Все для ванной, ценник обалденный 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Пожалуйста, дайте мне побыть здесь одной. Всего пять минут. Илья просил меня, — Катя не уговаривала Севу, она буквально требовала этого от него.
— Ну хорошо, — Сева хотел бы ей возразить, но аргументов у него не было.
Никто из тех, кто знал Илью, не мог поверить в случившееся. Сева, как, впрочем, и остальные, пребывал в полной прострации. Он вел себя так, словно бы Илья Ильич куда-то уехал и оставил ряд распоряжений, которые теперь необходимо выполнить.
Сева включил торшеры в гостиной и проследил за тем, как Катя села в кресло перед камином. Потом постоял еще немного в дверях и, наконец, недоуменно пожав плечами, удалился.
*******
Катя тихо плакала в установившейся тишине огромного пустого дома. Она сама не знала, что и зачем делает. Словно бы магнитом, какой-то неведомой силой ее тянуло сюда, в этот дом. Она была здесь лишь однажды, сразу после новоселья. Сидела с Ильей в этих креслах перед камином.
Он рассказывал ей об одном своем странном чувстве:
— Я живу неправильно, я знаю это. Можешь мне не рассказывать. Если бы я жил правильно, я бы чувствовал себя счастливым. Но я не чувствую… Странно, зачем человеку дана жизнь? Чтобы он страдал? Мучился? Зачем он живет? Сколько не ищи, на эти вопросы нет ответа. Тьма не отвечает, а спрашивать остается только у тьмы. Одиночество — это, не просто когда ты один. Одиночество — это, когда ты один и чувствуешь себя в окружении тьмы. Пустота.
Тогда Илья выглядел уставшим и подавленным. Катя пыталась его утешить, но понимала, что на самом деле он нуждается не в утешении, а в ответе на свой вопрос. Но что она — девчушка, студентка юрфака — могла ему ответить, человеку, который добился в этой жизни всего, о чем только может мечтать смертный. Добился, но так ничего и не получил.
Ей хотелось сказать ему: «Илюшенька, милый мой, прислушайся к моему сердца… Оно бьется ради тебя. Каждый день, каждую минуту, оно трудолюбиво стучит, чтобы ты мог жить. У нас с тобой одна душа на двоих. Я знаю это. Почему ты не слышишь его? Это же так просто — только прислушайся к моему сердцу, как я прислушиваюсь к твоему дыханию. Ведь ты дышишь, чтобы я могла жить. Я знаю это. Моя любовь сделает тебя счастливым. Она сделает тебя таким… Только прислушайся…»
Но Илья не слышал и не прислушивался. Он был окружен своей тьмой, своим одиночеством:
— Мне кажется, что я послан сюда, в этот мир, чтобы выполнить какую-то миссию. Что бы я ни делал, о чем бы ни думал, все это я делаю для чего-то, ради какой-то цели. Чувствую, что должен, но цели этой не понимаю. Пытаюсь достучаться до людей. Хочу, чтобы они почувствовали свою силу. Отдаю им свою. Они берут и берут, берут и берут. Но ничего взамен! Пустота. Не жизнь, а исправительная колония. Словно бы воз тяну. Как бурлак, тащу эту баржу против течения. Сколько можно это выносить?
И тогда ей хотелось сказать ему: «Илюшенька, что ж ты не видишь одной-единственной малости. Вот бурлак идет по берегу и тянет баржу. И кажется ему, что в этом его усилии центр мира и страдание всего мира. Но почему он не думает о береге, который становится упором для его ног? Почему не понимает, что веревка дает ему ощущение силы? Почему не ценит он воду, которая держит на себе его баржу? И кем был бы он сам, если бы не было у него баржи? Нет пустоты, и нет одиночества, Илья. И мир не ополчился против тебя. Напротив, каждой своей песчинкой он придает тебе силы. Каждой каплей своей он питает твою душу. Смысл жизни не спрятан, он открыт перед тобой. Только прислушайся к моему сердцу…»
Но Илья не прислушивался и не слышал. И потому одиночество его, его тьма пожирали его израненную душу, словно голодный падальщик.
— Знаешь, за что я ненавижу людей? — спросил он у Кати. — Я ненавижу их за собственное бессилие. Никому об этом не говорил, а тебе говорю. Не знаю, зачем, но говорю, и это правда. Если ты чувствуешь, что в тебе есть многое, ты хочешь отдавать многое. Но отдать можно, если готовы принять. Но то, что во мне, никому не нужно. Шарахаются от меня, словно я заразный, словно бы прокаженный.
Мои плоды созрели, но никто не сорвал их, и они подвергаются тлению и губят меня.
И тогда ей хотелось сказать ему: «Илюшенька, я знаю, как вкусны плоды твоей светлой души. Я знаю, с какой любовью ты растил их. Не печалься, пожалуйста, ты делаешь счастливой меня. Благодаря тебе я чувствую свою силу. Почему ты не видишь этого? Ты будешь счастлив, если почувствуешь это. Моя благодарность наполнит тебя силой. И одиночество оставит тебя, когда разглядишь ты истинные плоды трудов своих. Все, что ты делаешь, — не напрасно, и жизнь твоя драгоценна, и ничто не утекает сквозь пальцы. Только прислушайся к моему сердцу… Только услышь…»
— Почему, почему ты умер, Илья! — шептала Катя сквозь слезы. — Почему ты умер так?.. Умер и не понял, что не ты был послан помогать другим людям, а я была послана, чтобы помочь тебе…
*******
И в этот миг в комнате началось какое-то странное движение. Все переменилось — стены, потомок, окна, мебель, прочие предметы. Катя стояла в центре, пространство вокруг нее ожило. Оно выгибалось, вытягивалось, сжималось, пульсировало.
На том месте, где только что был камин, теперь образовалась объемная ниша, откуда постепенно, нарастая с каждым мгновением, исходило холодное, синее, похожее на люминесцирующие огни свечение.
Анхель и Данила, оказавшиеся на периферии происходящих трансформаций пространства, переглянулись. В этом свечении оба они узнали те отблески огня, которые мерцали в основании Башни.
Прошло еще какое-то время, и это свечение превратилось в полупрозрачное тело Ильи. Он подошел к Кате близко-близко. Она словно бы ждала этого. Какое-то время они простояли так, глядя друг на друга. Потом Илья сделал шаг, и они соединились.
В следующую минуту видение исчезло так же постепенно, как и началось.
«Пока ты живешь, я не умру»…
Все в комнате было как прежде, только покрылось слоем пепла. Волна света подняла и разметала его из каминной ниши. Катя лежала на полу. Ее глаза были закрыты, а на лице играла улыбка. Анхель и Данила подошли к девушке. Она была погружена в глубокий сон.
Рядом с ней лежал сильно обгоревший лист из какой-то книги. Анхель поднял его и посмотрел. Огонь пощадил несколько слов, которые сами собой складывались в текст второй Скрижали. Анхель прочел его, улыбнулся и передал Даниле.
Глубокая ночь. Промозглый осенний ветер.
Низкие облака украли небо. Пусто.
Редкие машины освещают трассу фарами дальнего света. Наши шансы равны теперь двум к пяти.
Много это или мало?..
Еще несколько месяцев назад такой результат показался бы нам огромным.
Теперь, после всего, что случилось за эти два дня, он воспринимается как чудовищно малый.
Странно рассуждать о жизни, рассчитывая вероятность ее продолжения.
Но зная правду, иначе не получается…
И заблуждаются те, кто думает о ней как о чем-то вечном и неизбежном.
Подлинная ценность просто не может быть «неизбежной».
Неизбежны траты и потери на пути к подлинной ценности.
То, что дается человеку легко, в действительности ничего не стоит.
И наоборот: по-настоящему ценное всегда дается большим трудом. Таков Закон . И это нужно принять.
А еще нам нужны силы, нужна вера и нужны поступки.
Ведь конец одного дела означает не более чем начало следующего.
ЭПИЛОГ
Мы сидели в небольшой пиццерии. Данила молчал и сворачивал фигурки из лежавших на столе рекламных буклетов. Задумываясь, он всегда делает это с подвернувшимся ему листом бумаги. Словно бы инстинктивно помогает своей мысли обрести более строгую и ясную форму.
— Данила, о чем ты думаешь? — спросил я его.
— О второй Скрижали, — полушепотом ответил Данила.
— И что ты думаешь?
— Я думаю, что это очень просто, что это лежит на поверхности… А глазу не видно, — после этих слов Данила замолчал и только спустя пару минут продолжил. — Вот ты мне рассказывал о «точке сборки». С разных точек зрения, разными глазами мир, действительно, выглядит и смотрится по-разному. Ты видишь его так, а я — иначе. Кто-то третий или что-то третье — совсем по-другому. Но я сейчас думаю не о «точке сборки», а о чем-то другом… О «точке отсчета». Вот смотри, у каждого действия есть две стороны. Так?
— В смысле? — не понял я.
Ну вот, например, любовь. Любовь — это отношение между двумя людьми. Это отношение, даже если любовь невзаимная. Все равно, ведь один любит, а другой — любим. Тот, кого любят, может сам и не любить, но он все равно от этих отношений что-то получает. Это абсолютное правило, что не возьми. Всегда существует обратная связь, даже если тебе кажется, что это игра в одни ворота. Особенно, когда тебе кажется, что это игра в одни ворота!
— Ну и причем тут «точка сборки»? — я понимал, о чем говорит мне Данила, но я не понимал, к чему он ведет.
— Сейчас объясню. В жизни можно ориентироваться двумя способами. Можно думать, что все, что ты делаешь, ты делаешь для кого-то, для окружающего тебя мира, словно исполняешь какую-то повинность. А можно думать и по-другому, стоит только посмотреть на это с другой точки. Да, ты что-то делаешь, но ведь в ту же самую секунду и этот мир что— то очень важное делает для тебя. Кажется — ерунда! Какая разница?! А ведь нет, совсем нет! Есть разница!
— Какая разница?.. — я растерялся.
— Слушай, ну вот мир посылает тебе какого-то человека, хорошего или плохого, за помощью или с помощью — не важно. В этом должен быть какой-то смысл?
— Наверное, должен…
— А я теперь уверен, что должен! Я как прочел вторую Скрижаль, сразу во мне что-то переменилось. Во всем есть смысл! Этот человек, которого тебе мир послал, очень важное в твоей жизни событие. Может быть, он испытание для тебя, а может быть — тайна, которую тебе предстоит открыть. Общаясь с ним, ты, возможно, узнаешь что-то для себя важное или что-то про себя самого, о чем раньше и не догадывался. Все это мир дает тебе через него! И благодаря этой случайной встрече ты можешь стать сильнее, умнее, больше, тоньше, глубже… Все это преображает тебя!
— Одна и та же ситуация может восприниматься и как бремя, и как подарок! — я понял, наконец, то, что пытался втолковать мне Данила.
— Я об этом и говорю! В одном случае ты истощаешься, устаешь, словно постоянно теряешь, тратишься на какого-то дядю. Конечно, в определенный момент тебе это надоедает, к горлу подступает ненависть. Ты раздражаешься: «Какого черта?!» А теперь просто изменим «точку отсчета», посмотрим на это же отношение, но с другой стороны: что лично тебе дает эта встреча? И все меняется — напряжение уходит, а ты начинаешь чувствовать, как мир заботится о тебе. А понимая, что весь мир действует для тебя и на благо тебе, ты исполняешься радостью, чувствуешь благодарность.
— Как же это просто быть счастливым! — воскликнул я. — Просто пойми: все, что ты делаешь, и все, что происходит с тобой, это подарок! Ты постоянно получаешь подарки! Ты или видишь это, и тогда ты счастлив. Или нет, и тогда вся твоя жизнь превращается в муку, наполняется одиночеством и теряет всякий смысл! Все зависит от… Как ты ее назвал?.. — я забыл это выражение.
— «Точки отсчета», — улыбнулся Данила.
— Да, все зависит от «точки отсчета»! Ты или смотришь из своего «я», или в самого себя…
После этого Данила стал пересказывать мне все, что случилось с нами за последние два дня, опираясь на содержание второй Скрижали. Данила говорил и говорил, а я смотрел на него и недоумевал. Во всем происходящем с нами я продолжаю видеть борьбу сил Света с силами Тьмы. Я вижу, как Тьма пытается погубить тех, в ком спрятаны Скрижали Завета. Я чувствую Ее сопротивление нашим действиям, ощущаю Ее силу. Я понимаю, наконец, какой груз небывалой ответственности лежит на наших с Данилой плечах.
А Данила, что бы ни случилось, что бы ни происходило, думает только о том, как следует правильно жить. И ведь он прав. Скрижали — это не просто заклинание, способное спасти мир. Это некая инструкция, некие правила жизни, которым надлежит следовать, если ты действительно хочешь, чтобы этот мир не отправился в Никуда. Я смотрел на Данилу и завидовал ему: мы оба выполняем то, что нам предназначено, но я вижу труд и борьбу, а Данила получает от этого труда что-то очень важное для себя.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12


А-П

П-Я