https://wodolei.ru/catalog/dushevie_ugly/dushevye-ograzhdeniya/bez-poddona/
И если ты сдвинешься, я побью тебя.
Он сделал паузу.
— Меня не зря называют Черный Тигр.
Затем он тяжело сел, и стул скрипнул так громко, что на секунду я подумал, что он развалится на части. Стул покосился, и Папа, передразнивая его, поерзал, потом встал, схватил его и со всего размаху швырнул в окно. Но стул отскочил на пол, а окно распахнулось. Москиты и комары стали залетать в комнату, ящерицы поползли по стенам, а крысы выскочили из-под шкафа и беспорядочно забегали по комнате. Папа вконец разошелся, схватил стул и набросился на крыс. Он ударился головой о шкаф, преследуя их. Одна крыса побежала к двери, и он бросился догонять, пытаясь попасть в нее стулом, топая ногами, издавая звуки автоматной очереди.
Какое-то время он находился снаружи, Мама подняла стул и поставила его на обычное место. Прошло немало времени, и Папа появился с чьей-то накидкой, обмотанной вокруг пояса. Он умылся, и вода капала с его волос, и выглядел он как боксер, сошедший с ума. Брюки он положил на плечи. Он вошел на цыпочках, со светлыми глазами, и робко присматривался к нам, словно нам было за что на него сердиться. Он выпил немного воды и попытался закрыть окно, но оно не закрывалось. Он снова попытался. Потом пригрозил ему кулаком и уселся на стул. Вдруг вскочил и, пряча голову, стал наносить боксерские удары. После этого он долго боролся со своими штанами цвета хаки. Его грудь была голой, он уже успел вспотеть, и тело его блестело.
Папа выглядел очень мощно. Его большие плечи трещали от мускулов, похожих на горные холмы, шея была толстая. Я раньше никогда не замечал, что у него такие квадратные челюсти и такой высокий лоб. Нос у него был больше, чем я о нем помнил, и на лице щетина. Его мускулы впечатляюще пульсировали. Такое быстрое превращение удивило меня.
Он все не мог угомониться и продолжал двигаться, делая выпады в воздух слева и справа. Он почти не замечал нас. Мы не спускали с него глаз. Он выглядел дико и пугающе. В конце концов он сел и закрыл глаза. Затем встряхнул головой и осмотрелся по сторонам. Свеча осветила ярость на его лице. Он сказал потолку:
— Я сегодня перетаскал много грузов, пока моя шея и спина, и моя душа не сломались. Я бросил на землю свою ношу и сказал: «Больше никогда!» Но я ничего не заработал, а у меня есть семья, которую я должен кормить, и я снова взял свою ношу и сказал: «Должно быть, есть какой-то другой способ заработать деньги». И подумал, что мне надо идти в армию. Потом я встретил своего родственника, Аку, и занял у него деньги.
Он снова замолчал и закрыл глаза.
— Как поживает Аку?
— Хорошо.
— А его жена?
— Отлично.
— Видел ли ты их детей?
— Нет.
Затем Папа поднял ногу, чтобы положить ее, как обычно, на стол, но нога повисла в воздухе.
— А что случилось со столом? — спросил он, открывая глаза, с ногой, зависшей в воздухе. — Он стоял здесь, помнится мне.
Он поставил ноги на землю и начал искать наш стол. Он осмотрел комнату, заглянул под кровать, посмотрел за шкафом. Он вышел на улицу и снова зашел. Мы молчали.
— Где стол?
Мы не сказали ничего. Он поглядел на меня, а потом на Маму, как будто мы его разыгрываем.
— Где он? Он что, погулять вышел? Или вы спрятали его? Или вы продали его, чтобы купить еды? Его украли? Что с ним случилось, а?
Он завелся. Его мускулы заиграли на спине, и челюсти задвигались в ярости. Наше молчание еще больше вывело его из себя, и он заставил Маму рассказать, что случилось. Затем он просто обезумел. Он застонал, как пойманный лев, встал во весь свой титанический рост, выскочил из комнаты и стал изливать свое бешенство так громко, что, казалось, на нас сошли все громы и молнии.
Его ярость разбудила все поселение. Он колошматил в двери кредиторов и метался взад и вперед по коридору, требуя вернуть имущество, которое у него украли кредиторы. Проснулись и начали плакать дети. В комнатах стали загораться огни, и один за другим у дверей появлялись люди с испуганным выражением на лицах. Мужчины держали мачете в руках, а у одного был пневматический пистолет. Женщины засуетились, спрашивая: «Что случилось?»
Их мужья окриками звали женщин обратно. Папа продолжал неистовствовать, обвиняя кредиторов в том, что они обобрали его до нитки. Один из них вышел и сказал:
— Я не взял ничего. Я сказал, что буду ждать, когда ты вернешься.
— Кто тогда украл мою мебель?
Кредитор, заикаясь, ответил:
— Я ничего не брал.
Папа отсчитал деньги, отдал ему и продолжил свою неистовую кампанию против оставшихся двоих кредиторов.
— Сейчас они прячутся за юбки своих жен и тем не менее среди бела дня они УГРОЖАЛИ моей ЖЕНЕ и СЫНУ и УКРАЛИ ВСЕ МОИ ВЕЩИ! Они просто КРЫСЫ, ТРУСЫ, ВОРЫ И ПОДЛЕЦЫ. Пусть они выйдут и скажут, что это НЕ ТАК.
Когда люди поняли, что происходит, они поспешили обратно в свои дома. Огни гасли один за другим. Только два самых старших съемщика вышли, чтобы попытаться урезонить Папу. Но он не слушал их и продолжал кричать. Один или двое мужчин, прячась в темноте комнаты, говорили:
— Да это Черный Тигр. Он пьян.
— Да, я пьян, — громко ответил Папа. — Но это не помешает мне проклясть вооруженных грабителей.
Он продолжал требовать, чтобы кредиторы немедленно возвратили ему всю мебель или же он разобьет двери и сожжет их дома.
— Он безумен, — сказал кто-то.
— Да, я безумен! Я безумный Тигр, и я все тут подожгу, если эти вооруженные грабители не возвратят мои вещи сейчас же.
Двое старейшин сделали еще одну попытку успокоить Папу. Но он отшвырнул их и продолжал изрыгать проклятия, страшный, как зверь.
Где-то в бараке начали ссориться муж с женой. Через какое-то время дверь открылась, и один из кредиторов робко вышел, неся в руках стол. С поникшей головой он подошел к нашей комнате, и голос Папы с ног до головы обливал его презрением. Кредитор поставил стол у двери и поспешил к себе в комнату, но Папа загородил ему дорогу и сказал:
— Ты оттуда его взял, а, ворюга?
— Я не ворюга, ты должен мне деньги.
— Ты оттуда его взял?
Кредитор вернулся и поднял стол. Я был готов открыть ему дверь, но Папа закричал:
— Не открывай дверь этому ТРУСУ!
Кредитор поставил стол, сам открыл дверь, внес в комнату стол и снова вышел.
— Что с моими деньгами? — спросил он вполголоса, проходя мимо Папы.
После короткой паузы Папа швырнул его деньги на пол.
— Вот твои деньги, трус.
Кредитор переводил взгляд с денег, лежащих на полу, на Папу, возвышающегося над ним. Затем он нагнулся и подобрал деньги.
— Деньги убьют тебя, — сказал ему Папа. — Ты пил мое пиво, ел мою еду, и из-за этой ничтожной суммы ты ведешь себя как крыса?
Кредитор заторопился к себе в комнату и закрыл дверь. Слышно было, как он ругается с женой. Потом огни в их комнате потухли.
Папа смущенно стоял в центре прохода, немного обезоруженный отсутствием сопротивления. Он уже шел обратно к нам, когда показался третий кредитор, который тащил ботинки.
— Ты тоже! — закричал Папа, становясь в наступательную позицию. — Так это ты украл мои ботинки!
Третий кредитор вбежал к нам в комнату, поставил ботинки и вышел. Папа стоял перед ним, широко расставив ноги. Настала тишина. Петушки закукарекали. Затем Папа швырнул деньги на пол, и третий кредитор без лишних слов их подобрал, поспешил к себе в комнату и затворил дверь.
Папа стоял, крепко упершись ногами в пол, ожидая какой-нибудь провокации. Он уже начал уходить, когда жена третьего кредитора сказала из комнаты:
— Если ты такой сильный, почему бы тебе не пойти в армию?
— Если я пойду в армию, — ответил Папа, — твой муж будет первым человеком, которого я застрелю.
Я задрожал.
Папа ждал, что кто-нибудь выйдет для разговора, но больше никто не появился. По проходу пошел гулять ветер. С ним прилетели москиты. Тишина углублялась, и все дома слились с темнотой. Заплакал ребенок, кто-то шлепнул его, и он заплакал еще громче. Проснулись другие дети и заплакали, но постепенно один за другим они стали затихать, и все поселение погрузилось в сон. Папа вернулся к нам.
Он сел на стул. Его ботинки стояли на прежнем месте с той лишь разницей, что третий кредитор намеренно выставил носки ботинок так, что все дырки были напоказ. Стол стоял немного не там, и я его поставил на нужное место. Папа положил на стол ноги и зажег сигарету.
Мама все еще сидела на кровати с окаменевшим лицом и запавшими глазами, положив руки на голову, словно она только что была свидетелем начавшейся трагедии.
Ноги Папы дурно пахли, и я заметил, что его ботинок развалился.
— Нет ли у нас еды? — спросил Папа мягким голосом.
Мама протянула ему еду. Папа помыл руки, пригласил нас присоединиться к нему и начал есть. Мой голод как рукой сняло, и Мама тоже не хотела есть. Папа ел один. У него разыгрался аппетит, и когда он закончил, на тарелке остались одни обглоданные кости. Тогда голод вернулся ко мне, и я пожалел, что не поел вместе с Папой.
Мама помыла тарелки. Я протер стол и расстелил свой мат. Папа зажег еще одну сигарету и москитную спираль и сел. Он продолжал курить, и только когда я уже засыпал, я заметил, что одна ножка у стула сломана. Папа заснул на трехногом стуле, и я видел, что челюсть его отвисла и лицо успокоилось. Он проснулся от внезапного падения. Я притворился, что ничего не заметил. Он встал, что-то бубня себе под нос. Потом задул свечу и улегся к Маме в кровать.
* * *
На следующее утро в поселении с нами никто не разговаривал. Папа ушел на работу и потому спасся от кривотолков, которые нас везде сопровождали, и молчания, которым нас встретили, когда мы вышли во двор. Мама переносила все терпеливо. Она приветствовала всех людей, встречавшихся ей, и ее лицо оставалось спокойным, если ей не отвечали. Она переносила все стойко, как будто так с ней обращались всю ее жизнь. Мне было тяжелее. Дети глядели на меня с кислыми физиономиями и ясно давали понять, что им не нравится моя компания. Все поселковые люди были единодушны в неприятии нас.
Мы ели кашу с хлебом в комнате, когда Мама сказала:
— С сегодняшнего дня я торгую на рынке. Одна женщина предложила мне арендовать ее столик. Я больше не буду торговать с лотка.
Я был рад этой новости. Мама причесала меня.
— А сейчас иди в школу. Затем будь у Мадам Кото в баре, пока я не приду за тобой, понял?
— Да, Мама.
— Я запру дверь, а ключ возьму с собой, чтобы никто не сделал нам ничего плохого, пока нас не будет.
Я кивнул. Но едва мы собрались идти, как в дверь постучали. Мама открыла дверь и увидела лендлорда.
— Скажите своему мужу, — начал он, не поздоровавшись, — что если он еще раз повторит то, что было прошлой ночью, я вышвырну его отсюда. Мне наплевать, что его зовут Черный Сверчок. Я сам лев. Если это потребуется, я пошлю своих мальчиков проучить его как следует. Если он еще раз причинит мне неприятности, если он еще раз возьмет у кого-нибудь деньги в этом поселении, если он будет угрожать сжечь мои дома, то пусть лучше убирается и поищет себе другого лендлорда, ты меня слышишь?
Мама не ответила ничего. Ее лицо оставалось каменным. Лендлорд прошелся по проходу, и мы увидели, как он заходит в комнату второго кредитора. Вскоре он появился с двумя другими кредиторами. Лендлорд, окруженный женщинами и детьми, пустился в пространную речь о том, как сложно строить новые дома, о съемщиках, еще худших, чем Папа, которых он уничтожил, и о том, сколько у него власти.
— Если еще кто-то причинит мне неприятности, — сказал он, размахивая фетишем, — я покажу ему, что беда — мое второе имя. Тигр или не Тигр, это мое поселение. Я не крал деньги, чтобы его построить!
И затем в сопровождении женщин и детей он зашагал прочь.
* * *
Какое-то время Мама подождала в комнате, затем вышла на улицу с лотком на голове. Я пошел с ней. Она закрыла дверь и, не дожидаясь меня, чтобы проводить до развилки, быстрым шагом устремилась в сторону, противоположную той, в которую ушел лендлорд. Она не стала выкрикивать свои товары, и я смотрел, как она исчезает из моего поля зрения.
Я побрел без денег и без единого куска хлеба. Мне не хотелось идти в школу. Я уже сильно опоздал и знал, что буду публично наказан, что меня выпорют в присутствии всех и заставят стоять на коленях на солнце. Вместо школы я пошел к линии домов. Со своими стульями к ограде вышли поселковые женщины, они расчесывали волосы и сплетничали. От них я впервые услышал, какие сплетни ходят вокруг Мадам Кото. Женщины осуждающе говорили о наших с ней отношениях. Они говорили и зло сверкали на меня глазами. Они сказали о Мадам Кото, что она похоронила трех мужей и семерых детей и что она — ведьма, которая пожирает детей, когда они еще находятся у нее во чреве. Они сказали, что она настоящая виновница того, что дети в нашем поселке не растут, что они все время болеют, что мужчинам не удается продвинуться по службе и что у женщин в нашем поселении бывают выкидыши. Они сказали, что она заколдовывает мужей, соблазняет молодых юнцов и отравляет детей. Они говорили, что она соблазняет всех своей бородкой, что каждый день она вырывает из нее по волоску и кладет его в пальмовое вино, которое продает, и в перечный суп, который готовит, поэтому мужчины просаживают в ее баре все деньги, забывая о своих голодающих семьях. Они говорили, что она может свести с ума мужчину за одну ночь и что сама она принадлежит к тайному обществу, члены которого летают по воздуху, когда луна полная. Я устал слушать все, что они болтали о Мадам Кото и решил, что лучше б я пошел в школу и был публично наказан.
Глава 4
Когда ранним вечером я пришел в бар Мадам Кото, он был еще закрыт. Я постучался, но никто мне не открыл. Я немного подождал. Мужчина на одной ноге и на костылях, сделанных из живых веток, подошел ко мне.
— Закрыто, да? Она его заперла? — спросил он.
— Не знаю.
— Обидно, — ответил он.
Его волосы были в песке, лицо искажено так, будто однажды он стал свидетелем великого зла. Обрубок ноги был замотан в грязное тряпье. Он посмотрел на доску объявлений, сплюнул и побрел прочь. Я пошел на задний двор. Там горел костер. Котел Мадам Кото с перечным супом вовсю кипел. Поднимающийся от него пар был похож на измученного джинна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Он сделал паузу.
— Меня не зря называют Черный Тигр.
Затем он тяжело сел, и стул скрипнул так громко, что на секунду я подумал, что он развалится на части. Стул покосился, и Папа, передразнивая его, поерзал, потом встал, схватил его и со всего размаху швырнул в окно. Но стул отскочил на пол, а окно распахнулось. Москиты и комары стали залетать в комнату, ящерицы поползли по стенам, а крысы выскочили из-под шкафа и беспорядочно забегали по комнате. Папа вконец разошелся, схватил стул и набросился на крыс. Он ударился головой о шкаф, преследуя их. Одна крыса побежала к двери, и он бросился догонять, пытаясь попасть в нее стулом, топая ногами, издавая звуки автоматной очереди.
Какое-то время он находился снаружи, Мама подняла стул и поставила его на обычное место. Прошло немало времени, и Папа появился с чьей-то накидкой, обмотанной вокруг пояса. Он умылся, и вода капала с его волос, и выглядел он как боксер, сошедший с ума. Брюки он положил на плечи. Он вошел на цыпочках, со светлыми глазами, и робко присматривался к нам, словно нам было за что на него сердиться. Он выпил немного воды и попытался закрыть окно, но оно не закрывалось. Он снова попытался. Потом пригрозил ему кулаком и уселся на стул. Вдруг вскочил и, пряча голову, стал наносить боксерские удары. После этого он долго боролся со своими штанами цвета хаки. Его грудь была голой, он уже успел вспотеть, и тело его блестело.
Папа выглядел очень мощно. Его большие плечи трещали от мускулов, похожих на горные холмы, шея была толстая. Я раньше никогда не замечал, что у него такие квадратные челюсти и такой высокий лоб. Нос у него был больше, чем я о нем помнил, и на лице щетина. Его мускулы впечатляюще пульсировали. Такое быстрое превращение удивило меня.
Он все не мог угомониться и продолжал двигаться, делая выпады в воздух слева и справа. Он почти не замечал нас. Мы не спускали с него глаз. Он выглядел дико и пугающе. В конце концов он сел и закрыл глаза. Затем встряхнул головой и осмотрелся по сторонам. Свеча осветила ярость на его лице. Он сказал потолку:
— Я сегодня перетаскал много грузов, пока моя шея и спина, и моя душа не сломались. Я бросил на землю свою ношу и сказал: «Больше никогда!» Но я ничего не заработал, а у меня есть семья, которую я должен кормить, и я снова взял свою ношу и сказал: «Должно быть, есть какой-то другой способ заработать деньги». И подумал, что мне надо идти в армию. Потом я встретил своего родственника, Аку, и занял у него деньги.
Он снова замолчал и закрыл глаза.
— Как поживает Аку?
— Хорошо.
— А его жена?
— Отлично.
— Видел ли ты их детей?
— Нет.
Затем Папа поднял ногу, чтобы положить ее, как обычно, на стол, но нога повисла в воздухе.
— А что случилось со столом? — спросил он, открывая глаза, с ногой, зависшей в воздухе. — Он стоял здесь, помнится мне.
Он поставил ноги на землю и начал искать наш стол. Он осмотрел комнату, заглянул под кровать, посмотрел за шкафом. Он вышел на улицу и снова зашел. Мы молчали.
— Где стол?
Мы не сказали ничего. Он поглядел на меня, а потом на Маму, как будто мы его разыгрываем.
— Где он? Он что, погулять вышел? Или вы спрятали его? Или вы продали его, чтобы купить еды? Его украли? Что с ним случилось, а?
Он завелся. Его мускулы заиграли на спине, и челюсти задвигались в ярости. Наше молчание еще больше вывело его из себя, и он заставил Маму рассказать, что случилось. Затем он просто обезумел. Он застонал, как пойманный лев, встал во весь свой титанический рост, выскочил из комнаты и стал изливать свое бешенство так громко, что, казалось, на нас сошли все громы и молнии.
Его ярость разбудила все поселение. Он колошматил в двери кредиторов и метался взад и вперед по коридору, требуя вернуть имущество, которое у него украли кредиторы. Проснулись и начали плакать дети. В комнатах стали загораться огни, и один за другим у дверей появлялись люди с испуганным выражением на лицах. Мужчины держали мачете в руках, а у одного был пневматический пистолет. Женщины засуетились, спрашивая: «Что случилось?»
Их мужья окриками звали женщин обратно. Папа продолжал неистовствовать, обвиняя кредиторов в том, что они обобрали его до нитки. Один из них вышел и сказал:
— Я не взял ничего. Я сказал, что буду ждать, когда ты вернешься.
— Кто тогда украл мою мебель?
Кредитор, заикаясь, ответил:
— Я ничего не брал.
Папа отсчитал деньги, отдал ему и продолжил свою неистовую кампанию против оставшихся двоих кредиторов.
— Сейчас они прячутся за юбки своих жен и тем не менее среди бела дня они УГРОЖАЛИ моей ЖЕНЕ и СЫНУ и УКРАЛИ ВСЕ МОИ ВЕЩИ! Они просто КРЫСЫ, ТРУСЫ, ВОРЫ И ПОДЛЕЦЫ. Пусть они выйдут и скажут, что это НЕ ТАК.
Когда люди поняли, что происходит, они поспешили обратно в свои дома. Огни гасли один за другим. Только два самых старших съемщика вышли, чтобы попытаться урезонить Папу. Но он не слушал их и продолжал кричать. Один или двое мужчин, прячась в темноте комнаты, говорили:
— Да это Черный Тигр. Он пьян.
— Да, я пьян, — громко ответил Папа. — Но это не помешает мне проклясть вооруженных грабителей.
Он продолжал требовать, чтобы кредиторы немедленно возвратили ему всю мебель или же он разобьет двери и сожжет их дома.
— Он безумен, — сказал кто-то.
— Да, я безумен! Я безумный Тигр, и я все тут подожгу, если эти вооруженные грабители не возвратят мои вещи сейчас же.
Двое старейшин сделали еще одну попытку успокоить Папу. Но он отшвырнул их и продолжал изрыгать проклятия, страшный, как зверь.
Где-то в бараке начали ссориться муж с женой. Через какое-то время дверь открылась, и один из кредиторов робко вышел, неся в руках стол. С поникшей головой он подошел к нашей комнате, и голос Папы с ног до головы обливал его презрением. Кредитор поставил стол у двери и поспешил к себе в комнату, но Папа загородил ему дорогу и сказал:
— Ты оттуда его взял, а, ворюга?
— Я не ворюга, ты должен мне деньги.
— Ты оттуда его взял?
Кредитор вернулся и поднял стол. Я был готов открыть ему дверь, но Папа закричал:
— Не открывай дверь этому ТРУСУ!
Кредитор поставил стол, сам открыл дверь, внес в комнату стол и снова вышел.
— Что с моими деньгами? — спросил он вполголоса, проходя мимо Папы.
После короткой паузы Папа швырнул его деньги на пол.
— Вот твои деньги, трус.
Кредитор переводил взгляд с денег, лежащих на полу, на Папу, возвышающегося над ним. Затем он нагнулся и подобрал деньги.
— Деньги убьют тебя, — сказал ему Папа. — Ты пил мое пиво, ел мою еду, и из-за этой ничтожной суммы ты ведешь себя как крыса?
Кредитор заторопился к себе в комнату и закрыл дверь. Слышно было, как он ругается с женой. Потом огни в их комнате потухли.
Папа смущенно стоял в центре прохода, немного обезоруженный отсутствием сопротивления. Он уже шел обратно к нам, когда показался третий кредитор, который тащил ботинки.
— Ты тоже! — закричал Папа, становясь в наступательную позицию. — Так это ты украл мои ботинки!
Третий кредитор вбежал к нам в комнату, поставил ботинки и вышел. Папа стоял перед ним, широко расставив ноги. Настала тишина. Петушки закукарекали. Затем Папа швырнул деньги на пол, и третий кредитор без лишних слов их подобрал, поспешил к себе в комнату и затворил дверь.
Папа стоял, крепко упершись ногами в пол, ожидая какой-нибудь провокации. Он уже начал уходить, когда жена третьего кредитора сказала из комнаты:
— Если ты такой сильный, почему бы тебе не пойти в армию?
— Если я пойду в армию, — ответил Папа, — твой муж будет первым человеком, которого я застрелю.
Я задрожал.
Папа ждал, что кто-нибудь выйдет для разговора, но больше никто не появился. По проходу пошел гулять ветер. С ним прилетели москиты. Тишина углублялась, и все дома слились с темнотой. Заплакал ребенок, кто-то шлепнул его, и он заплакал еще громче. Проснулись другие дети и заплакали, но постепенно один за другим они стали затихать, и все поселение погрузилось в сон. Папа вернулся к нам.
Он сел на стул. Его ботинки стояли на прежнем месте с той лишь разницей, что третий кредитор намеренно выставил носки ботинок так, что все дырки были напоказ. Стол стоял немного не там, и я его поставил на нужное место. Папа положил на стол ноги и зажег сигарету.
Мама все еще сидела на кровати с окаменевшим лицом и запавшими глазами, положив руки на голову, словно она только что была свидетелем начавшейся трагедии.
Ноги Папы дурно пахли, и я заметил, что его ботинок развалился.
— Нет ли у нас еды? — спросил Папа мягким голосом.
Мама протянула ему еду. Папа помыл руки, пригласил нас присоединиться к нему и начал есть. Мой голод как рукой сняло, и Мама тоже не хотела есть. Папа ел один. У него разыгрался аппетит, и когда он закончил, на тарелке остались одни обглоданные кости. Тогда голод вернулся ко мне, и я пожалел, что не поел вместе с Папой.
Мама помыла тарелки. Я протер стол и расстелил свой мат. Папа зажег еще одну сигарету и москитную спираль и сел. Он продолжал курить, и только когда я уже засыпал, я заметил, что одна ножка у стула сломана. Папа заснул на трехногом стуле, и я видел, что челюсть его отвисла и лицо успокоилось. Он проснулся от внезапного падения. Я притворился, что ничего не заметил. Он встал, что-то бубня себе под нос. Потом задул свечу и улегся к Маме в кровать.
* * *
На следующее утро в поселении с нами никто не разговаривал. Папа ушел на работу и потому спасся от кривотолков, которые нас везде сопровождали, и молчания, которым нас встретили, когда мы вышли во двор. Мама переносила все терпеливо. Она приветствовала всех людей, встречавшихся ей, и ее лицо оставалось спокойным, если ей не отвечали. Она переносила все стойко, как будто так с ней обращались всю ее жизнь. Мне было тяжелее. Дети глядели на меня с кислыми физиономиями и ясно давали понять, что им не нравится моя компания. Все поселковые люди были единодушны в неприятии нас.
Мы ели кашу с хлебом в комнате, когда Мама сказала:
— С сегодняшнего дня я торгую на рынке. Одна женщина предложила мне арендовать ее столик. Я больше не буду торговать с лотка.
Я был рад этой новости. Мама причесала меня.
— А сейчас иди в школу. Затем будь у Мадам Кото в баре, пока я не приду за тобой, понял?
— Да, Мама.
— Я запру дверь, а ключ возьму с собой, чтобы никто не сделал нам ничего плохого, пока нас не будет.
Я кивнул. Но едва мы собрались идти, как в дверь постучали. Мама открыла дверь и увидела лендлорда.
— Скажите своему мужу, — начал он, не поздоровавшись, — что если он еще раз повторит то, что было прошлой ночью, я вышвырну его отсюда. Мне наплевать, что его зовут Черный Сверчок. Я сам лев. Если это потребуется, я пошлю своих мальчиков проучить его как следует. Если он еще раз причинит мне неприятности, если он еще раз возьмет у кого-нибудь деньги в этом поселении, если он будет угрожать сжечь мои дома, то пусть лучше убирается и поищет себе другого лендлорда, ты меня слышишь?
Мама не ответила ничего. Ее лицо оставалось каменным. Лендлорд прошелся по проходу, и мы увидели, как он заходит в комнату второго кредитора. Вскоре он появился с двумя другими кредиторами. Лендлорд, окруженный женщинами и детьми, пустился в пространную речь о том, как сложно строить новые дома, о съемщиках, еще худших, чем Папа, которых он уничтожил, и о том, сколько у него власти.
— Если еще кто-то причинит мне неприятности, — сказал он, размахивая фетишем, — я покажу ему, что беда — мое второе имя. Тигр или не Тигр, это мое поселение. Я не крал деньги, чтобы его построить!
И затем в сопровождении женщин и детей он зашагал прочь.
* * *
Какое-то время Мама подождала в комнате, затем вышла на улицу с лотком на голове. Я пошел с ней. Она закрыла дверь и, не дожидаясь меня, чтобы проводить до развилки, быстрым шагом устремилась в сторону, противоположную той, в которую ушел лендлорд. Она не стала выкрикивать свои товары, и я смотрел, как она исчезает из моего поля зрения.
Я побрел без денег и без единого куска хлеба. Мне не хотелось идти в школу. Я уже сильно опоздал и знал, что буду публично наказан, что меня выпорют в присутствии всех и заставят стоять на коленях на солнце. Вместо школы я пошел к линии домов. Со своими стульями к ограде вышли поселковые женщины, они расчесывали волосы и сплетничали. От них я впервые услышал, какие сплетни ходят вокруг Мадам Кото. Женщины осуждающе говорили о наших с ней отношениях. Они говорили и зло сверкали на меня глазами. Они сказали о Мадам Кото, что она похоронила трех мужей и семерых детей и что она — ведьма, которая пожирает детей, когда они еще находятся у нее во чреве. Они сказали, что она настоящая виновница того, что дети в нашем поселке не растут, что они все время болеют, что мужчинам не удается продвинуться по службе и что у женщин в нашем поселении бывают выкидыши. Они сказали, что она заколдовывает мужей, соблазняет молодых юнцов и отравляет детей. Они говорили, что она соблазняет всех своей бородкой, что каждый день она вырывает из нее по волоску и кладет его в пальмовое вино, которое продает, и в перечный суп, который готовит, поэтому мужчины просаживают в ее баре все деньги, забывая о своих голодающих семьях. Они говорили, что она может свести с ума мужчину за одну ночь и что сама она принадлежит к тайному обществу, члены которого летают по воздуху, когда луна полная. Я устал слушать все, что они болтали о Мадам Кото и решил, что лучше б я пошел в школу и был публично наказан.
Глава 4
Когда ранним вечером я пришел в бар Мадам Кото, он был еще закрыт. Я постучался, но никто мне не открыл. Я немного подождал. Мужчина на одной ноге и на костылях, сделанных из живых веток, подошел ко мне.
— Закрыто, да? Она его заперла? — спросил он.
— Не знаю.
— Обидно, — ответил он.
Его волосы были в песке, лицо искажено так, будто однажды он стал свидетелем великого зла. Обрубок ноги был замотан в грязное тряпье. Он посмотрел на доску объявлений, сплюнул и побрел прочь. Я пошел на задний двор. Там горел костер. Котел Мадам Кото с перечным супом вовсю кипел. Поднимающийся от него пар был похож на измученного джинна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70