Передовые части наступающих войск выдвинулись к району взрыва через 2,5 часа. Атакующие подразделения в средствах защиты прошли в 500—600 метрах от эпицентра, получив дозу облучения 0,02—0,03 рентгена, а в танках в 4—5 раз меньше. Конечно, труднее всех пришлось тем пехотинцам, которые после окончания артподготовки и нанесения бомбовых ударов шли вслед за танками через эпицентр атомного взрыва. Участник учений И. Вухановский, майор медицинской службы, рассказывал: «Я оказался в эпицентре уже через полчаса после взрыва. Земля превратилась в шлак и была как бы взбита. Везде догорали пожары, взлетали и падали птицы с обожженными крыльями. Многие подопытные животные сгорели заживо, немало было раненых коров, овец, лошадей. Здесь я воочию убедился, сколь антигуманно это оружие» {113}. К вечеру прозвучал сигнал отбоя.
Через несколько дней после учений в «Правде» появилось короткое сообщение ТАСС: «В соответствии с планом научно-исследовательских работ в Советском Союзе произведено испытание одного из видов атомного оружия. Получены ценные результаты, которые помогут успешно решать задачи по защите от атомного нападения».
В дальнейшем выявились более тяжкие последствия радиационного облучения и радиоактивного заражения местности, отчего пострадало местное население. Лишь в 1990 году, после снятия подписки о неразглашении государственной тайны, был образован комитет ветеранов подразделений особого риска, поставивший перед собой цель выявить всех живых участников Тоцких войсковых учений, а также испытаний ядерного оружия.
С появлением в СССР носителей атомного оружия — ракет и самолетов — советские Вооруженные Силы вступили в новый этап своего развития. Боевые возможности сухопутных войск ВВС и ВМФ резко повышались. Но необходимо было качественно перевооружить войска ПВО, потому что те средства борьбы с воздушным противником, которые использовались в годы Второй мировой войны и первое время после нее, были уже непригодны для борьбы со скоростной, оснащенной аппаратурой радиоразведки и помех американской и английской реактивной авиацией. В предвидении возможного массированного воздушного нападения с применением ядерных боеприпасов, которым угрожали нам США, советское правительство принимало энергичные меры к тому, чтобы усилить противовоздушную оборону, повысить ее боевые возможности, сделать ее непреодолимой для средств воздушного нападения вероятного противника. Развитие войск ПВО шло по многим направлениям. В СССР появились реактивные истребители-перехватчики, радиоуправляемые зенитные орудия, новые радиолокационные и радиотехнические средства, испытывались и принимались на вооружение зенитные ракеты, новейшие средства радиоэлектронной борьбы, шла интенсивная подготовка к автоматизации средств управления различными системами оружия противовоздушной обороны.
Нужно сказать, что перевооружение шло не без трудностей. Взять хотя бы реактивную истребительную авиацию. Так, например, когда в 1947 году советскому правительству были предложены два новых истребителя — поршневой Ла-11 конструкции С. Лавочкина и реактивный МИГ-9 А. Микояна, Сталин отдал предпочтение Ла-11. Даже когда сам Лавочкин рекомендовал пустить в серию МИГ-9, Сталин сказал: «Ла-11 — это самолет, на котором уже все дефекты устранены, есть летчик, который его испытывал, и разработана технология его использования. А что такое МИГ-9? Груда металла» {114}. Но вскоре он осознал значение реактивной авиации. И уже 1 мая 1947 года на воздушном параде в Москве МИГ-9 был продемонстрирован общественности.
МИГ-9 был первой ласточкой. Развитие реактивной авиации в СССР шло форсированным темпом, и уже в конце 1947-го конструкторское бюро А. И. Микояна выпустило МИГ-15, которому суждено было сыграть особую роль в воздушных битвах с американской авиацией во время войны в Корее.
Не остались без внимания и трофейные реактивные немецкие истребители МЕ-262. Советские авиаконструкторы воспользовались возможностью сравнить этот германский реактивный самолет с аналогичными советскими моделями. Летчик-испытатель А. Г Кочетков по заданию НИИ ВВС совершил 15 августа 1945 года первый полет на МЕ-262. В отчете об этом событии было отмечено, что «трофейный самолет МЕ-262… обладает большим преимуществом в максимальной горизонтальной скорости перед современными отечественными и иностранными истребителями с ВМГ (винтомоторная группа, то есть поршневые самолеты) и имеет удовлетворительную скороподъемность и дальность полета. Плохие взлетные свойства самолета с газотурбинными реактивными двигателями требуют больших взлетных полос длиной до 3 километров или применения специальных ускорителей взлета (пороховые или жидкостные ракеты)».
Однако производить и осваивать этот самолет в СССР не стали. Известный советский авиаконструктор А. С. Яковлев писал в своей книге «Цель жизни. Записки авиаконструктора»:
«На одном из совещаний у Сталина при обсуждении вопросов работы авиационной промышленности было рассмотрено предложение наркома А. И. Шахурина о серийном производстве захваченного нашими войсками реактивного истребителя „Мессершмитт-262“. В ходе обсуждения Сталин спросил, знаком ли я с этим самолетом и каково мое мнение.
Я ответил, что самолет МЕ-262 знаю, но решительно возражаю против запуска его в серию, потому что это плохой самолет, сложный в управлении и неустойчивый в полете, потерпевший ряд катастроф в Германии. Если он поступит у нас на вооружение, то отпугнет наших летчиков от реактивной авиации. Они быстро убедятся на собственном опыте, что это самолет опасный и к тому же обладает плохими взлетно-посадочными свойствами.
Я заметил также, что если будем копировать «Мессершмитт», то все внимание и ресурсы будут мобилизованы на эту машину, и мы нанесем большой ущерб работе над отечественными реактивными самолетами.
Наконец, нужно было учесть, что у наших конструкторов по реактивным самолетам дела шли успешно. Артем Микоян работал над двухмоторным истребителем МИГ-9. Мы построили одномоторный истребитель ЯК-15, в октябре 1945 года он был уже на аэродроме, делал пробежки и подлеты».
Но все-таки попытка создать истребитель на базе МЕ-262 была предпринята в 1946 году на опытном заводе ОКБ П. О. Сухого. Построенный там самолет был тоже оснащен двумя реактивными двигателями и конфигурацией весьма напоминал МЕ-262. Отличался он лишь несколько измененной формой крыла. Самолет был испытан в полете тем же летчиком А. Г. Кочетковым. Он мог развивать скорость до 885 км/ч, имел потолок 12 800 и дальность 1200 километров. Однако в серию самолет не пошел, поскольку к тому времени ОКБ Сухого выпустило новый реактивный истребитель с лучшими характеристиками. Появился и усовершенствованный вариант истребителя МИГ-15. Он стал называться МИГ-17 и надолго вошел в историю ПВО.
Много внимания уделяла советская конструкторская мысль созданию зенитных управляемых ракет. В НИИ-88, который разрабатывал главным образом ракеты класса «земля — земля», существовал некий отдел № 4, возглавляемый Е. В. Синельщиковым. Этот отдел занимался проектированием зенитных управляемых ракет (ЗУР) с головкой самонаведения. В своей работе отдел опирался на трофейную немецкую зенитную ракету «Вассерфаль». В Германии она не вышла за стадию испытаний, и теперь в СССР ее намеревались использовать при создании советских ЗУР. Зенитными ракетами немецкого происхождения занимался ряд отделов, стремившихся усовершенствовать немецкие управляемые зенитные снаряды «Шметерлинк», «Рейнтохтер», неуправляемые ракеты «Тайфун», а также двигатели к ним.
Работам над зенитными ракетами советское правительство придавало важное значение. В условиях, когда «холодная война» набирала силу, требовалась мощная противовоздушная оборона, способная надежно противостоять воздушным армадам вероятного противника. В первую очередь необходимо было защитить от воздушных ударов хотя бы основные жизненно важные административно-политические центры и военно-промышленные объекты страны. И тогда решено было создать систему противовоздушной обороны Москвы, основанную на управляемых зенитных ракетах. В разработке советских зенитных ракет немалая роль отводилась немецкому опыту в создании зенитного оружия. В августа 1950 года Совет Министров СССР вынес постановление о создании вокруг Москвы кольца зенитно-ракетной обороны. Работу эту возглавил всемогущий Л. П. Берия. Под его эгидой специально сформированное при Совете Министров 3-е Главное управление возглавило работы в этой области.
На НИИ-88 выпал жребий довести «Вассерфаль» до такого уровня, чтобы на ее базе создать эффективную управляемую зенитную ракету. Проблемами управления занимался НИИ-885 (бывший телефонный завод). Однако дела с «Вассерфалем» шли туго. Это имело свои причины. Во-первых, немецкие ракетчики в разработке Фау-2 и Фау-1 преуспели гораздо больше, чем в работах над зенитными ракетами, поскольку проблемы управления последними были гораздо сложнее, чем ракетами класса «земля — земля». Во-вторых советские руководители проектов зенитных ракет в 40-е годы не пользовались в своих коллективах таким непререкаемым авторитетом, как создатели Р-1 и Р-2 и других ракет класса «земля — земля». И если в Пенемюнде немцы произвели десятки пусков «Вассерфаль», хотя и неудачных, то к концу 40-х годов команда Синельщикова и С. Л. Берии (сын Л. П. Берии) не пошла дальше стадии чертежей ЗУР, очень напоминавшей «Вассерфаль». В итоге разработка трофейных ЗУР была прекращена, а созданием советских зенитных ракет занялось 3-е Главное управление и подчиненное ему КБ-1. В 1953 году ЗУР конструкции С. Лавочкина успешно поражали самолеты-мишени ТУ-4 на том же полигоне в Капустином Яре, где испытывались и ракеты С. Королева.
Велись интенсивные работы по созданию первого в СССР зенитного ракетного комплекса С-25 «Беркут». Первый пуск этой зенитной ракеты С-25 был произведен 25 июля 1951 года. В октябре того же года под Москвой начались испытания опытного образца радиолокационной станции наведения этих ракет. Участник работ по созданию С-25 полковник запаса Михаил Бородулин вспоминал:
«В апреле пятьдесят первого нам, выпускникам военной академии, предложили заполнить одну анкету. А 6 июня небольшую группу лейтенантов принял начальник реактивного факультета генерал-лейтенант артиллерии Сергей Федорович Ниловский. Только несколько дней спустя мы узнали, что он уже к тому времени был назначен начальником полигона зенитных ракетных войск. Поговорили о том, о сем, а потом Ниловский говорит: завтра быть на Центральном аэродроме. Спросили: куда полетим? Узнаете в самолете, отвечает. Так мы попали в Капустин Яр. Мы занимались подготовкой ракет Лавочкина к пуску.
Стрельба шла интенсивная. Немалое мужество требовалось от летчиков. Они поднимали мишени, выводили их на трассу и катапультировались. Дальше мишени шли на автопилоте. За ними — два истребителя сопровождения. Если ракетчики промахивались, то они добивали мишени… И вот наступило 25 мая 1953 года. Бомбардировщик ТУ-4 на высоте 7 километров уничтожается ракетой с осколочно-фугасной головной частью Е-600. Тот день и считается днем рождения в России нового вида оружия — зенитного ракетного, способного эффективно вести борьбу с самолетами и другими аэродинамическими средствами нападения в любых погодных условиях, днем и ночью» {115}.
До лета 54-го на полигоне в Капустином Яре проводились интенсивные контрольные стрельбы по самолетам ИЛ-28 и ТУ-4 с целью оценить эффективность и определить зоны поражения ЗУР. Потом система была представлена на госиспытания.
С 25 июня 1954-го по 1 апреля 1955 года создатели С-25 осуществили 69 пусков ракеты. 21 апреля экзамен держал штатный армейский полк. Стрельбы прошли успешно. И в мае 1955 года первая отечественная зенитная ракетная система поступила на вооружение Войск ПВО страны.
Зенитные ракетные комплексы С-25 образовали два кольца вокруг Москвы. Система позволяла одновременно обстреливать до 20 целей на высоте от 3 до 25 километров. Каждому полку отводился отдельный сектор, в пределах которого он осуществлял прикрытие объектов. Так Москва была защищена от возможного воздушного нападения.
Но только Москва. Воздушное пространство остальной территории СССР по-прежнему охранялось истребительной авиацией и более совершенными системами зенитной артиллерии. Эти средства могли надежно защищать небо Советского Союза от массированного нападения только поршневых стратегических бомбардировщиков и реактивной авиации первых моделей (В-36), но они не могли бороться со скоростными (1000 км/ч) и высотными (16—17 тыс. м) целями. Кроме того, уязвимым местом советской ПВО были слабо оснащенные радиотехнические войска (радиолокационные станции), особенно в северных районах страны.
Все эти серьезные военные приготовления противостоявших сторон к глобальной ядерной войне были порождены враждебной политикой недавних союзников по антигитлеровской коалиции. Речь Сталина на предвыборном митинге накануне выборов в Верховный Совет СССР 9 февраля 1946 года призывала советский народ к бдительности в отношении замыслов мирового империализма. Фултонская речь У. Черчилля (5 марта 1946 года) объявляла Советский Союз страной, которая опустила «железный занавес» над Европой. Эта речь стала манифестом «холодной войны».
В марте 1947 года была провозглашена так называемая «доктрина Трумэна». В ее основу была положена идея «сдерживания коммунизма». Предусматривалось установить в мире гегемонию США и союзных им западных держав. «Сдерживание коммунизма» мыслилось как борьба против левых сил, которые после войны получили большое влияние в капиталистических странах Европы, как пресечение стремления СССР создать просоветский блок с соседними с ним странами, как развертывание сети американских военных баз в регионах, прилегающих к Советскому Союзу и обеспечение необходимых военно-политических условий для проведения политики «с позиции силы» всеми методами, кроме войны {116}.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64