https://wodolei.ru/catalog/unitazy/s-funkciey-bide/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


OCR BiblioNet
«Ладислав Фукс. Мыши Наталии Моосгабр»: Текст; 2002
ISBN 5-7516-0324-9
Аннотация
Роман одного из самых ярких представителей чешской литературы XX века, написанный в жанре мистерии, органически продолжает кафкианскую линию, возникшую на той же пражской почве. Сказочно-фантастическая форма позволяет автору создать обобщенный образ современного мира, развернутую метафору зла, которым было отмечено XX столетие, – диктатуры, войн, фашизма и коммунистического террора.

Ладислав ФУКС
МЫШИ НАТАЛИИ МООСГАБР
Когда дом готов, хозяин умирает
I
Зал в трактире «У фей» был нанят на весь день. За окном, широко распахнутым во двор, стояла лошадь в хомуте и с торбой овса под мордой. В зале сидели свадебные гости.
Они сидели за столом – на белой скатерти цветы, свечи, рюмки и блюдо с пирожками. Во главе стола под портретом вдовствующей княгини правительницы Августы и председателя Альбина Раппельшлунда сидел человек с большими натруженными руками, в черной паре и белой полотняной рубахе, он неуклюже поворачивался во все стороны, кивал, поддакивал, улыбался всем вокруг, даже лошади за окном – это был жених. Рядом с ним сидела маленькая полная блондинка, придурковатая и мордастая, на столе перед нею лежал лавровый венок, и она тоже вертелась, подпрыгивала, всячески выставлялась и закатывала глаза – это была невеста. Среди свадебных гостей сидели еще Рона, подружка блондинки, двадцатилетняя смешливая девушка, и два свидетеля, два странных, темных человека.
На стене вдоль свадебного стола висела свежая газета, пестревшая разными картинками и портретами председателя Альбина Раппельшлунда, ибо сегодня он был именинником; под газетой стояли несколько подсобных столиков.
В дальнем конце стола сидел молодой человек в темном клетчатом пиджаке и белой шелковой рубахе, мягкий, стыдливый, замкнутый, – это был Лотар Баар. Рядом с ним сидел другой молодой человек, тоже красиво одетый, но еще более замкнутый и стыдливый, – это был его однокашник Рольсберг. И еще там – в самом конце – сидела старая женщина. На ней были черно-золотой платок, черная кофта, длинная черная блестящая юбка и туфли без каблуков. На коленях лежала небольшая сумка. Это была Наталия Моосгабр.
– Дочка без конца говорит о вас, господин Баар, – сказала госпожа Моосгабр в дальнем конце стола Лотару Баару, пригубив вина, – с самого начала ее рюмка была полупустой, – без конца рассказывает, как в лавке продавала вам магнифон.
– Магнитофон, – кивнул молодой человек и растерянно поглядел на место во главе стола, где сидели жених и невеста.
– Да-да, – кивнула госпожа Моосгабр, – а вы, господин Баар, живете, верно, в каком-нибудь дворце?
– На частной квартире, – сказал молодой человек, растерянно глядя на место во главе стола, – у одного купца, тут, на вилле, вместе с другом Рольсбергом.
– У купца вы и столуетесь? – спросила госпожа Моосгабр и чуть наклонилась, заглядывая и Рольсбергу в лицо.
– У купца только завтракаем, – сказал Лотар Баар, – а в основном едим в студенческой столовке.
– И наверное, там вкусная еда, – кивнула госпожа Моосгабр, – наверное, и ветчина, и влашский салат, и даже вино с лимонадом. Я бы с радостью как-нибудь пригласила вас к нам, господа, но мы простые бедные люди. Не на вилле живем, а в развалюхе, к тому же там как раз каменщики галерею чинят… Мы все больше овсяную кашу едим, – госпожа Моосгабр поглядела во двор на лошадь, у которой под мордой висела торба овса, – ну и кукурузную тоже. Правда, господин Баар, иной раз я пеку, пеку, обожаю печь. Вот блюдо с пирожками, – госпожа Моосгабр незаметно кивнула на стол, – это я напекла. К дочкиной свадьбе, а то как же. Хотя пока их еще никто не отведал, но погодите, напоследок и до них дойдет черед. Скоро, – наклонившись вдруг к Лотару Баару, зашептала госпожа Моосгабр, – скоро подадут ужин. Будет настоящее пиршество, господин Баар. Заказали ветчину, влашский салат, – зашептала она, – а также вино с лимонадом. И мороженое, но его принесут уже под самый конец. Ах, – госпожа Моосгабр улыбнулась, – обожаю печь! А вообще-то, господин Баар, хлеб да каша – вот пища наша.
Тем временем придурковатая, полная блондинка-невеста во главе стола смеялась, шутила со свидетелями, с Роной, и ее жених с большими натруженными руками на скатерти поворачивался во все стороны, кивал, поддакивал, улыбался, а когда уже не к кому было поворачиваться – поворачивался к лошади за окном.
– Значит, каждый из вас остается при своей фамилии, – сказал жениху и невесте один из свидетелей, темный человек с черными волосами над низким лбом, и невеста, придурковатая полная блондинка, рассмеялась и закивала.
– Он как был, так и будет Лайбахом, – толкнула она локтем жениха, и жених кивнул, – и меня будут звать, как зовут. Скоро начнется угощение.
– Видите, господин Баар, – сказала госпожа Моосгабр Лотару Баару и Рольсбергу, – скоро начнется угощение. Подадут ветчину, салат, лимонад, это все у них там, за распивочной. А я вам вот что расскажу, господа, – шепнула она и снова чуть наклонилась, заглядывая и Рольсбергу в лицо, – когда я ходила в школу, уже шестьдесят лет тому, была у меня подружка Мария. Такая маленькая, слабая, согнутая, такая бедняжечка, но умная и хорошая, дети любили ее, она была из богатой семьи, отец был приказчик, золотые часы имел. Потом она вышла замуж, взяла имя мужа, но он вскоре умер, и она стала экономкой в одной богатой семье. И служила в этой семье на протяжении целых двух поколений, я ее пятьдесят лет не видала. Пятьдесят лет, – кивнула госпожа Моосгабр и поглядела поверх голов гостей на стену, где висел портрет вдовствующей княгини правительницы Августы и председателя Альбина Раппельшлунда, который сегодня был именинником, – пятьдесят лет. Знаете, господин Баар, я ведь тоже, как и моя подружка Мария, всегда хотела стать экономкой. Я умею и стол накрыть, чтобы вид у него был праздничный, вот… – указала она на белоснежно сервированный стол со свечами, цветами, вином и пирожками, – я бы тоже так смогла, я бы и сама стол им накрыла, да ведь тут в трактире загодя все заказывают.
– И жить, значит, тоже будете порознь, – воскликнул теперь у почетного места за столом другой свидетель, тоже темный человек с черными волосами над низким лбом, и блондинка-невеста опять дурашливо засмеялась и сказала:
– Он и дальше будет снимать квартиру у Клаудингерихи, а я буду жить там, где живу. А что, плохо ли, а… – Она опять толкнула локтем жениха, и жених кивнул и улыбнулся.
– Он хороший, работящий парень, – тихо сказала госпожа Моосгабр Лотару Баару, – образованный. Каменщик. Ни в спецшколе, ни в исправительном доме никогда не бывал, и нашей Набуле готов все отдать. Сказал, что будет давать ей весь заработок, а себе оставлять только на курево. Она будет жить у меня, а он по-прежнему на квартире у барышни Клаудингер, но это покуда не накопят на квартиру в Алжбетове. Я бы с радостью пригласила вас к нам домой, господа, – сказала госпожа Моосгабр снова, – да мы бедные люди, живем в развалюхе, каменщики как раз чинят там галерею, а инструмент хранят в проезде прямо перед моей дверью. Так вот, я вам хочу досказать насчет моей подружки Марии. Я бы тоже хотела стать экономкой, как и она. Мне всегда хотелось иметь… киоск. Знаете, такой киоск, где я продавала бы ветчину, салат, лимонад, да вот… – госпожа Моосгабр махнула рукой и поглядела на газету, висевшую на стене, – а впрочем, ни к чему вам сейчас об этом рассказывать. Лучше скажу, где я на самом деле работаю. На кладбище. За могилами ухаживаю. Поливаю. Ну и еще я связана с Охраной матери и ребенка. – Госпожа Моосгабр вдруг схватила сумочку с колен и вынула какую-то карточку со своим именем.
– Барышня говорила, что вы связаны с Охраной, – кивнул Лотар Баар и неуверенно поглядел на карточку, которую госпожа Моосгабр тут же снова спрятала, а потом как-то горестно взглянул на блондинку во главе стола и сказал: – Впрочем, уже не барышня, а молодая дама. – С минуту он смотрел на портреты над головами свадебных гостей, на старую княгиню и председателя Альбина Раппельшлунда, который сегодня был именинником, потом сказал: – Стало быть, госпожа Моосгабр, у вас большой опыт работы с детьми.
– Большой опыт работы с детьми, – кивнула госпожа Моосгабр, поглядела на почетное место за столом и хотела что-то добавить, как вдруг завизжала Рона, подружка блондинки-невесты:
– Набуле, а где же Везр, раз его нету здесь? Где он, раз не пришел на сестрину свадьбу?
И блондинка-невеста, засмеявшись так, что даже лошадь за окном обернулась, кивнула в сторону госпожи Моосгабр.
– Пускай она скажет, где он… – кивнула она, – пускай скажет, где Везр, раз его нету здесь. Раз не пришел на сестрину свадьбу.
И госпожа Моосгабр в нижнем конце стола вздрогнула и вытаращила глаза.
– Да, сына Везра здесь нету, – выпалила она, – не пришел. Работает…
И гости во главе стола разразились смехом.
– Сына Везра здесь нету, – разразились гости смехом, – не пришел. Работает…
– Повеселиться хотят, – сказала госпожа Моосгабр, извиняясь перед Лотаром Бааром и Рольсбергом, – свадьба, ясное дело. – И добавила: – Стало быть, кроме Охраны – там денег не получаю – работаю еще и на кладбище. На Центральном, у площади Анны-Марии Блаженной. Ухаживаю за могилами. Поливаю. Но знаете ли, господа, – сказала она и снова чуть наклонилась, заглядывая и Рольсбергу в лицо, – на моем попечении еще кое-что. Наша привратница хранит у меня флаг. Собственно, два флага… один, как говорится, запасной. Два флага, но, знаете ли, господа… – госпожа Моосгабр поглядела на белую скатерть, – флаг черный. Черный, который вывешивают на доме, если кто умирает. Я вешаю его с помощью такого длинного шеста, что стоит в коридоре за шкафом. У меня небольшая пенсия за мужа, он был возчиком на пивоварне, а детей, невесту Набуле и Везра – его здесь нету, он работает, – родила я поздно, на пятом десятке…
В зал вошел официант, подошел к Набуле и что-то сказал. Набуле толкнула жениха и встала.
– Ужин собираются подавать, – тихо сказала госпожа Моосгабр Лотару Баару и Рольсбергу, – на ужин – ветчину, салат, все, что заказано, и лимонад тоже. А как съедят все, за мои пирожки примутся. Целый день пекла их, дело понятное, дочкина свадьба, положила туда ванили, миндаля, изюму, все пальчики оближут. Господин Баар, когда дети были маленькие, и Везр, которого нет здесь, и невеста Набуле, я управлялась, как могла. Я им даже колыбельную пела. Взгляните, господин Баар, – госпожа Моосгабр вдруг подняла голову, – официант уже подает. Взгляните, и вправду ветчина, салат, и сколько всего, и еще вино, лимонад, ах… – госпожа Моосгабр посмотрела на тарелки, которые официант ставил пока на подсобные столики под газетой на стене, – я ведь ветчину, салат пробовала всего раз в жизни, да и лимонад тоже. Знаете… – прошептала она, наклонившись к Лотару Баару, – на своей свадьбе. Уже пятьдесят лет тому.
– Точь-в-точь как в «Метрополе», – взвизгнула Рона при виде ветчины и салата, – точь-в-точь как в «Рице». Господи, а как же пирожки…
– Пирожки, – фыркнула Набуле, и ее лицо в эту минуту сделалось еще толще и глупее. – Ха, пирожки. Спроси ее, кто их пек, она тебе скажет. Спроси… – кивнула она к нижнему концу стола.
– Да, я пекла, – сказала госпожа Моосгабр в дальнем конце стола. – Дочь правду говорит. Целый день пекла, знаете, как-никак дочкина свадьба. Положила туда ванили, миндаля, изюму, все пальчики оближут. Но есть их будем только напоследок, – вдруг улыбнулась она, – после ветчины и салата, чтобы заранее не слишком насытиться. Я обожаю печь, – улыбнулась она, – но, знаете ли, только время от времени. Вот как станет выходить замуж Роничка, – улыбнулась она снова, – ей тоже напеку.
– Она обожает печь, – взвизгнула Набуле, – слышите, как станет выходить замуж Роничка, ей тоже напечет. А ведь она еще и о детях заботится, и за могилами ухаживает, – взвизгнула она. – А еще и петь может.
Зал на минуту затих и снова разразился смехом.
– Петь? – смеялся один свидетель.
– Петь? – смеялся другой.
– Петь, – взвизгнула Набуле.
– Ну и пускай поет, – взвизгнула Рона, – пускай поет… – И все затихли на миг и уставились в дальний конец стола.
Госпожа Моосгабр сжала сумку на коленях и неуверенно, просительно проговорила:
– Да не умею я. Я пела им, когда они были маленькие. Колыбельную. Но если хотите повеселиться, я могу ее спеть. Ведь свадьба же у нас, надо повеселиться, а то как же?
Она улыбнулась, и все прыснули со смеху, а Набуле завертелась, встала и подскочила к столикам под газетой, где были тарелки с ветчиной и салатом. И пока она разносила эти тарелки с ветчиной и салатом и ставила их перед гостями, госпожа Моосгабр в нижнем конце стола приосанилась и запела:
Доброй ночи, ты спи сладко,
Ангел стережет кроватку…
Все смеялись, кричали, визжали, только жених сидел, кивал и улыбался, только Лотар Баар был смущен, замкнут, и еще более смущен и замкнут был его друг Рольсберг, а Набуле разносила мисочки с ветчиной и салатом и ставила их перед гостями. А госпожа Моосгабр, оглядывая гостей, пела:
Завтра утром
ты проснешься…
и так старалась, чтобы песня звучала как можно лучше, что даже не заметила, как Набуле подала всем тарелки с ветчиной и салатом, а перед ней и сухой корки не положила на стол. Лотар Баар и Рольсберг тотчас заметили это и в изумлении уставились на блондинку. Но она лишь расхохоталась и ни с того ни с сего оборвала пение матери.
– Хватит, – оборвала она пение, – повыла и хватит. Хватит, – оборвала она, – прекрати свое вытье. Приятного вам аппетита, – обратилась она к гостям и, снова повернувшись к матери, сказала: – Прекрати вытье и мотай отсюда.
Лотар Баар и Рольсберг опешили. Опешила и госпожа Моосгабр. Но прежде, чем Лотар Баар и Рольсберг успели опомниться, прежде, чем успела опомниться госпожа Моосгабр, Набуле, трясясь от смеха, протянула руку к блюду с пирожками схватила один и запустила в потолок. Пирожок отскочил от потолка, точно мячик, упал на стол в цветы и свечи, и из него высыпался творог на скатерть, выскочила и изюминка, что была посередке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46


А-П

П-Я