— Между прочим, — сказал дракон, кося в сторону ваганта желтым глазом, в котором Санди отразился во весь рост, — я ничего плохого тебе не сделал.— Неужели? — Санди нащупал на затылке шишку.— Надо быть полным кретином, чтобы работать с такими энергиями в замкнутом пространстве!— Что-что? Какие такие энергии?На страдальческой физиономии дракона изумление сменилось выражением хитрющего довольства.— Да это я так, к слову, — заявил он. — Не бери в больную голову.Санди в этот момент действительно интересовался другим вопросом, а потому последовал мудрому совету дракона.— А не опасно будет тебя освободить?— Не опасно, ничуть не опасно, — уверял дракон. — Боже упаси любого дракона причинить вред такому, как ты!Санди спустился немного вниз, к их с Бриком бывшему лагерю, и вернулся с пилой.— Не дергайся, — предупредил он дракона, устраиваясь верхом на его шее. — А то башку отпилю.Дракон замер. Санди принялся за работу.— Что я вам сделал? — спустя несколько минут заныл дракон. — Приехали тут… двое на одного… Я вас не трогал!— А чего ты хотел? — Санди прекратил пилить и свесился вниз, заглядывая в драконьи глаза. — Чего ты добивался, когда крал принцессу?— Чего-чего! Поживи тут один, без живого слова! Без живой души, и все тебя боятся. Вы, люди, небось заводите себе живность: кошек там, собак, опять же канареек всяких.— Так ты ее завёл?— Ну… Она мне понравилась. И цвет такой приятный… — дракон осекся. — Так ты пилишь?— Пилю, — отозвался Санди, давясь со смеху. — Завел, значит, себе принцессу. Ну, и где она? И мой друг?— Уехали вдвоем, и слава богу! Ух! Слезай теперь, сейчас она сама переломится.Дракон пошевелился, напрягся, сосна вздрогнула, хрустнула и распалась на два отдельно взятых бревна.— Всё? — спросил Санди.— Не… Там сучок был, он мне чешую пробил и шею пропорол. Перевязать надо, как ты думаешь? Кровь ведь течет…— А чем? — поинтересовался Санди, обозревая эту необъятную шею.— Вон там, на горочке, у меня мох растет. Он целебный, нарежь его полосами и замотай.Санди пожал плечами и отправился нарезать мох мечом, нашедшимся на пороге пещеры. Когда он вернулся, дракон уже благополучно вытащил свою заднюю часть из завала, и пока Санди обматывал его шею мхом, не проявил ни малейших признаков агрессивности.— Есть хочешь? — спросил он.— А ты? — поинтересовался в ответ подозрительный Санди.— Да нет, я ел пару недель назад.— ?!..— Ты что, на самом деле ничего о драконах не знаешь? Дракон хочет есть примерно раз в три месяца. Зато уж тогда у него разыгрывается поистине драконий аппетит. Там, в пещере, наверно, от принцессы что-то осталось. То есть, мне же приходилось ее кормить!— Чем ты ее кормил?— Мясом, разумеется. Люди ведь плотоядные.— Мясом? Только? Да ты бы ее замучил! Берешся заводить принцесс, а сам даже не знаешь, чем их кормят!— Я так понимаю, — осведомился дракон, — ты вегетарианец?Санди давно уже чувствовал зверский голод, а потому быстро остыл.— Нет, — буркнул он. — Тащи!
Потом, когда Санди пообедал, а заодно, кажется, и позавтракал, и поужинал, они сидели рядышком у входа в пещеру и любовались расстилающимся внизу видом — нахохлившийся в своей повязке из мха, словно в трогательном пушистом шарфике, дракон и Санди, полулежавший, опираясь на локоть.— Сколько времени прошло? — спросил он.— Четыре дня, — вздохнул его собеседник. — Они очень переживали за тебя, твой друг всё пытался тебя откопать. Ну, а потом увёз, наконец, принцессу. Еле я дождался, пока они уберутся. Трое суток притворялся трупом, не шевелясь и почти не дыша, а иначе твой энергичный друг мигом добил бы меня. Трое суток лежать неподвижно и чувствовать, как из тебя вытекает жизнь… И думать о смерти… Это такой ужас! Однажды осознать, что тебя — не будет! Было с тобой такое?Санди перевернулся на живот, чтобы удобнее было смотреть в драконьи глаза.— В детстве. Как правило, такое переживают в детстве. А в двадцать лет кажешься себе бессмертным. Э-э… Ну-ка, признавайся, сколько тебе лет?— Двести, — быстро сказал дракон. — Ну… немного меньше… Сто семьдесят.— Это ты примерно в каком возрасте? Только без обмана.— Ну… — дракон застеснялся. — Честно?— Я жду.— Я моложе тебя. По вашим меркам, мне где-то лет… шестнадцать.Санди фыркнул.— Я давно заподозрил что-то в этом роде. Как тебя зовут?Дракон напыжился.— Родители нарекли меня Сверкающим, Подобно Чаше Из Лунного Серебра! Между прочим, я из очень знатного драконьего рода.— Сверкающий, Подобно Чаше Из Лунного Серебра… — Санди критически оглядел стальной корпус дракона. — Это длинно. Я буду звать тебя Сверчком. Идет?— Валяй! Принцесса Дигэ тоже была со мной не слишком вежлива. Всё ругала меня… звероящером… домой просилась. Хорошо, что я от нее избавился — с тобой интереснее.— Ей ведь тоже было у тебя не слишком хорошо, верно?— А чем плохо? Я ее кормил!— Оставим в стороне вопрос о рационе принцесс. Ты лишил ее свободы. Она ведь гордая, правда? Ты можешь летать, куда захочешь… А запри я тебя или посади на цепь — ты бы мигом заболел. Ты же не спросил у нее, хочет ли она у тебя жить.— А она спрашивала своих канареек, которые живут у нее в клетке?— Если бы Дигэ пожила тут у тебя подольше, ей стало бы скучно… плохо… Она могла бы перестать есть… и умерла бы… Тебе было бы ее жалко?Сверчок всхлипнул.— Конечно! Она такая красивая, такая нежная, мягкая… Нет, я не дал бы ей умереть. Если бы я увидел, что ей совсем плохо, уж я бы отнес ее обратно.— Расскажи мне о себе, Сверчок, — попросил Санди.— А что тебе интересно?— Ну, где, к примеру, твои родственники?— А! — Сверчок махнул передней лапой. — Далеко. Я сбежал из дому. Не нравится мне с драконами. Жадные они, и любви меж ними нет. На всё им наплевать, кроме дорогих и красивых вещей. Вот и хапают, хапают всю жизнь, грабят, из-за них убивают даже… А на что им всё это, кроме как свалить в кучу, сесть сверху и хвастаться перед соседями?.. Гнездо, где я вылупился из яйца, было высоко в горах, и семья наша славилась богатством, древностью и подвигами. На счету моих предков много сожженных и разграбленных городов и убитых героев. Не знаю, в кого я такой получился. Может, мама где на стороне гульнула… чего там, с драконихами тоже случается. Может, мутация какая вмешалась зловредная, а только не могу я есть тех, кто одарен языком и интеллектом. И поговорить по душам меня тянет. Наверное, я — последний из Великих Романтиков. Сначала они надо мной смеялись, сверстники меня били, тычки отовсюду сыпались. Я обозлился! С виду-то я такой же, как все. Ну, чтобы их всех достать, взял и выкрасил гребень в красный цвет.— Ну, и чего добился? — с интересом спросил Санди.— Да ничего путного. Родственники стали меня стыдиться, а знакомые перестали здороваться. Ну… я и улетел. Нашел тут уютное местечко с красивым видом… живу вот. Знаешь, мне здесь хорошо, только поговорить не с кем. Не бросай меня, ладно? Ты ведь не принцесса, ты и сам уйти можешь, я ничего не смогу сделать, если ты захочешь уйти, а мне так одиноко!— А как ты думаешь, мои друзья переживают? Если Брик думает, что я погиб, он, наверное, места себе не находит? Мне кажется, я должен как-то сообщить, что со мной всё в порядке.Сверчок улыбнулся. Нет, серьезно, это была самая настоящая, не лишенная обаяния улыбка. Единственным не прикрытым броней местом на его теле был нос: мягкий, нежный, розовый, по форме напоминающий кошачий. От него под углом в шестьдесят градусов наклонно расходилась раздвоенная верхняя губа, тоже как у кота или зайца, а зубы были хоть и драконьи, здоровенные и устрашающие, но белые — видимо, по молодости и из-за отсутствия вредных привычек. Выражение глаз у Сверчка было самое дружелюбное, а потому и улыбка вышла искренней. Вообще, как заметил Санди, мимика у него была богатая.— С одной стороны, он, может, и переживает. Ему плохо, конечно, и всё такое. Но… знаешь, мне кажется, ты там будешь мешать. Видишь ли, когда я тут валялся трупом, мне показалось, что у них с принцессой что-то может получиться. Ты не обратил внимания, они ведь здорово подходят друг другу?Санди пожал плечами.— Почему бы и нет? — задумчиво сказал он. — Брик, в сущности, гораздо лучше, чем сам о себе думает. Пора бы уж и ему повзрослеть. Может, и правда, не стоит встревать сюда. Любовь ведь дело тонкое, а, Сверчок? Они были бы красивой парой, как ты думаешь?— Я мысли не умею читать, — признался дракон, — но кое-какие сильные чувства драконы улавливают. Физиология у нас такая, а у вас, людей, энергетика мощная. Так вот, этот твой приятель принцессе очень понравился. Я все-таки к ней не совсем равнодушен, мне бы хотелось, чтобы у нее личная жизнь сложилась.— Ну что ж, дай-то бог. — Санди поднялся. — Исчезнем на время.— Да тебе не будет скучно! — обрадовался Сверчок. — Я буду твоим другом.— А не думаешь ли ты втихомолку, что теперь ты меня завёл?— Считай, что ты сам меня завёл, если тебе обидно.— Ладно, — сказал Санди. — Ты сам напросился. Я тебя изучать буду.
— Итак, от носа до хвоста без малого пятьдесят футов. Ты ведь будешь еще расти?— Буду, — заверил Сверчок. — И в ширину тоже.— Ага. Диаметр в талии — восемь футов. Поднимись на ноги. Спасибо.— Сейчас что измеряешь? — поинтересовался дракон.— Высоту в холке. Да, здоров ты, брат. В холке ты будешь пятнадцать футов. Эй, а это что?— Крыло, не видишь, что ли.Крыло было перепончатое, мощное, натянутое на длинные толстые кости и защищенное мелкими стальными чешуйками. Санди тут же загорелся измерить размах крыльев Сверчка.— Та-ак, — бормотал он. — Тип — позвоночные, класс — рептилии, отряд — перепончатокрылые…Сверчок покорно терпел все эти измывательства, поворачиваясь и поджимая лапы, как ему было указано.— Всё? — рискнул, наконец, спросить он.— Снаружи, пожалуй, всё. Ну, Сверчок, теперь пора узнать, как ты устроен внутри.Сверчок перепугался, глаза его отразили чувство глубочайшего обманутого доверия.— То есть как?— А так. Мне вот интересно, как это ты огонь выдыхаешь. Ты ведь выдыхаешь? Давай рассказывай.— А, ну если ты на слово мне поверишь, то это еще ничего.— Помилуй бог, Сверчок, что ты обо мне подумал?!— Да так, разное всякое. Огонь, значит? Ну, я так думаю, внутри у меня горит огонь. То ярче, когда я, скажем, голоден, или зол, или испуган, или завёлся, или испытываю еще какое-то сильное чувство, то слабее — это если я сыт, спать хочу, или мне нос чешут.Санди поднял руку и почесал розовую бархатку драконьего носа, достигавшую полутора футов в диаметре. В таинственном огненном чреве дракона родился утробный низкий звук, схожий с ревом отдаленной лавины.— Ты что?— Это мне приятно, — томно протянул Сверчок. — Еще, пожалуйста.— Пожалуйста, мне не трудно. Сверчок, а где огонь? В желудке или в легких?— Не знаю, право, — отвечал разомлевший Сверчок. — Но, я надеюсь, ты не будешь меня резать?— Нет-нет. Выдохни немного огня.— Вот смотри, — стал объяснять дракон, — если я выдыхаю носом, получается дым. Или это пар?Из его ноздрей закудрявились две тоненькие струйки дыма.— А если я выдохну ртом… Отойди в сторонку…Из разверстой пасти Сверчка полыхнул двадцатифутовый огненный язык.— Ого!Довольный произведенным эффектом, Сверчок аккуратно затоптал дымящуюся траву.— Знаешь, я подумал и решил, что это все-таки в желудке. Но вообще-то, я не совсем уверен, что у меня есть вся эта требуха. Я же только наполовину зверь, а наполовину — машина.
Вечерело. Вход пещеры был обращен на запад, и вид на садящееся за реку солнце открывался чудесный. Огненное полотнище заката становилось всё уже, будто кто-то, спрятавшийся за горизонтом, скатывал его в трубочку.— По-моему, — рассудил Сверчок, — у нас был трудный день. Завтра приведем в порядок пещеру — надо же нам где-то жить, а сегодня переночуем под открытым небом. Сегодня ясно, а я люблю звезды. Они красивые, хоть им на нас наплевать. Как принцесса Дигэ.— Ты ворочаешься во сне? Раздавишь еще…— Не беспокойся, можешь устраиваться поближе. Я теплый.А когда Санди уютно свернулся где-то в области левой передней лапы, Сверчок спросил:— А ты мне о себе расскажешь? Мне тоже интересно.Глядя в небо и чувствуя рядом с собой толчки драконьего пульса, Санди рассказал свою историю.Он был подкидышем. Его подбросили в монастырский приют Бычьего Брода, когда ему было несколько недель от роду. Его появление там было отмечено страшным пожаром. Кое-кого из детей монахи успели вывести, но старая крыша рухнула слишком быстро, погребая под собой многих воспитателей и воспитанников. Страшнее трагедии тихий Бычий Брод не помнил. А утром следующего дня среди еще горячих углей и дымящихся балок абсолютно невредимым обнаружен был он.Вскоре после этого его усыновила пожилая бездетная чета. Муж был профессором в местном Университете, жена вела домашнее хозяйство. Поскольку при пожаре сгорели все метрики, да никто из оставшихся в живых не был к детям настолько близок, чтобы определить крещеное имя именно этого младенца, на свой страх и риск профессор назвал его Александром — в честь Александра Великого. Мать не могла нарадоваться на никогда не болеющего, ничего не теряющего, аккуратного, как не всякая девочка, малыша. Профессор первым обратил внимание на то, что подобное поведение для мальчика совершенно ненормально. В голову достойного мужа науки частенько приходили мысли, далекие от официальной церковной доктрины, а потому соображения свои он от жены скрыл, а вот с Санди — к тому времени уже пятнадцатилетним — поделился и посоветовал насчет всего этого держать ухо востро, а язык — на замке. Санди провел несколько экспериментов над собой и, проанализировав статистические данные, перепугался. Теперь он действительно не знал, что он такое. В остальном он был совершенно нормальным и пользовался всеобщей симпатией. Ему вовсе не хотелось попасть на костер или подвергнуться гнусному издевательству под названием «изгнание беса»…— И правильно, — вставил Сверчок. — Ты не обидишься, если я предположу, что ты, видимо, нехристь? Крещение — это, если я правильно понимаю, обряд посвящения христианскому богу, после чего тот имеет на тебя какие-то права, и ты вынужден играть по его правилам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18