Положительные эмоции магазин Wodolei.ru 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Этот человек годами следил за здоровьем нашей семьи, и дочь ему доверяла. Она знала, что он скажет ей правду.
Доктор Салливан был в красивом темном костюме, он с улыбкой пожал Джейн руку, в глазах его светилась доброта.
— Посмотрим, Джейн, что мы можем для тебя сделать.
Через минуту все стало ясно. В паху Джейн ясно виднелась белая опухоль. Доктор Салливан не скрыл беспокойства.
— Похоже на опухоль в лимфатических узлах; ее надо вырезать, — сказал он Джейн.
— Я уже договорился о тебе в ближайшей больнице, — добавил он. — Вам надо быть там завтра в девять утра.
— Возможно, она злокачественная? — спросила Джейн, начиная нервничать, но еще надеясь, что ошибается.
Да, возможно, но он до конца не уверен.
— А если ее вырежут, это поможет?
— Нет, не исключено появление новых опухолей, которые тоже придется вырезать.
Джейн выругалась, потом расплакалась. Мать и врач смотрели на нее не в силах ничем помочь. Джейн трясущимися руками зажгла сигарету и нервно закурила. Потом погасила ее в чистейшей раковине, а сообразив, что наделала, стала извиняться.
— Не надо извиняться, Джейн, — мягко сказал доктор Салливан. — Я знаю, каково сейчас тебе. Несколько лет назад у меня появился комок и его удалили. Но меня всего перевернуло.
Он успокаивал Джейн, пока она не пришла в себя. Но когда мы проходили через приемную, другие пациенты с сочувствием смотрели на дочь, и она бросила:
— Пошли отсюда скорее.
Мы ехали в темноте по знакомой дороге в Лондон в час пик. Сколько раз проезжали мы здесь прежде — в театр, в гости, на лодочную прогулку, в школу, на экзамены. Но эту нашу поездку накрыла зловещая тень. Вечером мы отпраздновали в доме друзей наше воссоединение. За ужином с вином, которое Джейн привезла из Греции, все смеялись и болтали. Она сказала несколько слов про рак, но сумела подавить в себе ужас, пока не настало время идти спать. Тут ее поджидали страхи. Боясь предстоящей операции, угрозы появления новых метастазов, Джейн приняла валиум, и ей удалось уснуть.
Наутро, в девять тридцать, мы уже сидели в больнице у рентгеновского кабинета. Джейн была в добром настроении и пыталась подсчитать все хорошее: она теперь дома, уже повидала кое-кого из друзей и собиралась встретиться с остальными. Джейн знала, что получит самое лучшее лечение, так как для раковых больных все делается в первую очередь. И лечение благодаря Государственной службе здравоохранения будет бесплатным.
После рентгена Джейн прошла в маленькую комнату и стала ждать операции.
Хирург, невысокий, свирепого вида человечек, казалось, был совсем не способен делать работу, достойную только бога, — резать живую плоть. После предоперационного осмотра он стремительно вышел из комнаты, где сидела Джейн. Глядя недобрыми глазами, он спросил Розмари:
— А вы кто такая?
Розмари хотела нагрубить, но не стала злить хирурга, который собирался оперировать ее дочь, и просто ответила, что она мать.
Хирург не смягчился. Без лишних слов он сообщил, что после обеда удалит у Джейн лимфатическую железу. Казалось, для него тело человека было просто машиной, которую нужно наладить. А механик, ремонтируя машину, не обязан быть с ней вежливым. Да и какое это имеет значение, если он вылечит Джейн?
Как принято в Англии, Розмари пошла домой, хотя ей хотелось по американскому обычаю дождаться исхода операции в больнице. Позвонив вечером, Розмари узнала, что операция прошла успешно и состояние Джейн удовлетворительное. Ответ дежурный, а Розмари хотелось знать, как на самом деле, физически и морально, чувствует себя дочь. Хорошо, что операция позади, но тревога не уходила.
В небольшой современной больнице у Джейн была своя комната, и наутро мать увидела, что дочь сидит в постели веселая, с ясными глазами. Боль пряталась за облегчением — ведь зловещую опухоль вырезали. Шли дни, и Джейн старалась не беспокоиться о будущем. Только жаловалась на боли. Лимфатические железы выводят из тела жидкость, и поэтому после удаления железы правая нога у нее распухла и отяжелела. Прошло несколько дней, пока опытная сестра не приподняла ножку кровати и этим уменьшила боль.
Одновременно могли приходить только два посетителя, но Джейн нередко окружало пять-шесть человек. Долгие посещения друзей и общество медсестер отвлекали от тревожных мыслей, но все же дочь часто оставалась одна, в своем дневнике она писала: «Не хочу думать, что это Рак. Не хочу мучиться от болей, не хочу агонизировать…
Ужасна неизвестность: удалось ли врачам справиться с опухолью и… неизбежно ли появление новых метастазов. Если придется всю оставшуюся жизнь страдать от болей и лежать в больницах, то лучше уж поскорее умереть.
Запели первые птицы. Прекрасно. Пожалуй, лягу и послушаю».
На другой день она записала: «Вчера я долго размышляла, хватит ли у меня смелости убить себя, если впереди такое неопределенное будущее. И конечно, ничего не решила».
На десятый день вечером хирург сообщил Джейн плохую новость — опухоль злокачественная. Ее худшие опасения подтвердились. Розмари собиралась идти домой, но палатная медсестра вернула ее и разрешила не придерживаться сегодня правил посещения. Матери удалось успокоить дочь. Она оставалась с ней, пока Джейн не пришла в себя. Снотворное помогло больной пережить ночь.
Джейн записала: «Не знаю, как реагировать. Внешне я очень спокойна и держусь как философ. Известно, что многие навсегда излечиваются от рака. Но многие умирают».
А на другой день она писала: «Страшнее всего ночью. Сейчас мне так плохо… Жду, когда принесут снотворное — боюсь ночных кошмаров».
Как-то Розмари поливала цветы и добавляла воды в вазы, стоявшие на длинном подоконнике около кровати Джейн. Она обрывала увядшие цветы, когда Джейн сказала:
— Между прочим, мам, я узнала, какой у меня вид рака. Это — меланома.
Рука Розмари замерла.
Меланома. Слово что-то напомнило. Однажды кто-то сказал ей:
— Меланома может за неделю сожрать вам ногу.
Тогда эти слова ничего для нее не значили. Розмари узнала, что меланома смертельна, быстро прогрессирует и трудно излечивается. Но смертельный исход не фатален, не неизбежен. И жестокие боли вызывает меланома, но не всегда.
Розмари позвонила через Атлантику Ричарду и Виктору. В Бостоне Ричард позвонил Джоан на работу. В ее семье болели этой ужасной болезнью.
— Джоан, это меланома, — сказал Ричард и, положив трубку, зарыдал.
Розмари обещала сказать Джейн правду, но медлила. Всю правду сказать было очень трудно. Момент, когда приходится сообщать плохие вести, всегда как-то оттягивают, да к тому же врачи говорили о болезни Джейн по-разному. Каждый новый диагноз усиливал сомнения и неопределенность. Словно пришел в суд и ждешь смертного приговора, а судья все медлит, не желая брать на себя ответственность.
Мы пытались втайне от Джейн получить определенный ответ: что же ее ждет, но безуспешно. Ричард уверял, что в Америке для лечения Джейн есть самые новейшие средства. Виктор стал настойчиво и обстоятельно разузнавать, какое лечение сможет получить дочь в американских больницах. Но Джейн желала быть со своими друзьями, не хотела покидать Англию и просилась домой.
Через несколько дней ее выписали и направили для дальнейших исследований в другую лондонскую больницу. В тот вечер, когда Джейн вернулась домой, из Бостона позвонил Ричард и спросил, знает ли она об опасности.
— Она знает, что это серьезно, — осторожно отвечала Розмари, ведь Джейн могла ее услышать.
— Но понимает ли она, насколько это серьезно?
Розмари заговорила еще тише, но не настолько, чтобы Джейн подумала, будто мать не хочет, чтобы она слышала разговор.
— Я не знаю. — Ответ прозвучал немного двусмысленно, но иначе она не могла.
— Ты сказала ей, что смертельный исход очень вероятен? — выпалил Ричард.
— Не совсем…
— Ей надо сказать, — настаивал сын. — Она этого хочет. — Голос его звучал настойчиво, твердо. — Может, мне сказать?
— Нет.
«Только не теперь», — подумала Розмари, но сказала лишь:
— Джейн вернулась из больницы, но еще слишком слаба и подойти к телефону не может.
Ричард, видимо, понял намек матери, что сейчас не время сообщать ей такое. Джейн очень ослабела, но выглядела оживленной. Пусть хоть недолго насладится жизнью. Черт с ним, с будущим. В конце концов, успокаивала себя Розмари, доктора, с которыми консультировались Ричард и Виктор, даже не видели Джейн, а лечившие ее врачи о смерти не упоминают. Когда Ричард позвонил снова, он говорил с сестрой о постороннем.
Всем мы говорили, что не теряем надежды. Друзья Розмари всячески старались подбадривать Джейн, но все же порой мать чувствовала себя очень одинокой — Виктор и Ричард не могли пока вырваться и приехать.
За несколько дней до возвращения Джейн из больницы позвонила Тереза и спросила совсем просто:
— Хотите, я приеду? — Она была самой способной из тех, кого Розмари обучала искусству керамики, относилась к ней, как дочь, а к Джейн — как к сестре. Тереза основала в Америке собственное дело. Ее помощь очень требовалась, но Розмари постеснялась просить ученицу бросить мужа, работу и приехать.
— Нет, право, не надо, я справлюсь сама.
Но когда Тереза повесила трубку, Розмари захотелось крикнуть: «Пожалуйста, приезжай!» Она очень нуждалась в помощнице, свободной от других дел, которая разделила бы с ней бремя забот о дочери.
Снова зазвонил телефон. Розмари неохотно сняла трубку, содрогаясь при мысли, что опять звонят родные и будут настаивать, чтобы Джейн перевезли для лечения в Америку.
— Розмари? Это я, Тереза. Вылетаю в среду. Не трудись меня встречать, я доберусь сама…
Глава 2
Приезд Терезы оживил жизнь в доме. Она привезла специальные рецепты особенно питательных блюд, которые могли укрепить силы ее подруги, серьезно подорванные тремя неделями пребывания в больнице, где не давали вегетарианских блюд. Джейн с неудовольствием рассказывала, как ее кормили:
— Сыр, помидор и белый хлеб, а на нем листик салата. На другой день — сыр, помидор и два листика салата…
Тереза кормила Джейн ее любимыми блюдами, вкусными и питательными, ее энергия поддерживала силу духа больной.
Чтобы вести борьбу со своим главным врагом — страхом — и не терять надежды, Джейн нуждалась в обществе, в отвлечении. Она пыталась разузнать все про меланому, но ей это не удавалось. Никто не хотел снабжать ее нужной информацией. Друзья обещали ей книги про раковые заболевания, но почему-то все не могли их прислать. Статистические данные о смертных случаях при меланоме Джейн, как ни настаивала, все же не получила. Мать скрывала от Джейн ее истинное положение и не разрешала родным говорить ей об этом. Среди подруг Джейн были медсестры, они навещали ее и часами говорили про рак вообще и меланому в особенности, но Розмари-то знала, что они ведут речь только о всевозможных методах лечения. Про это Джейн сама говорила матери, но не договаривала главного. А та опасалась, что дочь узнает правду о меланоме — всю убийственную правду.
Джейн старалась быть стоиком. Говорила, что примет предстоящее без борьбы. Если появится новая опухоль — «а в глубине души, как врожденная пессимистка, я готова к худшему», — быть может, удастся дожить до конца без операций и лечения.
В этом случае Розмари обещала уехать с дочерью в какое-нибудь красивое местечко, скажем, у моря. Или в специальную лечебницу для больных раком — она где-то читала про такую.
— Это не больница и не частная лечебница, а скорее похоже на настоящий дом, — вспоминала Розмари. — В статье сообщалось, что там обращаются с пациентами прежде всего как с людьми и ухаживают за ними с любовью и состраданием. Может, разузнать об этом побольше?
— Пожалуй, — нерешительно отвечала Джейн. — Но скорее всего, там работают люди верующие. Им вряд ли придется ко двору такая атеистка, как я. Даже если они меня примут, не знаю, каково будет мне. Я им не подойду. Буду чувствовать себя неловко — ведь я нуждаюсь в этих людях, хотя и не разделяю их взгляды.
Тем не менее Розмари разузнала о хосписе Святого Кристофера, куда принимали безнадежно больных. Хоспис на самом деле оказался «религиозным», но не в том смысле, как думала Джейн. Основала его и возглавила движение за создание современных хосписов доктор Сесилия Сондерс, убежденная христианка, но она не требовала, чтобы у нее лечились только верующие. Располагался хоспис среди зеленых лужаек на окраине Лондона, и Джейн бы там понравилось. Но подойдет ли она им?
Тот, кто надеется выздороветь, обычно в хоспис не идет — ведь там стараются создать самые благоприятные условия для последних месяцев или недель жизни. Принимают больных с неизлечимыми заболеваниями, когда родные не способны квалифицированно ухаживать за умирающими или им необходима передышка. Две трети поступающих больных страдает от постоянных болей и других проявлений болезни. В хоспис предпочитают не брать тех, кому осталось жить день-другой или несколько часов — ведь тогда уже почти ничем помочь невозможно. В хосписе стараются сделать все возможное, чтобы последние месяцы или дни больной прожил полной жизнью. Ему обеспечивают особый уход, чтобы сознание его оставалось ясным, и он мог оценить заботу о себе родных друзей, медперсонала, отвечать всем взаимностью и не чувствовать себя обузой, как это происходит с множеством больных, чьи родственники решили, что больше ничего уже сделать нельзя. Розмари узнала, что в хосписе Святого Кристофера всегда находят, чем облегчить страдания умирающего. Если то или иное лекарство не облегчает болей, врачи продолжают искать другие средства, пока их не находят. И пациент постоянно чувствует свою значимость для других. Сесилия Сондерс сформулировала свое кредо так: «Вы для нас ценны потому, что вы это вы. Мы делаем все, чтобы вы не только умерли спокойно, но и до самого последнего момента продолжали жить».
Розмари рассказала об услышанном Терезе. Та выждала подходящий момент, чтобы завести разговор с Джейн. Но когда Тереза предложила всем вместе съездить в хоспис, чтобы увидеть его собственными глазами, Джейн не откликнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34


А-П

П-Я