– Не волнуйся, – успокоила меня Ким. – Швы двойные.– Это радует. – Я подтянула трико, которое подчеркивало интимные места с откровенностью, какую я позволяю лишь наедине с собой.– Пойдем, – нетерпеливо сказала Ким, подпрыгивая на месте.– Подожди, приведу губы в порядок…Но проклятое трико не поддавалось. Я чувствовала себя стриптизершей по вызову. Просто не верится, что на свете есть женщины, которые согласны на операцию ради того, чтобы увеличить кое-что кое-где.Ким рассмеялась, но с некоторым запозданием по сравнению с прежними временами, да и смеху ее недоставало былой безудержности. С первой минуты мы без раздумий вернулись к прежней сестринской близости – да иначе и быть не могло. И все же это была не та родная и любимая Ким, а клонированная нью-йоркская суперженщина. Я надеялась, что если копнуть, то из глубин ее души можно извлечь остатки прежней любительницы непристойных шуточек и сомнительных развлечений.Мои недобрые предчувствия по поводу названия спортзала угодили в самую точку. «Кардиохруст» оказался аэробикой повышенной интенсивности. Сначала прыжки и танцульки на страшноватых изогнутых поверхностях, где каждую минуту рискуешь потерять равновесие и что-нибудь себе сломать. Затем полчаса страданий по накачке пресса. Никогда не знала, что люди идут на такие муки добровольно. Просто поверить не могу, что Ким не предупредила меня о таких истязаниях. Когда шестьдесят минут наконец истекли, я повернулась к ней и с облегчением выдохнула:– Слава богу, кончилось!И тут раздался крик тренерши:– Отлично! А теперь переходим к тому, чего вы все давно ждали! Все падают на пол и начинают отжиматься! Напрягаем мышцы до тех пор, пока они не запросят пощады!Поверьте, именно этим заставляли заниматься прелюбодеев в седьмом круге ада. Вероятно, Данте скрыл от нас правду, чтобы на фоне жестоких описаний не потерялась остальная поэма. Но увы, мы все еще находились на земле – по крайней мере, формально, – и в отличие от меня прочие дамы выглядели преподавателями аэробики на отдыхе, так расслаблено и непринужденно предавались они этой муке смертной. На девяностой минуте я, ни слова не говоря, встала и на нетвердых ногах поковыляла в душ. Минут пять я стояла под тугими струями воды, прежде чем вспомнила свое имя и чем зарабатываю на жизнь.– Здорово, да? – воскликнула Ким, вставая под душ напротив. – Ты в хорошей форме.В ее голосе сквозило одобрение, словно она расхваливала мои работы. Похоже, хорошая физическая форма и успехи в искусстве – вполне сравнимые достижения.– Я сама раньше учила людей качать мышцы, – сказала я, намыливаясь, – хотя уже два года этим не занимаюсь.– Тогда ясно, – проницательно заметила Ким, – почему у тебя так развиты руки. А почему бросила?– Скульптуры начали продаваться. Помаленьку, конечно. Я бы, наверное, продолжала преподавать, но в гимнастическом центре убили человека, все стали подозревать друг друга, обстановка накалилась, так что я предпочла уйти оттуда.– Боже. А убийцу поймали?– Я его и поймала. Отчасти именно поэтому и пришлось бросить эту работу.– Ух ты!Теперь Ким смотрела на меня во все глаза. Я неохотно вышла из-под душа и начала вытираться.– Наверное, тебе пришлось нелегко, – с уважением сказала она.Странно, но потрясенной Ким не выглядела. Для любого нью-йоркца, даже для приемыша, высшая доблесть – ничему не удивляться. Толстокожесть – вот их девиз.Я пожала плечами.– Да нет. Того, кто это сделал… – Я отстраненно отметила, что даже сейчас не могу произнести имя. – …оправдали, и он вернулся работать на прежнее место. Некоторые ушли, а другие сделали вид, что ничего не случилось.– Несознанка, – прокомментировала Ким. – Хорошо знаю, что это такое.– Послушай, у тебя сейчас есть дела?– До десяти нет. В десять начинается моя смена.– Тогда давай выпьем, поедим чего-нибудь и обо всем друг другу расскажем, идет?– Конечно. Знаешь, пошли в тот район, где я работаю. Тебе там понравится.Когда мы вышли из тренажерного зала, на авеню Америкспустился вечер. Название улицы мне понравилось, хотя Ким строго-настрого предупредила меня не произносить его вслух. Местные всегда говорят Шестая авеню. Я быстро оглянулась на залитые светом огромные окна гимнастического зала. Помимо теплого золотистого цвета в открывшейся картине не было ничего приятного. К занятиям готовилась очередная группа восторженных любительниц сжигать жир. Теперь это так не называется, но именно затем они сюда приходят, и все это знают.– Ты часто здесь бываешь? – спросила я.– Раза четыре в неделю. Надо бы чаще, а то я стала набирать вес.– В каком месте? – недоверчиво спросила я. – На бровях, что ли? Ким, от тебя же одна тень осталась.– Совершенству нет предела, – серьезно ответила она. – Ладно, пошли отсюда. Можно сесть на восьмерку. Устрою тебе экскурсию по Ист-Виллидж.– Ты ведь там живешь?– Ага. Местечко как раз для тебя. – Она улыбнулась. Я увидела проблеск прежней Ким. – Ты ведь любишь, когда можно оттянуться.– Грязь и наркота? – предположила я.– Точно. Куча типов с зелеными волосами и сережками где только можно. Будешь как дома.– Слушай, я помню, как ты выкрасилась в ярко-красный цвет. В сравнение с этим мои зеленые волосы выглядели не так ужасно.– Как же я тебе завидовала. Тебе скандалов и выволочек никто не устраивал. А моя мама ужас как рассердилась тогда, помнишь?– В основном потому, что мы испачкали раковину. Ее потом так и не отмыли, – заметила я. – Кстати, новый цвет твоих волос она вполне оценила.– Мама всегда была зациклена на том, что у нас муниципальная квартира, – сказала Ким. – Никак не могла с этим смириться. Именно поэтому ей во всем хотелось совершенства.– Твой дом был очень уютным, – сказала я.– Но он «принадлежал местным властям», – сказала Ким, так точно воспроизведя материнский голос, что я рассмеялась. – Мама всегда была такой – дескать, я выросла в муниципальном районе и теперь вернулась к тому, с чего начинала. Именно поэтому замужество так много для нее значило. Папа ведь и в университете учился, и вообще. К тому же он был учителем. Она считала это большим преимуществом. Боже, как смешно теперь все это выглядит. Знаешь, с кем она сейчас? С таксистом. И счастлива.– Приятно слышать. Твоя мама всегда хорошо ко мне относилась.– После ухода отца она сломалась. – Голос Ким посуровел.Подошел автобус. Мне нравятся нью-йоркские автобусы; своим плавным ходом и приятным шелестом открывающихся дверей напоминают лайнеры. Лондонские автобусы настолько пропитаны зловонными бензиновыми парами, что способны вызвать одуряющую головную боль, если сидеть слишком близко к вентиляции. А за собой оставляют такой гнусный и вонючий шлейф черного дыма, что Диккенс мог бы сочинить целую страницу страстной обличительной речи.– Все еще не могу поверить, что ты здесь, – в сотый раз сказала Ким, когда мы заняли столик в баре.Весь Ист-Виллидж был забит людьми в вязаных шапочках огурцом, которые натягиваются до самых глаз. На всех девушках свитера были в обтяжку, на всех юношах – свободно болтались. Как я пожаловалась ночью Хьюго, все молодые люди предпочитают таскаться в одежде на несколько размеров больше. Уж не для того ли, чтобы никто не принял их за голубых? Старомодная, конечно, теория, но ничего лучше в голову не лезло.– Здесь слишком ярко, – пожаловалась я.Изучая список напитков над стойкой бара, я подавила в себе позыв прикрыть глаза рукой. Что-то в этом списке меня насторожило, но я пока не поняла что именно. Сейчас меня больше занимал вопрос, почему это якобы модное заведение наняло тех же дизайнеров, что обычно приглашает к себе «Макдоналдс» – с целью создать максимально неуютную обстановку, чтобы люди проглатывали пищу секунд за двадцать и тут же убегали прочь. Можно было бы сколотить состояние, продавая за дверями таблетки против несварения желудка.Конечно, я не имею в виду, что бар отделали коричневым пластиком и уставили красными и желтыми стульчиками, на которых даже человек в коме почувствовал бы себя неудобно. Нет, стулья были ярко розовыми, а свет столь ярким, что посетители выглядели так, точно им только что сделали искусственное дыхание.– Я думала, нью-йоркские бары – мрачные и все как один похожи на пещеры.– Безалкогольные бары – нет, – непринужденно сказала Ким.– Безалкогольные бары, – медленно повторила я, не веря своим ушам.– Ну да! Хочешь разом вернуть все калории? Кстати, здесь все пониженной жирности. Обожаю это место.В полном отчаянии я уронила голову на стол. Так вот что не так! Теперь ясно, чего не здесь хватает: напитков крепостью выше одного градуса.– Ким, – прошептала я, не поднимая головы. – Я тебя люблю, ты мне как сестра, но когда я говорю «давай выпьем», я имею в виду алкогольные напитки, понятно? Если я попрошу здесь водку с тоником, они до смерти закидают меня капсулами с поливитаминами, так?– У тебя потребность выпить? – спросила Ким с глубокой озабоченностью в голосе. Она ласково коснулась моей руки. – У тебя проблема? Не хочешь ее обсудить?– У меня нет потребности выпить! – сердито сказала я. – Я хочу выпить. Ладно. Останемся здесь, и я съем какого-нибудь полезного для здоровья ила с экстрактом ячменя, но только для того, чтобы доказать тебе: я вполне могу обходиться без выпивки.– А тебе не станет плохо?– Нет, белой горячки можешь не опасаться… Значит, ты теперь трезвенница? – запоздало дошло до меня. – И давно с тобой такое?– Уже около пяти нет. Никогда не чувствовала себя так хорошо. – Ким лучезарно улыбнулась. – Сэм, ты должна попробовать. Хотя бы на время брось пить.– Я много чего еще не пробовала, – задумчиво сказала я. – Ладно, внесу этот пункт в список неотложных экспериментов, сразу за стаканчиком экстракта пырея и операции без анестезии.Я вновь подняла взгляд на меню. После того как душа моя примирилась с отсутствием выпивки, пришлось признать, что многие коктейли выглядели вполне заманчиво. Чтобы не тосковать попусту, я не стала заказывать ничего такого, что выиграло бы от добавления водки, и остановилась на «синем яблоке» (черника, яблочный сок, нежирный йогурт и банан). А что, очень даже ничего, хоть и без водки. Ким же, увы, заказала свой дежурный коктейль – пырейно-морковное пойло с пыльцой и женьшенем. Ради нашей старой дружбы я сцепила зубы, чтобы не ляпнуть, на что похожа эта чудесная смесь. Когда же Ким предложила мне попробовать, я отпрянула, нечленораздельно что-то бормоча и остервенело тряся головой – точь-в-точь Квазимодо не в лучший свой день.Я тосковала по прежней Ким – мое чувство утраты было куда сильнее, чем за все годы, что мы с ней не виделись. Тогда меня грела мысль, что Ким где-то есть; я даже повесила ее картину у себя на кухне. Не желая пораскинуть мозгами, я мечтала, что когда-нибудь мы встретимся, и все будет как прежде; ну разве что мы станем покупать те вещи, которые раньше воровали с прилавков. И, вероятно, закажем не пиво, а поболтаем за водкой с тоником, в туалете взбодримся кокаином в память о прежних временах, а потом отправимся приставать к мальчикам и завалимся в какой-нибудь клуб, где будем делать вид, что танцуем с собственными сумочками, и сводить с ума ди-джея требованиями поставить «Аббу». Такие вот были у меня мечты. Но нынешняя Ким сторонилась даже молока, уж не говоря о таблетках кислоты.Я смотрела на нее, привыкая к этим выпирающим костям, которые некогда скрывались под пухлыми щечками и детскими округлостями.– Ким, – внезапно сказала я, – а как ты сумела остаться в Америке? Разве вид на жительство так просто получить?– Вышла замуж за одного парня, – беспечно ответила она. – Он был голубым и хотел переехать в Англию, так что все получилось отлично. Во всяком случае, для меня. Пару лет мы прожили вместе, но по иронии судьбы он получил заманчивое предложение из Лос-Анжелеса и в конечном счете переехал туда.– Но поначалу ты поселилась у отца?– Ненадолго. – Челюсть Ким окаменела. – Эта стерва Барбара ясно дала понять, что не желает иметь меня под боком. А ведь я здесь никого не знала, все было внове. Знаешь, что она мне сказала уже через неделю? С милой такой улыбочкой, будто не ведает, что творит. Знаешь?Я покачала головой.– «Ким, дорогая, в моей семье всегда любили старую поговорку», – проговорила Ким, подражая тихому, тонкому голоску Барбары. – «Гости как рыба – через три дня появляется запах».– Боже.– Вот именно. Мне семнадцать. Я никого не знаю. Город меня пугает. А она фактически предложила мне убираться из ее дома и самой зарабатывать себе на жизнь. Разумеется, папы рядом в ту минуту не было. Но даже если бы он стоял за спиной, все равно ничего бы не услышал. Пропустил бы слова Барбары мимо ушей. Он и по сей день не замечает, как она ревнует его ко мне. Каждый раз, когда мы с ним встречаемся, она увязывается следом. И в результате мы с ним растворяемся. Эта баба все подчиняет себе, стоит ей где-нибудь появиться. Да и вообще, вместе с ней он какой-то не такой. Ведет себя неестественно. Если бы Барбара могла стереть меня с лица земли, она бы давно уже это сделала.Я вспомнила ненавидящий взгляд Барбары Билдер и страх Джона, что она застукает его со мной. Если б не утренняя встреча, я бы решила, что у Ким паранойя. В ее излияниях чувствовалась горечь, но слышалось и смирение. Рана еще не затянулась, но с нею свыклись.– Я более-менее смирилась, – сказала она, словно откликаясь на мои мысли. – Хотя поначалу было очень тяжело. Чувствовала себя брошенной. Ты же знаешь, как близки мы были с отцом. Я считала, что он у меня в долгу за то, что бросил нас с мамой, а он попросту отказался признавать свой долг. Разумеется, сейчас уже все перегорело.Ким отхлебнула зеленой жижи из стакана. Немного навоза осталось у нее на зубах, но сейчас не самый подходящий момент говорить об этом.– Именно поэтому я тебе так и не ответила, – сказала она. – Прости.– Послушай, я что-то не помню, чтобы я тоже пичкала тебе подробностями своей жизни, – сказала я, желая приободрить ее. – Я же себя знаю – открытка-другая и все.– Зато смешные. Я так радовалась им, но радость быстро улетучивалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39