Брал кабину тут, суперская цена 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Мы спросили, следует ли сказать ей теперь, что она умирает. Он отклонил такую идею как немыслимую. «Нет, нет, она не умирает — у нас нет никаких оснований это утверждать. Она так молода — она не должна…»
Он был очень трогательным и усталым, но всячески старался помочь нам. И все же, несмотря на его отрицание, у нас создалось впечатление, что состояние Джейн намного ухудшилось. Врач считал, что не справился с задачей, поэтому чувствовал себя виноватым и был крайне удручен. Мы попробовали разубедить его, говоря, что в больнице сделали для Джейн все, что могли, что лично он очень помог ей, был добр и отзывчив. При этом мы, конечно, не признались ему, что отнюдь не всегда были так доброжелательно расположены к нему. Он, по-видимому, понял, что разговор с ним привел нас к самым мрачным выводам.
На следующий день он приветствовал нас взмахом руки — это был уже совсем другой, отдохнувший человек.
— Ей сегодня чуточку лучше, — сообщил он. — Вот увидите, она еще над нами посмеется. У меня такое чувство, что она нам докажет, как все мы были не правы, и проживет еще лет шесть.
Его замечание произвело на Розмари впечатление, совершенно обратное тому, на какое он рассчитывал. «Еще шесть лет всего этого», — с горечью подумала она.
Наконец в мае жильцы освободили Дэри-коттедж. Мы упаковали наши пожитки с чувством облегчения. Встали очень рано и выехали до завтрака. Дорога вывела нас по почти пустынным улицам за пределы Лондона, и мы двинулись вниз по автостраде в направлении деревни. Окружающий мир был прекрасен. Внутренняя боль, которая терзала нас уже так давно, в этот день обостряла ощущение этой красоты. Дом и сад дышали покоем. Наконец-то мы снова были дома после долгого, тяжелого путешествия.
Но нас повсюду преследовали воспоминания о Джейн — какой она была и какой никогда уже больше не будет. Кошмар минувших четырех месяцев сопровождал нас и здесь. Джейн, которая тоже должна была бы завтракать вместе с нами на террасе, была прикована к больничной постели. Ничто не изменилось Если б только она могла вырваться из больницы и снова вернуться домой, тогда и маленький отрезок жизни, еще оставшийся у нее, стал бы более терпимым. Ведь мы смогли бы поговорить друг с другом, понять друг друга, выяснить все проблемы и разногласия последних недель.
Два дня спустя случилось несчастье. Виктор позвонил Розмари из больницы.
— Они получили результаты последнего анализа, — сказал он. Голос его звучал тускло, бесцветно. — Он у нее в костном мозгу.
Это был смертный приговор. Окончательный и бесповоротный. Клетки меланомы в костном мозгу означали отсутствие всякой надежды, всякого смысла продолжать лечение. Джейн ничем уже не помочь. Ничем. Придется ей сообщить.
«Нельзя говорить двадцатипятилетней девушке, что она скоро умрет, — убеждал Виктора один из врачей. — Это сделало бы ее жизнь глубоко несчастной до самого конца, а неизвестно, как долго это будет продолжаться». «Поверьте мне, — твердил другой, — через мои руки прошло множество молодых людей. Я знаю, как они реагируют на подобное известие». Но, быть может, Джейн иная? Могли ли мы пойти на такой риск? С той минуты, как она узнала бы правду, мы уже ничего не смогли бы изменить. Ее угнетенность, некоммуникабельность, отстраненность могли еще усилиться. Сумеем ли мы действительно со всем этим справиться? И стоит ли делать попытку?
Перед нами снова предстало старое решение проблемы: взять дочь на отдых из больницы и посмотреть, что из этого выйдет. «Пусть она хорошо проведет время», — советовали врачи. А они могли бы ускорить процесс облучения, чтобы облегчить боли, пока Джейн в больнице. В случае же если в ее состоянии наступит кризис, они по первому же звонку вышлют за ней санитарную машину, а потом доставят ее обратно. Она будет также обеспечена всеми нужными лекарствами на все необходимое время: «Она ничего не будет знать…»
Специалисты не только были готовы взять на себя моральную ответственность за то, чтобы Джейн ничего не знала, но и уговаривали родителей не принимать противоположного решения. «Если она действительно захочет знать правду, если сможет с ней примириться, мы это узнаем. Тогда и сможем принять решение».
— Это решение будем принимать мы, — внезапно заявил о своих правах Виктор. Но пока он это произносил, он уже знал, что врачи его убедили.
Сейчас, когда пришла пора принять решение, мы были рады переложить ответственность за него на других. Врачи как будто задались целью облегчить наше бремя на оставшийся период. Нам нетрудно было представить себе, до какой степени внутренняя боль Джейн, ее чувство обиды, раздражение и горечь могли отравить нашу жизнь, равно как и остаток ее собственной. Если мы послушаемся совета специалистов, то ее конец может быть спокойным и тихим, насколько это только возможно. Если нет… Образ неизлечимо больного человека, требующего неустанного внимания, эмоционально шантажирующего нас своим знанием того, что его смерть стоит тут, за углом, особенно неотвязно преследовал Виктора. Нет, пусть лучше Джейн не знает.
Однако когда мы позвонили Ричарду в Бостон, он настоятельно потребовал, чтобы Джейн сообщили, что она скоро умрет. Он прилетит через несколько дней и сразу направится к сестре. «Если вы не можете ей это сказать, то скажу я», — повторил он. Джейн как-то сказала нам, что, если Ричард вернется, она будет знать, что умирает. Как же нам сообщить ей, что он приезжает? Ни один из нас не мог на это решиться.
В больнице Джейн разрешили поехать на уик-энд домой. Это была для нее первая, после возвращения в Англию, возможность увидеть Дэри-коттедж, но она возразила, что ради этого не стоит предпринимать столь мучительной для нее поездки. Мы подумали, что ей просто не хочется быть с нами.
Потом она смягчилась. Объявила Джеймсу, что, быть может, и съездит домой на ближайший уик-энд. Ко всеобщему удивлению, новость о предстоявшем приезде Ричарда она восприняла совершенно спокойно, заметив, что ей приятно будет его повидать. Она как будто считала, что брат приезжает сейчас потому, что для него это удобно.
Джеймс привез нашего общего приятеля Хью, чья жена недавно скончалась от рака. Он надеялся, что рассказ Хью поможет Виктору и Розмари. Хью остался поужинать с нами в саду. Вечер был прекрасный, последние лучи заходящего солнца позолотили холм за прудом, воздух был тих и прохладен. Царившую вокруг тишину нарушали только наши голоса.
— Я хочу, чтобы Джейн вернулась домой, — сказала Розмари. — Думаю, гораздо лучше умереть здесь, чем в больничной палате.
— Несомненно, — согласился Хью. — Она должна быть дома. Это единственное место, где ей следует быть.
— Нам говорили, что молодым людям лучше оставаться в больнице. Прежде всего потому, что у них могут появиться симптомы, которые будет нелегко ликвидировать. Может также случиться, что их состояние внезапно станет критическим. Да, наконец, это лучше уже в силу того, что смерть юного существа — зрелище особенно тяжелое.
— Чепуха, — проворчал Хью. — Все это говорили и мне, но я привез Кэтрин домой.
— Но как же вы справились? Ведь вы работали…
— Я пригласил к ней медсестер, — просто ответил он. — Взял на себя обязанность доставлять все, что им было нужно, — подстилки для постели и тому подобные вещи. Да, дом — это единственное место, где ей следовало быть. Мы спали вместе до самого дня ее смерти.
Ричард сделал нам сюрприз — привез сына своей невесты, Арлока. Вначале Розмари сомневалась, хорошо ли одиннадцатилетнему мальчику видеть, как Джейн умирает. Но оказалось, что всего два года назад Арлок видел, как умирал от рака его дед, и мальчик вел себя нормально несмотря на то, что очень любил деда. Ричард, расходившийся с родителями в вопросе о том, сказать ли Джейн правду, нуждался в эмоциональной поддержке со стороны своей новой семьи. Джоан приехать не могла, но он и Арлок были очень близки друг другу. Он считал Арлока сыном и был убежден, что Джейн будет полезно познакомиться с ним. Ему хотелось, чтобы сестра знала все о его новой семье, надеясь, что у нее возникнет чувство преемственности, сознание того, что дети становятся взрослыми, чтобы занять место людей ушедших. У нее было глубокое понимание совершающегося в природе круговорота, и такое сознание могло бы как-то ее утешить.
Розмари боялась, что при виде брата Джейн может сломиться, но, когда Ричард вошел в палату, та просияла от радости. Затем повернулась к Арлоку и спросила, немного озадаченная: «А ты кто?» Но тут же, со вспыхнувшей улыбкой, добавила: «Ну, конечно же, какая я глупая… Ты Арлок, кто же еще?» Арлок ответил ей такой же улыбкой. «Попала в самую точку», — сказал он. Так завязалась новая дружба.
Джейн выглядела лучше, чем ожидал Ричард, но встреча произвела на него очень тягостное впечатление — «убийственное», как он позднее сказал. Ему было ясно, что сестра подрастеряла свой былой оптимизм. Она засыпала его вопросами, на которые он ответил бы откровенно, если бы мог руководствоваться только собственными чувствами, а не желанием родителей. Правда, он не солгал и не подал ей ложной надежды, хотя, возможно, именно это она хотела от него услышать, а отделался уклончивым ответом. Он приехал, чтобы помочь ей, когда она больше всего нуждалась в этом, и тем не менее был вынужден вступить в затеянную нами игру в обман. Вести себя так было ему нелегко.
Готовя Дэри-коттедж к приезду Джейн, мы пытались забыть о возникшем в семье напряжении, были довольны, что рядом с нами старый семейный врач. Доктор Салливан заверил нас, что всячески постарается помочь нам ухаживать за Джейн. К нам зашла также патронажная сестра нашего района, отвечавшая за организацию помощи на дому в рамках Государственной службы здравоохранения.
Мы сидели на террасе, обсуждая, во-первых, как лучше всего обеспечить врачебную помощь Джейн после возвращения в Дэри-коттедж, а также мучившую всю нашу семью проблему — что ей следовало сказать. Мы рассказали патронажной сестре — хрупкой темноволосой женщине — о наших разногласиях. Она внимательно выслушала каждого из нас и согласилась с Виктором и Розмари, что без желания самой Джейн никто не должен сообщать ей плохие новости. Но она поддержала и мнение Ричарда, считавшего, что Джейн нужно сказать правду, «если она захочет ее узнать». Мы так ничего и не решили, но наше настроение значительно улучшилось от того, что мы поговорили на беспокоившую нас тему в присутствии сочувственно отнесшегося к нам нейтрального собеседника. Было важно разрешить наши разногласия прежде, чем Джейн вернется домой.
Ричард был твердо уверен, что состояние Джейн вскоре ухудшится до такой степени, что мать будет не в силах ухаживать за ней. Розмари не менее твердо доказывала, что дом является единственным местом, где должна находиться ее дочь. Она не хотела больше никаких больниц, никаких посторонних людей, которые ухаживали бы за Джейн. Ей все вспоминалось, как в один из своих плохих дней Джейн прошептала ей слабым голосом: «Мама, сделай так, чтобы я умерла здесь, не дай мне умереть в больнице».
— Ты представляешь себе, что может случиться, если Джейн будет здесь? — спросил Ричард. Не стесняясь деликатных подробностей, он описал, как протекали последние стадии рака головного мозга у отца Джоан.
— Мама, пожалуйста, посмотри на вещи реально, — умолял он Розмари. — Джейн станет гораздо хуже. Ты должна это знать. Ей потребуется круглосуточный квалифицированный уход. Ты изведешься, потеряешь последние силы именно тогда, когда они будут тебе больше всего нужны.
Лицо Розмари оставалось бесстрастным, словно она не слышала сына. Дэри-коттедж, упорствовала она, всегда был местом, где хорошо было жить. Он станет также местом, где будет хорошо умирать. Что касается ухода за Джейн, то мы можем, если понадобится, нанять медсестер. Она спросила патронажную сестру, что та думает по этому поводу: «Вы не согласны со мной, что дом — это лучшее место?»
Филиппа — к тому времени мы уже называли друг друга просто по именам — согласилась с тем, что лучшего места, чем дом, не существует, но подчеркнула, что заболевания некоторыми формами рака могут протекать чрезвычайно тяжело. Государственная служба здравоохранения частично обеспечит нам бесплатные услуги по уходу за больной, а общество имени Мари Кюри сможет в частном порядке выделить медсестер для круглосуточных дежурств — дневных и ночных, — если они потребуются Джейн. Следовало также иметь в виду, что если уход за Джейн стал бы слишком трудным, то проблему мог решить один из хосписов для безнадежных пациентов.
Хоспис. Целую вечность назад — как представлялось сейчас — Розмари навела справки о хосписе Святого Кристофера. Но Джейн им не заинтересовалась, поэтому они не предприняли никаких дальнейших шагов. Для Виктора, бывшего в ту пору в Вашингтоне, идея обращения в хоспис была нова. Филиппе пришлось объяснить ему, что это — не больница, а небольшое учреждение, предназначенное для ухода за больными, в основном раковыми, на последней стадии их болезни. Каким образом хоспис мог бы помочь Джейн, если больницы не сумели это сделать? Филиппа рассказала ему, что пациенты хосписа могли свободно выходить из него и возвращаться обратно, нередко оставаясь в нем на несколько дней — ровно на столько времени, сколько было нужно, чтобы взять их боли под контроль. Если бы боли у Джейн усилились — а имелись все основания ожидать, что они усилятся, — она могла бы лечь на короткое время в какой-либо хоспис, а затем снова вернуться домой. Персонал там составляли умелые люди, которые хорошо бы о ней заботились. «Это не дом смерти», — добавила Филиппа. Один такой хоспис был расположен недалеко от Оксфорда, в часе езды от Дэри-коттеджа. Она посоветовала нам съездить туда.
Нам казалось, что с этим нечего было торопиться: трудно было поверить, что хоспис мог так сильно отличаться от больницы. Поднимаясь, чтобы уйти, Филиппа сказала: «Запомните хорошенько — вы уже не одни перед лицом вашей беды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34


А-П

П-Я