Не вызывало никакого сомнения, что строки
Пускай же ввек сердечных ран
Не растравит воспоминанье.
Прощай надежда; спи желанье;
Храни меня, мой талисман.
спасительны при несчастной любви или при нерасчетливо активном потреблении коры дерева йохимбе, и, напротив, строки
Эхо, бессонная нимфа, скиталась по брегу Пенея.
Феб, увидев ее, страстаю к ней воспылал.
Нимфа плод понесла восторгов влюбленного Бога;
Меж говорливых наяд, мучась, она родила…
хорошо читать в ночь зачатия и бурной страстной любви. Несомненно, подобные заклятия окажутся весомыми, и если их читать семь лун перед любовными битвами с женой, то она непременно зачнет наследника или наследницу. Важно, чтобы заклятие это читалось с расстановкой и без ошибок и обязательно сопровождалось совокуплением, в противном случае читать его бесполезно.
Если трижды произнести строки
Ворон к ворону летит, Ворон ворону кричит:
Ворон! Где б нам отобедать? Как бы нам о том проведать?
то обязательно появится возможность подкрепиться чем-то существенным и питательным, а жирные вкусные гусеницы вообще будут попадаться на каждом шагу. Строки же
Орел бьет сокола, а сокол бьет гусей;
Страшатся щуки крокодила.
От тигра гибнет волк, а кошка ест мышей.
Всегда имеет верх над слабостию сила!
прочитанные перед битвой с врагом, ведут к несомненной и быстрой над ним победе.
Легко запоминались заклинания, вызывавшие дождь и грозу, землетрясения, обеспечивавшие большие урожаи и удачную охоту. В томике избранных заклинаний находились и такие, что повышали интеллектуальные способности, снижали или усиливали потенцию, врачевали раны людей и скота, делали безвредными яды, усмиряли крокодилов в мутной воде, лишали силы водяного демона Тама Гочу, что, по поверьям пигмеев, жил в озере Виктория, а некоторые заклинания даже усыпляли слонов. Несколько сложнее были заклинания, прекращавшие родовую вражду, изгоняющие из людей злых духов или позволяющие найти твердые белые камни, высекающие друг из друга искры.
Остальные заклинания мог запомнить только выдающийся представитель своего племени и великий охотник вроде Мголо Нголо, который легко трусил рядом с Ильей Константиновичем, положив ружье на плечи.
Подобно птичке беззаботной И он, изгнанник перелетный, Гнезда надежного не знал
И ни к чему не привыкал. Ему везде была дорога, Везде была ночлега сень;
Проснувшись поутру, свой день Он отдавал на волю бога, И жизни не могла тревога Смутить ее сердечну лень…
Открылась деревня, хижины ее были искусно сплетены 'из пожелтевших высохших ветвей и пальмовых листьв. Забор вокруг деревни напоминал плетень, что ставят казаки вокруг дворов по-над Доном.
На входе в деревню висел кусок выцветшего кумача, на котором, к своему великому изумлению, Илья Константинович увидел сделанную по-русски надпись «Колхоз „Тихий Нил“. Добро пожаловать!» Ниже белели стихотворные строки, которые менее устойчивого к стрессам человека могли ввергнуть в пучину безумия:
Восстань, пророк! И виждь, и внемли, Презрев красу родной земли, пришли мы на чужую землю и тыном гордым оплели!
Под кумачовым плакатом сидел негр средних лет и играл на гармошке. Несмотря на то что негр был черным и в набедренной повязке, играл он такую знакомую и родную мелодию, что у Ильи Константиновича слезы на глаза навернулись. И не зря они навернулись, ведь играл негр мелодию, что с детства была знакома каждому россиянину — «Ой, мороз, мороз».
Пигмей подошел к негру, тот резко сжал мехи своей вздохнувшей тальянки и некоторое время о чем-то поговорил с Мголо Нголо. Тот вернулся к товарищам и сделал успокаивающий жест.
— Все в порядке, — сказал он. — Председатель в правлении.
В самой большой хижине, стоящей посреди деревни, слышались голоса. Около хижины торчало несколько острых кольев, над которыми висел пояснительный кумачовый транспарант, на котором белыми буквами было начертано: «Наши отстающие». К облегчению Ильи Константиновича, колья были пусты и лишь на одном из них виднелся бурый косой мазок, похожий на кровь.
В хижине прямо на полу, скрестив ноги, сидели несколько человек. Один был с косматой копной волос и в жуткой бело-красной маске. Человек этот негромко, но мелодично постукивал в барабан, то и дело закатывая глаза и шевеля толстыми губами. У второго негра не было руки и ноги. Негр был тосклив и хмур. Третий, похожий немного на негра губами и приплюснутым носом, был совсем не негр. Он был белым, загоревшим до черноземной густоты.
Лженегр что-то строго выговаривал настоящему чернокожему, который не выпускал из рук барабана. Красно-белая жуткая морда покорно кивала.
— И больше никаких жертв, — донеслось до Ильи Константиновича. — Никаких, ты меня понял? Странное дело, говорили на русском языке.
— Посмотри на Бумбу, — продолжал непонятный белый. — Вот до чего его твои игры с крокодилами довели! Урожай тот же, а у человека ни руки, ни ноги.
— Это не из-за меня, — сказал негр в маске. — Это из-за Бумбы. Кто же по частям жертвы приносит? Вот если бы крокодилы его всего съели, то у нас и буйволицы молока бы вдоволь давали, и хлебное дерево три раза в год родило. А он что? Даст полруки откусить, а потом орет, как больной слон, на всю саванну.
— Я сказал, — нахмурился старший. — Еще одна конечность, и ты у меня сам живцом станешь. Ты меня понял, Не-негро?
— Понял, — хмуро и неохотно сказал Ненегро. — Как тебя не понять, о великий Председатель!
Тут Председатель повернулся к выходу и увидел пигмея .Мголо Нголо и не известного ему белого человека.
— А это еще кого ты мне притащил? — недовольно спросил пигмея Председатель.
— Здравствуйте, — сказал Илья Константинович, делая шаг вперед. — Собственно, я из России…
— Журналист? — Лицо Председателя исказилось гневом. — Погоди, Ненегро, кажется, сейчас тебе будет работа!
— Я предприниматель, — сказал Русской. — Кажется, вы меня неправильно поняли.
— Жулик! — сказал Председатель. — Хватай его, Ненегро! Вот тебе жертва! Посмотрим, будет ли с ней богаче наш урожай!
Илья Константинович Русской и опомниться не успел, как его свалили на землю умелой подсечкой и спеленали крепким травяным канатом.
— И сюда добрались! — гневно сказал Председатель. — Ладно, в России вы все прихватизировали, теперь уже и до свободной Африки добрались?
Недоразумение выяснялось долго и по-африкански неторопливо.
Наконец Ненегро с сожалением развязал Илью Константиновича, а председатель в знак примирения подарил ему зуб не известного науке животного Тама Гочи.
— Извини, брат, — похлопал он Русского по плечу. — Вижу, что ты наш, можно сказать, селянин. А я уж было тебя за последователя Чубайса принял!
Илья Константинович Русской и в самом деле был ярым поклонником Анатолия Борисовича Чубайса, но признаваться в этом Председателю, естественно, не собирался ввиду такой явно выраженной недружественной реакции последнего на деяния рыжего приватизатора.
Постепенно разговорились. Мголо Нголо достал было большую сушеную тыкву с «жеванкой», но Председатель остановил его небрежным жестом, и место на столе занял про зрачный стеклянный поплавок рыболовецкой сети, наполненный кристально чистой жидкостью, пригубив которую, Илья Константинович немедленно признал превосходный арбузный самогон.
— Вот так и живем, — сказал Председатель. — Эй, Ненегро, тащи, брат, закуску. Только смотри не оплошай, среди нас последователей Бокассы нет!
Глава 18
Застолье располагает к беседе.
Попробуйте сами сидеть за столом, раз за разом опрокидывая стопки с водкой, и вы поймете, что простая пьянка противна самому понятию застолья. Прежде всего оно предполагает человеческое общение. Говорить можно о чем угодно. Есть застолья, которые предпочитают разговоры о женщинах, другие — самоценные — ограничиваются разговорами о самой выпивке, ее качестве и способности отдельных лиц ее потреблять в умеренных или неумеренных количествах. Иные застолья посвящены глобальным космическим проблемам, есть и такие, на которых ведется обязательный разговор о видах на урожай или перспективах, скажем, животноводства. Некоторые застолья посвящены исключительно работе или нестройному исполнению народных песен. Но застолье без тостов и бесед равносильно стопке без закуси, а потому по сути своей противозаконно и противоречит всему развитию человеческого общества. Уж лучше тогда вообще не садиться за празднично накрытый стол!
За нашим столом разговор шел о перспективах освоения Африки.
Иван Николаевич Хлеборобов в Африке оказался случайно. Еще недавно он был председателем преуспевающего колхоза-миллионера имени Бориса Викторовича Савинкова. Разумеется, что в честь боевика-эсера колхоз назвали исключительно по невежеству первого председателя, который еще в приснопамятном тридцать седьмом году отправился повышать свой культурный и общеобразовательный уровень в районы Подкаменной Тунгуски. Районное начальство долго гадало, как им переименовать колхоз, склоняясь к привычным героям гражданской войны типа Тимошенко, Щорса, Сергея Лазо или, на худой конец, Михаила Тухачевского. Наконец остановились на маршале Тухачевском и о том направили телеграмму в ЦК и Верховный Совет. Телеграмма подоспела аккурат к процессу над военачальниками, где Михаил Тухачевский был не из последних обвиняемых. Разумеется, инициатива районного начальства никому не понравилась и была соответствующим образом наказана, а колхозу возвращено первоначальное название, и московское начальство постановило считать Савинкова красноармейцем продотряда, зверски замученным белоказаками в донской станице Подтелковская.
Колхоз долгое время был в середняках, и название его в прессе не звучало, поэтому репрессированных и наказанных за весь период сталинского правления не было. А после XX съезда партии ко всем репрессированным начали относиться с известным сочувствием, и даже Никита Сергеевич Хрущев, встретив однажды в посевной сводке эсэровский колхоз, удивился так, что распорядился оказать савинковцам посильную финансово-хозяйственную помощь, в результате которой колхоз начал стремительно развиваться и вскоре обрел капиталистический статус, поскольку всем со школьной скамьи известно, что миллионеров в нашей стране нет, а если и есть, так все подпольные, навроде осмеянного знаменитыми советскими сатириками жулика Корейко.
Хлеборобов работал в колхозе всю жизнь, начав трудовую деятельность со штурвального на комбайне; заочно окончив сельхозинститут, он прошел все колхозные низовые должности от управляющего отделением, механика, агронома и в конце семидесятых занял пост председателя, получив доступ к кремлевской вертушке и спецраспределителю продуктов, который, говоря по совести, именно он и делал изобильным.
Все шло хорошо, но грянула перестройка. Однажды, проснувшись, Иван Николаевич Хлеборобов обнаружил, что прежнего колхоза нет, а вместо него образовалось несколько фермерских хозяйств, по которым энергично растаскивалась бывшая колхозная техника. Иван Николаевич кинулся в район, а потом и в область, но руководители всех рангов объяснили, что такова теперь политика партии и правительства, и предложили бывшему председателю поехать в далекую Африку сельскохозяйственным специалистом, «а то в Африке, сам понимаешь, ни пахать, ни сеять не умеют, потому они там с голоду мрут». Ивану Николаевичу колхоз было шибко жалко, к тому же дети уже выросли, и, таким образом, на родной земле его уже ничто не держало. Поэтому он согласился поехать в Африку и был направлен в эти места, чтобы научить аборигенов, что, как и, главное, когда сеять. Аборигены сеяли, как местные боги на душу положат, никакой научной агросистемы они не применяли и передовыми методами агротехники не пользовались. Работали по старинке перед полевыми работами местный колдун Ненегро скармливал одну-две жертвы многочисленным крокодилам, и после этого негры с заунывными пениями отправлялись на поля. Урожаи, правда, были небогатыми.
Поэтому Хлеборобов сразу все взял в свои руки: жертвы частично запретил, попросил прислать ему минеральных удобрений, а главное — рассказал аборигенам об Агропроме, передовых методах хозяйствования, обязательности паров и квадратно-гнездовом методе посевов.
Негры рассказы приняли очень живо, а колдун воспринял Агропром как весьма могущественное божество. Не возражали аборигены и против объединения в коллективное хозяйство. Послушав объяснения Хлеборобова, один из негров, некогда учившийся в колледже американских миссионеров, весело сказал: «Понял. Это как групповой секс — всегда сачкануть можно». После этого идею коллективизации восприняли с истинным энтузиазмом, и на африканской земле появился колхоз «Тихий Нил». От реки Нил он находился достаточно далеко, чтобы местные жители вкладывали в название какой-то смысл.
Однако надо было честно признать, что работали негры с огоньком.
Только колдун Ненегро время от времени вносил сумятицу в слаженные ряды тружеников африканского Нечерноземья, поскольку от жертвенной практики отказываться не собирался, только сменил злое божество Пеликана на доброе божество Агропром. С трудом удалось уговорить его перейти к условному жертвованию. Колдун хмуро отнекивался, но потом с доводами согласился, однако лишь с тем, что ему все-таки позволят окунать в воду руку или ногу условной жертвы.
Вот за случайное членовредительство и пенял перед приходом гостей Председатель колдуну Ненегро.
— А урожаи? — поинтересовался Илья Константинович. —
Урожаи действительно выросли?
— Какая разница? — беспечно махнул рукой Председатель. — Главное, что коллективно все. У нас, брат, так — что потопаешь, то и полопаешь. А урожаи, они, брат, обязательно будут!
Выпили за будущие урожаи. В это время у ворот в деревню нетерпеливо засигналил автомобиль.
— Это еще кого принесло? — нахмурился Председатель.
— Туристы, наверное, — беспечно махнул рукой Мголо Нголо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25