Некоторые парни предпочитают заниматься сексом на заднем сиденье машины, а другим подавай кровать и чистые простыни. Этот парень – чистоплюй и наверняка захочет понежиться на постели.
Возможно, виной тому была головная боль, возможно, усталость, но предложение посетителя ее нисколько не заинтересовало. К тому же он был, что называется, не ее тип. Богатенький, избалованный мальчик. Наверняка эгоист. Такие любят получать, а отдавать не научились. Заниматься с ним сексом – зря терять время.
– Я бы не прочь, – солгала она, – но мне пора домой.
– Значит, отказываетесь? – Он нахмурился, и самоуверенная улыбка у него на губах увяла.
– Отказываюсь.
– Тогда, быть может, в другой раз? – Молодой человек уже больше не улыбался. Казалось, своим отказом Габриэль основательно подпортила ему настроение. – Завтра, к примеру?
Его настойчивость стала утомлять Габриэль, и она мысленно пожелала ему провалиться сквозь землю.
– Послушайте, – сказала она со вздохом. – Вы, наверное, милый парень и все такое, но, увы, не в моем вкусе. Я ясно выразила свою мысль?
Глаза красавчика злобно блеснули.
– Ты, стало быть, меня прогоняешь? – спросил он, недоверчиво хмыкнув.
– Именно.
В эту минуту Габриэль ужасно хотелось расхохотаться – до того у него был глупый вид. Хотя ей и удалось сдержать себя, уголки ее рта предательски подергивались.
Посетитель покраснел, как рак.
– Значит, ты меня отвергаешь? Ты – жалкая стриптизерша, дешевая шлюха, которой грош цена?
Инстинкт не подвел Габриэль. Парень оказался негодяем.
– Не понимаю, к чему было расточать мне комплименты и улыбаться? Спросили бы сразу, сколько я беру за ночь, – и все дела! Все вы, богатенькие ублюдки, одного хотите.
Сдерживая ярость, он сделал шаг в ее сторону.
– Я так и поступлю. Ну, сколько ты обычно берешь? Сразу предупреждаю, что готов заплатить вдвое!
На этот раз Габриэль не выдержала и расхохоталась. Прямо ему в лицо. Отсмеявшись, она сказала:
– Сходи в ванную и поиграй со своей пипкой!
С этими словами она вышла из комнаты и захлопнула дверь.
На улице было темно и душно. Габриэль оставила свой «Гремлин» на противоположной стороне улицы, в узком тупичке. Свет с улицы туда почти не попадал, и Габриэль едва могла различить силуэты двух стоявших там машин – своей и Джино.
Добравшись до своего «Гремлина», Габриэль провела рукой по дверце, отыскивая на ощупь замок.
У нее за спиной хлопнула дверь.
Кто это там? Джино?
Габриэль нащупала наконец круглую металлическую пуговку замка.
– Хорошо, что ты еще не уехал, – сказала она через плечо, доставая ключ и прилаживая к замочной скважине. – Только что один придурок пытался меня снять.
Не успела она вставить ключ в замок, как чьи-то грубые, сильные руки схватили ее за плечи.
Это не Джино!
Прежде чем она успела повернуться и взглянуть на того, кто стоял у нее за спиной, ее с такой силой толкнули вперед, что она влепилась лицом в стекло дверцы машины. Потом ее схватили за волосы, а в следующее мгновение Габриэль почувствовала у себя на горле чьи-то цепкие пальцы.
– Шлюха!
Голос был мужской, но неестественно высокий. Казалось, его обладатель от ярости давал петуха.
– Тупая, глупая шлюха! – Пальцы стали сжиматься на ее горле.
Потом неизвестный с такой силой ее встряхнул, что у нее лязгнули зубы.
Она бы сейчас заорала – и как! – если бы не лежавшая у нее на горле рука, не дававшая ей вздохнуть.
Габриэль, извернувшись, просунула руку за спину и впилась ногтями в лицо насильника.
Тот вскрикнул от ярости и боли, но хватки не ослабил, горла не отпустил и, оторвав ее от машины, потащил в темную аллею. Потом, изменив, по-видимому, свое первоначальное намерение, он прислонил Габриэль к контейнеру для мусора и стал с силой бить ее головой о металлическую крышку.
«Еще немного – и мне конец», – отстраненно подумала Габриэль. В голове у нее шумело, а грудь разрывала острая, непереносимая боль. Поначалу перед глазами у нее вспыхивали искры, но потом они начали блекнуть, гаснуть и растворяться в нахлынувшей на нее вдруг темноте.
Но откуда этот звук? Кто-то кричит? Или это топот ног бегущего по аллее человека? Или это отдается у нее в ушах биение ее собственного сердца?
Пальцы, сжимавшие горло, ослабили хватку, но в этом ей было мало пользы, поскольку теперь она не смогла бы вдохнуть, даже если бы и захотела.
Того, что она падает, Габриэль не почувствовала; просто в какой-то момент обнаружила, что лежит на асфальте. Он был влажный, прохладный и холодил ей щеку. Она приникла всем телом к его надежной тверди и… потеряла сознание.
Дзы-ынь. Дзы-ынь.
Марк Эллиот, не открывая глаз, нащупал стоявший на столике будильник и нажал на кнопку.
Дзы-ы-ы-ынь!
Марк открыл глаза и в полной темноте снова надавил на кнопочку – уже с большей силой и куда агрессивней.
Дзы-ы-ы-ы-ынь!
Не будильник, значит, наконец догадался он и, стряхнув с себя остатки сна, потянулся к тому месту на столике, где стоял телефон.
На электронном табло часов высвечивались в темноте три алые цифры: 3.00.
«Вот гады, – подумал он, – не дали поспать», – и снял трубку.
– Алло?
– Говорит лейтенант полиции Джон Кларк.
С кем-то случилось несчастье, кто-то попал в беду, механически отметил про себя Марк и, присев на постели, сосредоточил все свое внимание на вибрировавшем в трубке голосе. Его сознание услужливо предоставило ему список родственников, друзей и знакомых, из-за которых ему могли бы звонить, поставив на первое место до боли знакомое ему имя – Молли.
– Я нахожусь в медицинском центре «Спринг Грин». Сюда доставили с улицы одну женщину…
Молли, точно.
Остин все-таки до нее добрался. Избил или, не дай бог, убил…
– …по имени Габриэль Беннет.
Габриэль? Ну и дела…
– Ее основательно избили, но сейчас она находится в удовлетворительном состоянии. Назвала ваше имя и адрес, дала номер телефона и попросила вам позвонить. Я, видите ли, должен заполнить протокол, но она пока что отказывается выдвигать обвинения.
– Немедленно выезжаю, – пообещал окончательно проснувшийся Марк.
Марк никогда не был в медицинском центре «Спринг Грин», тем не менее нашел это место без труда. Когда он вошел в приемное отделение, на часах было только самое начало пятого.
Сидевшая за столиком медсестра сообщила Марку, что Габриэль отвезли на обследование. Он отправился ее искать и обнаружил в палате интенсивной терапии.
Ему в силу профессии приходилось бывать в больницах и видеть женщин, избитых своими мужьями или любовниками. Но вид Габриэль его поразил.
Она лежала на кровати, вытянув руки вдоль тела, как если бы малейшее движение причиняло ей боль. Правый глаз у нее полностью заплыл, а под ним красовался огромный кровоподтек. Лицо было сплошь исцарапано и покрыто ссадинами, а нижняя губа распухла и кровоточила.
Подойдя к изголовью ее кровати, он очень медленно и осторожно отвел волосы у нее со лба. Она молча за ним наблюдала. Марк, наверное, впервые в жизни не нашелся, что сказать.
– Боже мой, – пробормотал он и застыл, как громом пораженный.
У Габриэль задрожали губы, и она повернусь к стене, будто застыдившись его присутствия. И тогда он увидел ее шею. Она выглядела еще хуже, чем лицо. Он в жизни не видел подобных кровоподтеков. Они были почти черными и в целом представляли собой четкий отпечаток чьей-то руки.
– Боже мой! – сглотнув, повторил он и погладил Габриэль по голове.
Габриэль издала стон и попыталась оттолкнуть его руку: она уже начала сожалеть, что назвала полицейскому имя Марка и дала его номер телефона. Правда, лейтенант слишком на нее давил, требуя вызвать кого-нибудь из ее знакомых или близких, и кандидатура Марка показалась ей самой подходящей. Теперь, правда, она так уже не думала. Марк смотрел на нее с таким испугом и изумлением, будто она получила первый приз на конкурсе уродов.
– Хочешь, чтобы я кому-нибудь позвонил? – спросил он, обретая наконец дар речи. – Может быть, твоему брату?
– Нет! – крикнула она и болезненно поморщилась: уж кричать-то ей точно не следовало. Горло у нее болело так сильно, что можно было подумать, будто она наглоталась колючей проволоки. Но Габриэль вовсе не хотела, чтобы Остин знал, в какую переделку она попала. Случись такое, он бы заодно узнал, чем она зарабатывает себе на жизнь, а это для нее было все равно, что нож острый. У них с Остином только-только начали налаживаться отношения, и такого рода новость могла все испортить.
– Ладно, забудем об Остине, – сказал Марк и коснулся другой, куда более важной темы. – Я слышал, что ты отказываешься выдвигать обвинение. – От возмущения Марк взмахнул руками, как делал всегда, когда приходил в сильное возбуждение. – Надеюсь, впрочем, что это не так. Ведь не хочешь же ты, чтобы этот тип остался безнаказанным после того, что он с тобой сделал?
Между тем Габриэль уже пришла к выводу, что всему виной – она сама. Даже не столько она, сколько ее работа и образ жизни. Вряд ли солдат на фронте может всерьез рассчитывать на то, что в разгар сражения пройдет по полю боя, не получив ни единой царапины. Что и говорить, до сегодняшнего вечера ей чертовски везло. Теперь придется быть более осторожной.
Ну и, кроме того, дело не только в ней. Есть еще и Джино. Если она предъявит обвинение, его тоже начнут таскать по судам – как свидетеля. Возможно, он единственный, кто видел насильника. Но Джино нельзя попадать в поле зрения полиции, поскольку у него самого рыльце в пушку. Он замешан в азартных играх, незаконной торговле спиртным после установленного часа, наконец, у него в баре работает брат, у которого нет вида на жительство. Нет, она не может подвести Джино – особенно учитывая то обстоятельство, что он спас ей жизнь.
Марк, как всегда, был чертовски упрям.
– Ты не можешь позволить этому типу выйти сухим из воды.
В который уже раз Габриэль задала себе вопрос: что, собственно, так привлекает ее в Марке? Он родился и вырос в благополучной и обеспеченной семье, ни черта не смыслит в той жизни, которую она ведет, и вечно уповает на закон. Другими словами, они с ним разного поля ягоды и он никогда не сможет ее понять…
Чтобы оградить себя от дальнейших расспросов, она сказала ему, что не знает, кто на нее напал.
Это вовсе не было ложью. Она и вправду не знала, кто хотел ее придушить. По ее мнению, это мог быть тот богатенький парень, что заходил к ней после выступления. С другой стороны, насильником с равным успехом мог оказаться и придурок со стеклянным взглядом, который пускал слюни, пялясь на нее. В принципе, это мог быть кто угодно – любой дебил из бара или с улицы.
– Я не знаю, кто это был, – повторила Габриэль, чувствуя, что на глаза у нее наворачиваются слезы. Потом от боли в горле она раскашлялась.
– Хорошо, хорошо. Не знаешь – и ладно. Только не волнуйся. И не говори слишком много. Тебе вредно разговаривать.
Оглянувшись по сторонам, Марк увидел на столике бутылку с минеральной водой и несколько стаканчиков. Наполнив один из них прозрачной жидкостью из бутыли, он поднес его к распухшим губам Габриэль. Она сделала маленький глоток и благодарно посмотрела на Марка. Вода смочила горло и приглушила боль. Кашель прекратился.
– Я больше не буду подвергать тебя допросу третьей степени, – пообещал Марк. Он видел, что ей немного полегчало, и ободряюще ей улыбнулся.
Она ответила ему слабой улыбкой и снова с благодарностью на него посмотрела.
Через пару часов заглянул врач, сказал, что рентгеновские снимки хорошие.
– Переломов нет, серьезных внутренних повреждений – тоже. Можете отправляться домой. В том, разумеется, случае, если у вас есть человек, который присмотрит за вами пару дней.
Такого человека у Габриэль, разумеется, не было.
Марк посмотрел на врача, потом на Габриэль, потом снова на врача.
У Габриэль возникло странное чувство, что она – приблудный щенок, который готов увязаться за первым же приласкавшим его человеком. Человек этот – Марк – тоже колебался, смотрел на нее задумчивым взглядом, словно спрашивая себя, брать или не брать. Будь у нее хоть капля гордости, она отказалась бы от его благодеяний. Сказала бы, что у нее есть соседи, которые за ней присмотрят. Но она этого не сказала. Прежде всего потому, что была сильно напугана.
– Она может поехать ко мне, – сказал Марк. – Я о ней позабочусь.
Восходящее солнце уже окрасило розовым край небес на востоке, когда Марк остановился у своего дома. Он помог Габриэль выйти из машины, а потом внес в дом ее вещи, которые они захватили по дороге.
Неожиданно он понял, что ему небезразлично, как выглядит его жилье в глазах этой женщины. Когда он сюда въехал, квартира была уже обставлена и декорирована. Правда, Марк тоже внес свою лепту в устройство интерьера. Поставил массивный книжный шкаф, повесил новые шторы, на стенах – несколько картин. За порядком в квартире следила миссис Девенпорт, которой шел уже восемьдесят первый год.
Огромный диван в гостиной был накрыт колючим зеленым пледом, который раздражал кожу и оставлял на ней красные пятна. Слева стояло таких же устрашающих размеров кресло, накрытое чехлом из аналогичной колючей материи. Рядом с креслом высился торшер с желтым абажуром.
Габриэль подошла к главному украшению комнаты, так называемой «лава лэмп», в которой причудливо переливались, переплетаясь друг с другом, окрашенные в разные цвета струи расплавленного воска.
Марк включил светильник в сеть.
– Подожди немного. Нужно, чтобы нагрелось.
Габриэль кивнула и, продолжая осмотр квартиры, прошла на кухню. Это было самое любимое помещение Марка. И не только потому, что здесь готовилась пища – Марк таки любил поесть, – но еще и по той причине, что это было единственное место в доме, куда в течение дня заглядывало солнце.
Окинув взглядом кухню, Габриэль вернулась в гостиную.
– У тебя очень мило, – пробормотала она, подходя к Марку.
Марк, признаться, был несколько удивлен, что ей пришлись по вкусу его голые, без обоев, расписанные всеми цветами радуги стены и лимонно-желтые шторы, и на всякий случай сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38