https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/dlya_dachi/nedorogie_russia/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Но увы, эта страсть не сопровождается аккуратностью, и мои архивы накапливаются в виде папок, пропадая невесть куда после очередного переезда.
Я приступил к поискам. Чем дольше я искал, тем меньше оставалось шансов найти письмо и тем прочнее становилась уверенность, что оно может оказаться основной уликой. Несколько дней я провел в лихорадке, тревоге и злости на самого себя. Кстати, ничто так не угнетает психику, как пересматривание старых бумаг и писем, порой настолько ветхих, что прочесть их просто невозможно. Прах, забвение, пустые грезы, угасшая любовь! Я словно выкопал из могилы труп юноши, которым когда-то был, чтобы обыскать его; иногда он был трогательно наивен, но нередко все же с душком. Наконец я испустил победный вопль: письмо Берте обнаружилось в рукописи начатого, но вскоре заброшенного романа, за который я в какой-то момент снова взялся, но потом окончательно про него забыл. Читая исписанные микроскопическим почерком листочки Берте, я думал о том, что это невыдуманное послание само по себе в тысячу раз более захватывающий и серьезный роман, чем я смог бы когда-либо сочинить, хотя такие выводы типичны для человека непишущего. Однако какое это теперь имеет значение?
Дорогой юный коллега!
Я пишу Вам исключительно из-за нашей разницы в возрасте. Я не смог бы обратиться к любовнику Терезы, будь он моим ровесником. Мне Вы годитесь в сыновья, однако никак не Терезе. Ваша молодость меня обезоруживает, во всяком случае, смягчает Вашу вину в моих глазах, ибо если говорить о Терезе, о моей матери, отце и о жизни в целом, то тут моим обвинениям не будет конца. Как вы легко могли заметить, я не отличаюсь ни статью, ни удачливостью. Видимо, я родился задом наперед, протестуя против той силы, что толкала меня на свет, и пытаясь ей сопротивляться. Я никогда не радовался жизни и с нетерпением жду возвращения в небытие, с которым, я полагаю, никогда не расставался. "Господи, я пребывал в бесконечно ничтожном и покойном небытии. Меня извлекли из него, чтобы бросить в гущу странного карнавала" - так говорил господин Тест с игривой непринужденностью великого эстета. Для меня же это не странный карнавал, а зловещий балаган. Я не буду рассказывать о страданиях и унижениях, испытанных мною в детстве. Еще в начальной школе переменки были для меня сущим мучением. И курьез заключается в том, что я так и не смог от этого спастись, поскольку стал учителем. И вовсе не по призванию, упаси господи! Скорее из-за отсутствия оного, другими словами, из-за неспособности заняться чем-то еще, попробовать свои силы в другой области. Я несколько раз пересдавал экзамен и в конце концов добился-таки права преподавать грамматику - наименее престижный предмет. Получив назначение в младшие классы, я оказался вне досягаемости старшеклассников, чью дьявольскую агрессивность я испытал на себе однажды, когда мне пришлось заменять больного коллегу. Я с ужасом вспоминаю восьмой класс, который вел в течение триместра. Одурев от их галдежа, я под вечер возвращался домой изможденный, подавленный, испытывая омерзение от одной мысли о том, что назавтра мне нужно будет снова возвращаться в эту клоаку. Все это я пишу для Вашего сведения, если Вы решите продолжать преподавательскую карьеру. Мне кажется, у учителя есть только один шанс выстоять перед двадцатью или тридцатью мальчишками и девчонками, которым по четырнадцать-семнадцать лет, разделить каким-то образом эротическое опьянение, свойственное их возрасту. Наверное, можно этого достичь за счет некоего демагогического сообщничества. Но можно добиться и большего с помощью легкой провокационной игры с девочками и солидной дозы гомосексуальности в общении с мальчиками. Важно стать для них взрослым сексуальным собеседником, абсолютно незаменимым, ибо замены они не найдут нигде, тем более у родителей. Я для этого совершенно не годился. С восьмыми классами мы чувствовали нескрываемое взаимное отвращение. К счастью, с нового учебного года я вернулся к маленьким невинным шестиклассникам.
Отношения с Терезой развивались единственным возможным путем. Муж ей нужен был как средство для достижения собственной цели. Чтобы отвоевать место под солнцем. Ее родители пришли в восторг, когда она стала женой не просто государственного служащего, а еще и ученого. Дочь разделяла их наивное восхищение представителем общественного класса, который она почитала высшим. Этим объяснялась одна странность, постоянно меня смущавшая, которая так и осталась для меня загадкой. Как Вы могли заметить, я, естественно, обращался к ней на "ты". Но несмотря на все мои увещевания, она продолжала говорить мне "вы". Этим она одновременно подчеркивала (намеренно или нет) разницу в общественном положении и в возрасте. Хотя одиннадцать лет не так уж и много. Но я никогда не был по-настоящему молод, а в ней все - тело, жесты, рот и особенно глаза - излучало молодость. Тереза! Как же я ее любил! Страстно, болезненно. Как я был неловок, смешон, уязвим рядом с ее непоколебимой уверенностью, особенно когда мы бывали на людях! Сама того не желая, незначительным жестом или непроизвольно вырвавшимся словом она меня задевала, увечила, ранила. Однажды она меня смертельно обидела - да, да, смертельно, хотя речь и идет о смерти отсроченной, не знаю, надолго ли. Тогда мы были молодоженами, если, разумеется, подобное определение применимо к нашей странной паре. Не помню, как мы подошли к этой теме, но я заговорил о ребенке, который мог бы у нас родиться. Она внезапно застыла и взглянула на меня словно впервые: "Ребенок? От вас?" Она оценивающе осмотрела меня, и в ее взгляде было столько презрения, что я, не выдержав, вскочил и убежал.
Ребенок и жизнь, продолжение жизни и даже выживание - понятия сходные. Мне казалось, что, если родится ребенок, он, подобно моей любви к Терезе, привяжет меня к жизни, спасет от навязчивых мыслей о самоубийстве. И эти спасительные врата вдруг захлопнулись. Первое "приключение" Терезы отбросило меня еще дальше в потемки. Я бы, вероятно, не выплыл, если бы не ощутил в себе вдруг странную и мрачную энергию, новый вкус к жизни. Он был горьким, терпким, но сильным, он открыл для меня будущее: я узнал чувство ревности и жажду мести, неотделимые друг от друга, как биение и страсть одного сердца. Я был обманут, осмеян, оскорблен, но мечтал отомстить, а для этого надо было жить дальше.
Но за что мстить и кому? Тереза нанесла мне неисцелимую рану, отказавшись иметь от меня детей. И мои мысли о мести сосредоточились на ребенке. Согласен, не очень оригинальная идея. В обществе, основанном на традициях, измена женщины жестоко наказывается именно потому, что этим ставится под сомнение происхождение ребенка. Я, наверное, старомодно чувствителен. Я никогда не смирюсь, слышите, никогда, с тем, чтобы у Терезы был ребенок от кого-то другого. Вас я простил, поскольку Ваша эпизодическая связь закончилась без последствий. Но если бы сложилось иначе, то и Вам, и Терезе следовало бы опасаться моего отчаяния. Она знает об этом. И принимает все меры предосторожности. Тем не менее у нее сильнее, чем у обычной женщины, развито материнское чувство и она не может его подавить. В тот день, когда она подчинится этому зову, я наложу на себя руки. Но, поверьте, я пойду ко дну не один. Мой труп, как камень на шее, утащит за собой Терезу, ее любовника и отвратительный плод их распутства.
Вполне ли проясняют дело эти строки? Достаточно ли убедительно это доказательство самоубийства Берте, который позаботился о том, чтобы его смерть выглядела как умышленное убийство? Дабы отмести все сомнения, оставалось выяснить еще одно, последнее обстоятельство.
Я встретился с адвокатом тех, кого газеты называли дьявольскими любовниками, и отдал ему письмо Берте. Он тут же отправил Терезу на медицинский осмотр, где оказалось, что она действительно беременна. Она наверняка сказала об этом Берте, не подозревая, что таким образом запустила механизм спланированной катастрофы. Берте погиб, но отомстил. Он думал убить сразу нескольких зайцев, но забыл о красноречивом послании, отправленном пятнадцать лет назад одному юному коллеге. Таковы интеллектуалы. Неуемная страсть к речам и письму сплошь и рядом сводит на нет их самые хитроумные планы.
Терезу оправдали за отсутствием состава преступления. Выйдя на свободу вместе с Гарри Пинком, она первым делом позвонила и поблагодарила меня. И правда, было за что! Со свойственным ей легкомыслием она пригласила меня выпить шампанского, чтобы отпраздновать счастливый исход дела, но я отказался. Может быть, если через несколько месяцев она вспомнит обо мне, я мог бы стать крестным отцом? Я высказал это предложение, и оно было встречено с воодушевлением. Больше ни о ком из них я никогда не слышал.

1 2


А-П

П-Я