Видимо, свою комнату он как раз отдал ей. Впрочем, неудобства или стеснения из-за данного обстоятельства Кристина совсем не ощущала. Это пусть Ваньке икается, что из-за него человеку пришлось ей свою постель отдавать, а она тут — совершенно ни при чем.
Странно, но собранная раскладушка стояла, прислоненной к стене, и Фомича нигде не было видно. Озадаченная Кристина даже позвала его — бесполезно. Никто не отозвался. Уже ушел. Надо же! Куда его в такую рань понесло?
Отсутствие Фомича располагало к тщательному изучению его дома, чем Кристина и не преминула заняться. Может быть, со стороны это выглядело не слишком хорошо, но она должна была знать, куда ее забросило, и с каким человеком придется провести ближайшие пару-тройку дней. То, что ни сегодня, ни завтра она ни в какой поселок не пойдет, было очевидно. Без денег на дальнейшую дорогу весь этот поход терял всякий смысл. Значит, перво-наперво, надо найти, где хозяин хранит свои сбережения.
Заначку Фомича Кристина обнаружила быстро. Впрочем, назвать это заначкой язык как-то не поворачивался, поскольку деньги лежали на самом видном месте в буфете. На вид — что-то около трехсот-четырехсот рублей. Отлично, ей этого хватит. Пусть пока лежат. В крайнем случае, если Фомич откажется ссудить ее этими финансами, придется забрать их самой, и тогда пусть Ванька рассчитывается за все. Это — не кража, а вынужденный шаг, на который ее толкнули обстоятельства.
Значительно повеселев оттого, что перспектива возвращения домой стала принимать более конкретные формы, Кристина отправилась рассматривать остальное убранство домика лесника. Фотография, которую она заприметила еще в первое свое появление здесь, оказалась портретом покойной жены Фомича, только уже в возрасте. Почему-то она показалась Кристине знакомой, хотя раньше они явно нигде не пересекались. Да и не могли пересечься, это понятно. Видимо, такой у нее типаж лица, довольно обтекаемый и распространенный. В одной книге по физиогномике Кристина еще давным-давно прочитала, что все человеческие лица сводятся то ли к шестнадцати, то ли к двадцати основным типам. То есть найти похожего на себя человека не настолько сложно, как представляется. Была еще одна фотография, где Фомич с женой и двумя маленькими детьми на коленях, мальчиком и девочкой, позировали перед объективом, как и множество других семей той эпохи. Мальчик был одет в матросский костюмчик, а то, что младший ребенок — девочка, можно было определить только по пышному платьицу, поскольку какая-либо прическа на ее головке отсутствовала ввиду крайне нежного возраста. Интересно, сюда они заезжают когда-нибудь? Фомич ведь ничего не сказал о том, какие у него отношения с детьми. Впрочем, скорее всего, нормальные. Просто живут далеко друг от друга, да и связи нет никакой.
Обойдя оставшиеся закоулки дома минут за десять и не найдя для себя ничего интересного (художества Фомича не в счет), Кристина начала заниматься завтраком. В холодильнике обнаружился кусок сыра и штук восемь яиц. Лук и чеснок лежали там же, на соседней полке. Нашлось и масло, сливочное и подсолнечное.
Яичница получилась на славу. Кристина давно уже не ела с таким аппетитом собственноручно приготовленные блюда. Впрочем, если по совести говорить, то в последний раз она готовила — и не вспомнить когда. Обычно завтракала бутербродами, если было желание — делала горячие бутерброды а-ля мини-пицца в микроволновке. На обед — горячий суп или лапша из разряда быстрорастворимых и фрукты. На ужин — либо бутерброды, либо опять что-то из «быстрой» кухни. Единственный человек, кто мог полновластно хозяйничать на ее кухне и готовить что-то человеческое — это Иван. Когда он приходил, он обычно сразу же шел на кухню и начинал что-то резать, кипятить и жарить. А потом звал Кристину к столу.
Ну, надо же! Даже смешно получается: Иван ее сюда завел, как Сусанин, и бросил, а она о его стряпне вспоминает, и о том, как классно он готовит. Да, получается, после ее возвращения готовить будет некому. То, что они разругаются в пух и дым, даже сомнению не подлежит.
Кристина доела яичницу и отправилась мыть посуду. Вопреки ее опасениям, стандартный «фейри» имел место быть, равно как и нормальная губка для мытья посуды. А то еще пришлось бы какими-нибудь дурно пахнущими тряпочками весь жир отскребать. Нет, спору нет: Фомич — вполне продвинутый мужик.
Когда она уже сметала полотенцем крошки со стола, вернулся хозяин дома.
— О, уже хозяйничаешь? Молодца! Позавтракала уже?
— Да, я себе яичницу приготовила. А вам сделать?
— Да я давно уже на ногах, у меня завтрак в пять утра случается. Но чаю с тобой попью. Сейчас самовар засмолим и замутим. Ты ж наверняка одной водой обошлась?
— Ну, да. Сначала решила в ковшике вскипятить, а потом обнаружила, что заварку не могу найти.
— Да она ж на самом виду у тебя! Вон, в железной банке! Давай, ты пока заварной чайник сполосни, а я на улицу. Как закончишь — подходи. Наверняка еще не видела, как самовары разжигать.
— Если правильно помню детские книжки, то там вроде сапог нужен? Его как-то сверху крепят, только для чего, я так понять и не смогла.
— Ну, мы и без него обойдемся, тем более что сапог должен быть с мягким голенищем, чтоб его можно было как меха туда-сюда разводить и воздух к углям нагонять. А кирзовый или резиновый сюда, ясное дело, ни к селу, ни к огороду. Кстати, гулять по лесу пойдешь?
— А можно?
— Само собой, можно! Я тебе все ближайшие окрестности покажу, озера наши с речушкой, а если появится желание, завтра-послезавтра и подальше отправимся, будем хозяйство по периметру обходить.
— А зачем это надо? Начальства у вас вроде как нет, по крайней мере, никто за вами не наблюдает. Так зачем каждый день вставать ни свет, ни заря, идти куда-то далеко? Лес — он ведь как стоял, так и будет стоять, ничего с ним ни случится?
— Я отвечаю за этот лес. И должен знать, что в нем происходит. Вот сегодня полодырничаю, завтра полодырничаю и не замечу, что у меня на болоте торфяник тлеть начал. Вон, в прошлом году в области от дыма аж продохнуть было нельзя, я тут по своим делам мотался, смотрю: елки-палки! У соседей леса-то вдоль дороги мертвые да сухие стоят! Аж нехорошо мне стало, как представил, что такая напасть в моем хозяйстве может приключиться. У меня торфяников немного, почитай, всего один, да и тот небольшой, но даже если он полыхнет, столько урону будет! Не дай Бог верховой пожар пойдет, столько птицы да зверья погибнет!
— Да, я помню эти пожары; у нас в Москве и то было не продохнуть от дыма. После пяти вечера соседних домов не видно, сплошное сизое марево. А что такое верховой пожар? Или еще низовой есть?
— Есть и низовой. Низовой — это когда какой-нибудь раздолбай костер разведет, а погасить забудет, а от него валежник займется, корни деревьев обгорят. Этот еще можно быстро затушить. А вот верховой — страшная вещь. Это когда пожар дошел до той стадии, что огонь с дерева на дерево перепрыгивает, быстро-быстро, а так как температура вокруг страшно высокая, то дерево сразу же как спичка вспыхивает. Такие обычно с воздуха специальной техникой тушат. Сбрасывают пену на очаги возгорания, чтобы кислород огню перекрыть. А люди в это время либо окапывают горящий участок, либо начинают его водой гасить. Только опасно это очень. Если пламя не смирится, придется срочно всех эвакуировать, пока еще большей беды не случилось.
— Ну ладно, летом вы ходите, смотрите, чтобы пожаров не было. А весной, осенью, зимой что делаете?
— В охотничьи сезоны путевки выдаю на отстрел дичи и слежу, чтобы больше, чем положено не подстрелили. Опять же: веду учет, сколько у меня какого зверья в хозяйстве в этот год водится. Зимой подкармливаю их, солонцы устраиваю, осины подрубаю, тропы прокладываю на подкормочные площадки. Если лед сплошной на озерах встает, приходится проруби делать, чтоб рыба не задохнулась. Когда сезон охоты закрывается, браконьеров гоняю. Если какого хищника в лесу в этот год много развелось, хожу, отстреливаю. Вон, три года назад от волков спасу не было, даже в поселке средь бела дня появились. Так каждый день с ружьем уходил. И до заката, на лыжах.
— А вам зверей не жалко?
— Жалко, конечно. Но здесь вот что понимать надо: вот ты в магазине говядину купила, ты ж не задумывалась о том, что ради того, чтоб ты пошла и ее купила, корову забили? Так и здесь. Только люди, которые поохотится приезжают, они здесь душой отдыхают, а уж если удается королем охоты стать — это вообще счастье!
— Ну, пусть бы покупали свою говядину в магазине, что ж они именно сами ее застрелить норовят?
— А это уже древний мужской инстинкт добытчика срабатывает. Сам, своим умением зверя добыл. Зверь, он же тоже умный, просто так на выстрел не выйдет. Значит, надо к нему подкрасться правильно, прицелится метко, чтобы не подранить, не покалечить, а сразу наповал. Это ж целое искусство!
— Для меня это все равно не понятно. Что так, что этак — все равно же убийство.
— А ты тогда так посмотри: путевки выдаются не просто так, а за плату. На эти деньги охотхозяйство может новые деревья посадить взамен сгоревших да срубленных, патронами на зиму запастись, чтоб тех же волков гонять. Да и сами охотники: у каждого свои проблемы, свои заботы. Так он в лес приехал, поохотился — не важно, взял зверя, не взял — и вроде как успокоился, может дальше работать, дела решать, потому что душа очистилась, освободилась. А если перекрыть ему эту отдушину? Все может и инфарктом обернуться очень даже просто. Перегорит человек, и все.
— Ну, пусть другое себе занятие найдет. В шахматы играет…
— А если эти шахматы ему как корове седло? Сама-то играешь?
— Нет.
— То-то же. Да и это совсем другое дело. Словами не объяснишь. Это показывать надо, чтоб человек сам почувствовал. А то у нас как разговор глухого с немым получается. Ладно, давай самовар разводить, а то так и останемся без чая.
* * *
Ленка играла с Санькой, подсовывая ему то одну, то другую игрушку. Санька брал их, очень внимательно рассматривал, пробовал на вкус, тряс в руке. Потом, вопя что-то нечленораздельное, бросал далеко в угол комнаты и очень радовался, когда мама шла за ними и приносила обратно. Ленка давно заметила, что Саньке быстро надоедают все игрушки, но в то же время он забывает, какими играл, а какими еще нет. Поэтому она просто разделила всех его плюшевых зайчиков, собачек, мишек, хрюшек примерно на три части, и раз в неделю меняла содержимое игровой коробки. Санька искренне радовался, увидев что-то незнакомое (читай — позабытое), и с азартом лез в коробку, доставая все «новые» и «новые» игрушки.
На самом деле, Ленку трясло. Она специально села играть с Санькой, чтобы хоть как-то успокоить себя. Вчера, когда она приехала, они проговорили с мамой полночи, а сегодня, скорее всего, предстоял еще очень тяжелый разговор с Олегом. А то, что он обязательно приедет сюда, она нисколько не сомневалась. Он был не из тех, кто на прощание подарит цветы и душещипательным голосом произнесет «мы все равно останемся друзьями». И как назло, даже поговорить об этом не с кем. Единственная близкая подруга — Кристина, сейчас где-то отдыхает. По крайней мере, так сказал Лесничий. А с другими знакомыми общаться на эту тему совершенно не тянет. Признаваться в том, что самая бурная любовь в твоей жизни обернулась полным кошмаром — нет уж, увольте. Да и самой обидно ужасно. Кто б сказал, что все так глупо закончится!
Мама, как ни странно, считает, что она тоже в этом виновата. Мол, надо было сразу мужа приучать, чтобы он сам, по собственному желанию, жену куда-нибудь отдыхать вывозил, и не окриками, а лаской. А как с этим верзилой лаской говорить? Он чуть что — сразу в атаку бросается. Хочешь — не хочешь, а приходится обороняться. Не жизнь, а сплошная война. Да и что касается финансов, мама считает, что Олег и так много денег в семью приносил. Да как же много, если постоянно то на одно, то на другое не хватает! И с тем, что Ликвидатор ребенка не увидит, мама категорически не согласна. Мол, негоже отцу отказывать в праве видеться с сыном, даже если родители и не расписаны между собой. Папаша, дескать, из Олега, может, и не самый лучший получился, но отец все-таки! И как мог, он свои отцовские обязанности выполнял. Нет, в данном вопросе мама ее все-таки совершенно не понимает. Хорошо хоть из дома не выгоняет, хотя и рассказала назидательным тоном в сотый раз историю о том, как в свое время ее родители в подобной ситуации на порог не пустили, велели к мужу возвращаться. Ну и что?!! Вернулась, прожили они вместе еще несколько лет, а потом все равно развелись. И стоило столько времени впустую терять?
Ленка прекрасно отдавала себе отчет, что боится, физически боится Олега. Он ни разу не поднимал на нее руку, но в сложившейся ситуации она не могла дать стопроцентную гарантию, что все обойдется без рукоприкладства. Одного его удара достаточно — и все, больница. А то, что у него на нее кулаки уже не раз чесались — это факт. Она же не слепая! Да и ругаться нет уже никаких сил. И в прощальном письме все написала, как на духу. Чего тут еще выяснять?
На самом деле, решение уйти от Олега возникло не внезапно. Оно зрело вот уже, наверное, месяца три. Но если раньше Ленка сама себя уговаривала, мол, надо потерпеть, все наладится, то вчера четко поняла: ничего не наладится просто так. Уже первые седые волосы появились из-за всех этих скандалов, а что дальше-то будет? Первые морщины? А ей, между прочим, только-только тридцатник исполнился. Не тот возраст, чтобы на себя рукой махнуть.
А кстати: будут ли они еще когда-нибудь с Олегом жить как муж и жена? Наверное, нет. Двух лет вполне хватило, чтобы проверить их на взаимную совместимость. Вернее, несовместимость. В принципе, если бы не Санька, все еще могло бы подольше протянуться. Все проблемы начались только с рождением сына. Хотя Олег, вроде бы, говорил, что это для него желанный ребенок. А вел себя совершенно противоположно. Нет, когда из роддома забирал, дико радовался, перед друзьями хвастал, вон, мол, какой у меня хлопец получился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36