Но стать он сохранил, кое-какие мускулы уцелели, и издалека старикан смотрелся хоть куда, а из-за больных зубов характер у него совсем испортился. Пожалуй, вполне сойдет за дикого. То что надо, подумал Паф. Самое оно.
Но идиот Бендер застрял среди сучьев — весь трясется, как под ледяным душем, а Клод мчится прямо на него. Первая пуля, отрикошетив от земли, прострелила льву заднюю лапу, и зверь взревел так свирепо (когтями разорву, клыками растерзаю!), что придурок с перепугу чуть винтовку не уронил. Бернард очень хорошо все видел, потому что они с миссис Бендер и Роландом стояли всего в пятнадцати шагах — сзади и чуть сбоку. Надо признать, Клод удивил. Вместо того чтобы завертеться на месте волчком, а потом сигануть в заросли, он, взревев, ринулся вперед — только комья глины полетели из-под когтей. Словно кто подпалил старичка. А Бендер только дергается, вихляется да губами шлепает. В таком состоянии он и в бочку с пивом не попал бы. У Пафа у самого чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Он вскинул к плечу свою мортиру, бухнул оглушительный выстрел, и в следующий миг Клод превратился в свернутый рыжий коврик, на который зачем-то вывалили целую корзину свежего фарша.
Бендер обернулся, лицо — белее мела.
— Что т-такое? — поперхнулся он, размахивая руками. — На хрена ты это сделал?
Классный был момент. Высоко в небе серебряной рыбкой плыл реактивный лайнер, вокруг царила полнейшая, неправдоподобная тишина, жена Бендера помалкивала, уцелевшие львы попрятались в траве, даже птички на деревьях заткнулись, напуганные перекатывающимся эхом пальбы.
— Я всего лишь спас тебе жизнь, дружище, — в царственном гневе обронил Бернард, внутренне гордясь такой по-британски эффектной фразой.
Майк Бендер был зол — так зол, что ему не лезла в горло ни рыба какого-то там посола, ни пережаренные тосты, ни сопливого вида яичница. И где, черт подери, кофе? Ведь тут, в конце концов, Бейкерсфилд, а не палаточный городок в Уганде! Он рявкнул на цветного (весь размалеванный под туземца, а говорит с калифорнийским прононсом), чтобы добыл кофе, черный и крепкий, хоть из-под земли. Если надо, пускай в Ойлдейл за ним сгоняет. Николь сидела напротив, смотрела насмешливо. Она-то своих двух зебр уложила грамотно, а он из трех остальных с двумя облажался: «Но Майк, эти шкуры на стенку не повесишь — они как решето!» И со львом такая гнусь вышла… Конечно, проявил он себя погано, а что еще паршивей — пролетел на одиннадцать с половиной тысяч, и все впустую. После выстрела Пафа от зверя одни ошметки остались. Мясо да кости. Какая там грива, и башки-то не отыщешь — вот как постарался великий белый охотничек.
— Брось, Майк, — сказала Николь и хотела похлопать его по руке, но Бендер свирепо отшатнулся. — Брось. Это еще не конец света.
Майк взглянул на нее, увидел светящиеся торжеством глаза, и ему неудержимо захотелось врезать ей по физиономии, вцепиться в горло или еще лучше — отлучиться за винтовочкой и всадить суке пару зарядов в брюхо.
Бендер открыл было рот — выдать жене на всю катушку, но тут из кухни вернулся цветной с кофейником. Роланд, вот как его зовут. Спасибо еще не назвали каким-нибудь Джамбо или Мамбо, чтобы имя получше соответствовало этим идиотским юбкам. Нашли туземца! Хорошо бы и его заодно отлупить как следует. Единственная милость судьбы — что Жасмина-Фиалка-Роза дрыхнет как убитая до самого обеда и носа не кажет.
— Ну Майк, Майк, — пыталась урезонить мужа Николь, однако он был глух к ее призывам.
Бендер пылал яростью, вынашивал кровожадные планы мести — ух и отыграется же он по возвращении на всех арендаторах, квартиросъемщиках и лавочниках. Стон будет стоять от долины Сан-Фернандо до Ханкок-парка. Майк угрюмо потягивал остывший растворимый кофе и ждал, пока явится великий белый охотник.
Паф к завтраку припозднился, зато вид у него сегодня был какой-то омолодившийся. Волосы подкрасил, что ли? Ишь как сияет, ишь как лучится.
Будто похитил священный огонь у самого повелителя Энсино.
— Добрейшего утра, — поздоровался он с липовым вест-эндским шиком, шумно втянул воздух, чуть не проглотив при этом усы, и бросил на Николь такой недвусмысленный взгляд, что у Майка внутри все закипело, забурлило и выплеснулось наружу огненной лавой.
— Что, других львов так и не обнаружилось? — сипло осведомился он.
— К сожалению. — Паф уселся во главе стола, мазнул на тост мармелада.
— Я еще вчера объяснил, Майк, что львиц у нас сколько угодно, а самцы все еще зеленые, даже не успели гривой обзавестись.
— Рассказывай сказки!
Бернард внимательно посмотрел на Майка, увидел мальчишку, который так и не стал взрослым. Богатого, балованного мальчишку, который привык хапать, командовать, делать все по-своему. У, выскочка.
Перевел взгляд на миссис Бендер. Что она нашла в этом клоуне? Бернарду явилось краткое, но мощное видение: миссис Бендер раскинулась рядом с ним в постели — сиськи, ляжки, припухшие губки и все такое.
— Послушай, Майк, забудь ты о льве, — сказал Бернард. — С кем не бывает. Я вот думаю, не поохотиться ли нам сегодня на антилоп.
— Да пошли они, твои антилопы.
— Ну тогда на дикого буйвола, а? Многие говорят, что свирепый мбого — самое опасное животное во всей Африке. Желтые глаза Бендера потемнели от злости.
— Тут не Африка, — процедил он. — Мы в Бейкерсфилде.
Вот это было уже свинство. Бернард терпеть не мог подобных заявлений. Он приложил столько усилий, чтобы создать этот волшебный мир. Ведь собственно говоря, он продавал мечту, иллюзию (закройте глаза, и вы в Африке), он из кожи вон лез, чтобы ранчо на самом деле превратилось в Африку, чтобы ожили старые легенды, возродилась великая эпоха — пусть ненадолго, хоть на пару дней. И еще «Африканское сафари Бернарда Пафа» было монументом, мемориалом незабвенного родителя, Бернарда Пафа-старшего.
Он считался одним из последних великих охотников Восточной Африки. Друг и соотечественник Персиваля и Ионидеса, он устраивал сафари для голливудских звезд и европейских аристократов. Потом женился на американской миллионерше, и они построили себе дом в Кении, на Белом Нагорье. На ужин к ним (а подавали гостям круглый год исключительно дичь) заглядывала сама Исаак Динесен . Началась война, все пошло кувырком, и супруги перебрались в Америку, где охотник совершенно сник, раздавленный просторами американского Юго-Запада и богатством жениных родственников. В детстве Бернард-младший, затаив дыхание, слушал рассказы о старых славных деньках, проводил пальцем по белому шраму на отцовском предплечье (клыки кабана), смазывал допотопные ружья, которые когда-то валили с ног носорогов, слонов, леопардов и львов, часами завороженно пялился на стеклянные глаза развешанных в гостиной охотничьих трофеев. Какие у них были названия — антилопа гну, куду, бушбак, конгони! Не слова, а музыка. Бернард старался не подвести отца, можно сказать, жизнь посвятил светлой памяти великого охотника, а теперь этот недоумок, этот спекулянт квартирами пытается все опошлить.
— Ладно, допустим, — вздохнул он. — Но что ты предлагаешь? В конце месяца завезут новых львов, великолепные экземпляры прямо из Кении, из парка Цаво. (Наврал, конечно. Один лев закуплен в Сан-Францисском зоопарке, где выставлять его по причине дряхлости и костлявости стало уже неприлично; второй — из немецкого цирка, где прыгал через обруч, пока не допрыгался до тройного перелома.) Зато есть антилопы, дикие буйволы, сернобыки, газели, гиены, могу даже пару страусов уступить. Но львов, извини, нет — одни самки.
И тут потускневший взор спекулянта вдруг обрел былое сияние, губы расползлись в улыбке, недоносок-вундеркинд вновь превратился в грозу теннисных кортов и плавательных бассейнов. Широко ухмыльнувшись, Бендер наклонился вперед и спросил:
— А слон?
— Что «слон»?
Бернард поднес ко рту тост, но не откусил, а аккуратно положил обратно на тарелку. Миссис Бендер смотрела на него выжидательно, даже Роланд, подошедший подлить в чашки кофе, замер и уставился на хозяина.
— Хочу слона.
Паф разглядывал тарелку. Рассеянно провел пальцем по кофейнику, по сахарнице, по сливочнику. Жалко будет потерять Бесси-Би. Конечно, замену найти нетрудно, да и жрет она столько, что не напасешься. Эта бабуся зараз уплетает больше корма, чем стадо коров за целую зиму.
Холодно посмотрев на дамочку, Паф перевел взгляд на Бендера и отрезал:
— Восемнадцать штук.
Майк заерзал. Взгляд по-прежнему горел, но уже чуть тусклее — видать, захватило дух от масштаба сделки.
— Тогда так, — помолчав, сказал он. — Сделаешь мне голову. Целиком. На щите. Конечно, она здоровенная, но места у меня хватит, можешь быть уверен. И еще… Ноги мне тоже нужны. Пойдут на эти, как их… подставки для зонтиков.
Слониху отыскали в кустистом овраге, рядом с бассейном-водопоем. Она принимала пылевую ванну: вся обвалялась в пыли и сделалась похожа на гипертрофированный пончик, обсыпанный мукой. Бесси-Би успела погулять вдоль бассейна — растоптала траву, демаскировав голубой кафель, нарвала целую гору водяных лилий, да еще, зараза такая, измочалила эвкалипт и ободрала всю кору с импортного хинного дерева. Бернард вполголоса выругался. Чертову слониху потому и держали круглые сутки на привязи, чтобы она не устраивала бардак. Но во время приезда клиентов хочешь не хочешь приходилось ее отвязывать. Может, и не следовало этого делать, сокрушенно подумал Паф. Не забыть сказать Эспинозе, чтобы с утра пораньше позвонил в садоводческую фирму. От деловых раздумий Пафа отвлек голос Бендера.
— Но у него всего один бивень! — возмущенно заверещал Майк. Бернард тяжело вздохнул. Что правда, то правда — во время очередной прогулки Бесси-Би умудрилась обломить левый бивень, но дело было давнее, и Паф как-то запамятовал об этом прискорбном обстоятельстве. Бендер же весь напрягся на сиденье джипа. Жена притихла сзади, кондиционер жужжал на всю катушку, ружья лежали наготове. Сейчас начнет сбивать цену, понял Паф.
— Когда мы сговорились на восемнадцати, я полагал, что речь идет о первоклассном экземпляре, — протянул Бендер. — А теперь прямо не знаю…
Бернарду уже хотелось только одного — поскорее покончить с этим делом. Внутренний голос подсказывал, что он делает ошибку, отдавая Бесси-Би, без нее ранчо потеряет вид, но раз решение, принято — обратной дороги нет.
— Ладно, — пропыхтел он, поправляя съехавшее набок брюхо. — Семнадцать.
— Шестнадцать.
— Шестнадцать пятьсот, и это мое последнее слово. Ты не представляешь, Майк, сколько трудов стоит освежевать этакую махину, а ведь потом еще и скелет нужно куда-то деть.
— Договорились.
Бендер кинул победительный взгляд на жену, и все вылезли из джипа, стали проверять свой арсенал. Сегодня Бендер вооружился винтовкой «ригби» 470-го калибра, а Паф прихватил все тот же «нитро» — вдруг опять приключится конфузия, как со львом. Дамочка стрелять не собиралась, поэтому ограничилась видеокамерой. Роланд сидел дома, ждал вызова — с грузовиком, пилами и рабочими-мексиканцами. Ему предстояло возиться с тушей, когда дело будет сделано.
Было рано, и зной еще не успел набрать силу, но Паф все равно обливался потом. Перед охотой он всегда немного нервничал, особенно если приходилось иметь дело с кретинами вроде Бендера. Достаточно вспомнить льва… Майк махал руками, топтался на месте, но сегодня взгляд у него был холодный и сосредоточенный. Вдвоем они стали медленно спускаться по поросшему мескитом и сорной травой склону.
Белая от пыли Бесси-Би захлопала ушами и выдула из хобота целое облако. Со ста шагов видны были только клубы пыли и разлетающиеся во все стороны комья глины; с пятидесяти уже можно было разглядеть морщинистую шишковатую голову старой слонихи. Риску было не больше, чем при забое коровы в стойле, но Бернард все же решил перестраховаться — велел Бендеру ближе не подходить. Над джипом заинтересованно кружила пара стервятников — знали, что дело пахнет кровью и мертвечинкой. Бесси-Би оглушительно чихнула. Ей громким карканьем завторила ворона.
— Все, дальше ни шагу, — сказал Паф.
Бендер взглянул на него, пуча глаза и вихляясь всеми суставами. Он был сейчас похож на школьника, которого не пускают в бар, где полным-полно потрясных девчонок.
— Да я кроме пыли ничего не вижу.
Бернард сконцентрировался. Проверил затвор на своей пушке, щелкнул предохранителем.
— Надо немного подождать. Найди место поудобней — вон там будет в самый раз. Положи ствол на камень, как следует прицелься и жди. Через минуту-другую ей надоест валять дурака, пыль осядет, и тогда пали.
Охотники присели на корточки, положив винтовки на плиту грубого красного песчаника. Они ждали, пока рассеется облако пыли, а солнце припекало все сильней. Стервятники кружили заметно ниже, чем раньше.
Бесси-Би следила за происходящим весьма настороженно. Зрение у нее порядком ослабело, но уж джип как-никак разглядеть она могла, а запах человека чуяла минимум за полмили. Ей бы доживать мирно свой век ба-бушкой-матриархом слоновьего стада где-нибудь в Амбосели, или Цаво, или среди великих болот Бахи, но весь свой век, пятьдесят два года, Бесси провела на чужом, противоестественном континенте, насквозь пропитанном человечьей вонью и дурью. Ее лупили, кололи палкой с гвоздем, держали на привязи, заставляли стоять на одной ноге и приплясывать, держась губами за чахлый хвост другого слона, тощего собрата по несчастью. Слоны вереницей топали по круглой арене, а вокруг бесновалось скопище обезьян, и так год за годом. А потом Бесси оказалась здесь, где тоже были люди и палки, отличался только воздух, пропахший маслянистыми соками земли. Иногда слониха слышала грохот выстрелов, ветер доносил запах крови, и Бесси знала, что здесь убивают. Вот и сейчас она сразу поняла, что джип приехал за ней.
Пыль оседала, посверкивая белыми искорками. Бесси помахала ушами, протрубила, подняла бревнообразную ногу, помахала ею туда-сюда. Старуха устала от палки, от привязи, от сухой невкусной травы и коровьего силоса, устала от солнца, воздуха, ночи, от того, что каждый день начинается с рассвета.
1 2 3 4