слегка покачивала, словно баюкая.
— Больно? — опять спросила она.
— Не особенно. — На самом деле руку уже дергало и драло, и очень хотелось от нее избавиться. Как меня угораздило, с досадой подумал Леон и старательно улыбнулся. — Я знаю старый рыцарский способ: холод и вино! Пошли, на столе есть ведерко со льдом. — Может, и правда полегчает, подумал Леон, это же невозможно — и в локоть, и в плечо…
Ароматная прохлада винной ванны и игривое прикосновение кубиков льда сразу пришлись руке по вкусу. Леон самостоятельно освободил кисть от повязки, старясь не смотреть на рану, и бросил темный марлевый комок на тарелку.
— Лучше? — спросила Катрин.
— Да… Знаешь, когда Клео извлекли из катакомб, я испугался: у нее на голове была грязная тряпка, вот такая же, — Леон показал на скомканный бинт, — а это были ее волосы…
— Леон, пожалуйста, не надо вспоминать. Все в прошлом. — Катрин обняла мужа за плечи. Он сидел на стуле, и поэтому был сейчас одного с ней роста. — Клео рядом, рука заживет.
— Считаешь, до ее свадьбы заживет?
Леон прижался головой к Катрин. Сквозь тонкую рубашку она чувствовала его влажные волосы и, не удержавшись, поцеловала завитки на шее. И, конечно, подступили волны и радуги. Как некстати…
— А может, не откладывать свадьбу? — задумчиво произнес Леон. — Отличный парень. Как ты полагаешь, Катрин, он уже пришел к ней?
— Куда?
— В спальню, куда же еще. Они ведь недаром оба отказались от ужина. — Глаза Леона лукаво заблестели.
— Ой, брось, пожалуйста. Парень и так ни жив ни мертв. Вытащил девушку из воды, влюбился. Причем взаимно! А тут еще ты, царь зверей, с твоим размахом, темпераментом и замком. А он бедный…
— Катрин, у Ланселота не было даже коня, но это не мешало ему оставаться рыцарем! А Поль вовсе не бедный!
— Конечно, скуки ради бросил учебу и нанялся секретарем к Вонахью.
— При чем здесь деньги! Парень талантлив, а талантливый человек уже не бедный! Чего ты смеешься?
— С чего ты взял, что он талантливый? — фыркнула Катрин. — Ты его видел полдня!
— Талантливый. Он спас Клео. Это талантливый поступок. Человек без таланта не способен на такое.
— По-моему, ты преувеличиваешь. Парень болезненно застенчив, и меня это, честно говоря, настораживает.
— А я бы не краснел на его месте?
— При чем здесь ты? У тебя и замок, и имя, и средства! А у Поля ничего нет! Как ты можешь сравнивать его с собой?
— Могу, Катрин, могу. Понимаешь, мне повезло, что я родился не только с талантом, но и с замком, и с состоянием в придачу. Я сразу мог заниматься тем, чем хотел. А мог бы и вообще ничем не заниматься. Акций и ценных бумаг, уж поверь, мне хватило бы и на Монте-Карло, и на ипподром, и на что угодно, и еще осталось бы… Нет, правда, Катрин, я не хвалюсь, но я не могу, понимаешь, не могу без своих книг и тряпок. Конечно, вроде бы не пристало благородному человеку сменить шпагу на иголку, заниматься ремеслом… Ладно, королева. Вот, представь, родился бы я без этого всего, и кем бы я сейчас был? В лучшем случае работал бы на какой-нибудь дом мод, и то при условии, что сумел бы пройти по головам конкурентов, и эпатировал бы публику всякой чушью, как Вонахью, лишь бы привлечь к себе внимание. Впрочем, вряд ли, — Леон вздохнул, — гордость бы не позволила. Вот, это в лучшем. А в худшем… Краснел бы, как Паоло, понимая свой талант, а стало быть, и свое превосходство, и беспомощность оттого, что ни выхода этому таланту, ни выхода превосходству дать не могу, потому что тогда тут же окажусь на обочине и без куска хлеба, а вынужден угождать и скрывать свой талант ради того, чтобы какой-то там прохвост Вонахью не выгнал меня со двора и не взял другого, пусть менее талантливого, но более сговорчивого.
— Как там рука, философ? — Катрин терпеливо улыбалась.
— Нормально. — Леон махнул здоровой рукой. — И с сеньором Паоло все будет нормально, как только он почувствует, что не нужно стесняться таланта, не нужно ломать себя, притворяясь банальным человеком. Да что я тебе объясняю! Ты ведь сама уже поняла: как только ты перестала стесняться того, что ты королева, все стало совсем по-другому! А, Ваше величество? Хорошо жить в замке? — заговорщицки шепнул ей на ухо Леон, невольно, а может быть, и нарочно прикоснувшись к мочке. — Хорошо?
Вместо ответа Катрин осторожно, стараясь не поддаваться волнам и радугам, поцеловала его.
— Все должны жить в замках! — продекларировал Леон. — Недостойно человеку ютиться в такой кладовке, как у тебя, с унитазом посередине и тазиком вместо ванной!
— Между прочим, чтобы ты не зазнавался, царь зверей, на «Тоскане» ванна в три раза больше, чем у тебя! Настоящий плавательный бассейн!
— С дорожками и вышкой для прыжков? — развеселился Леон. — Кстати, ты ведь так ничего и не рассказала, что произошло на «Тоскане».
— По-моему, ты не заметил бы, даже если бы я осталась на «Тоскане» навсегда. Ты так увлечен романом дочери… Леон, стесняться этого тоже не стоит, я ведь понимаю, что вы очень нужны друг другу. — Катрин хотела сказать, что даже немного завидует Клео, ведь у нее самой уже нет папы, но решила, что излишне снова пускаться в сантименты. — А на «Тоскане» было достаточно забавно.
— Забавно? В логове врага? Я восхищен отвагой моей королевы! — Леон поцеловал руку жены.
— Я ведь не знаю английского, а Гарри, охранник Вонахью, говорил только по-английски и дал мне понять, что везет меня сдавать в полицию. Он позвонил кому-то и называл собеседника господином комиссаром. Это-то я поняла. А на самом деле он привез меня на «Тоскану».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20


А-П

П-Я