Достав тетрадь с надписью «13 лет» на обложке, он кинул ее на кровать. Упав, дневник открылся на странице, взглянув на которую, Эван почувствовал, как у него по спине поползли мурашки. На чистом листе неровными буквами было написано одно-единственное предложение: «Я вернусь за тобой».
Эти слова были молчаливым обвинением, второпях написанным его собственным почерком. В его груди тупо запульсировало чувство вины, и он быстро закрыл тетрадь.
Эван не замечал ни времени, ни опустившейся на общежитие тишины. Студенты из соседних комнат либо легли спать, либо ушли веселиться. Эван запихнул под матрас последние тетради и посмотрел на пять отобранных из стопки дневников, из которых торчали желтые бумажки.
Он взял тетрадь с надписью «13 лет» и, открыв ее, начал читать отмеченное место.
Через несколько секунд он побелел и быстро захлопнул дневник. В его душу медленно вползал страх. В голове эхом отдавалось предупреждение Тампера. Возможно, сосед был прав, и эта идея была неважной. Эван заметил, что его руки подрагивают.
Не обращая внимания на бешено стучащее сердце, Эван глубоко вздохнул и снова открыл дневник. Решив действовать без колебаний, он начал читать вслух, развешивая слова в застоялом воздухе.
«Последнее, что я помню перед затмением, — это мои руки, закрывающие уши Кейли».
И сразу же это началось: тугое давление на глаза и резонирующее эхо внутри черепа.
«Кажется, я был более сосредоточен на ее руках, которыми она прижимала мои ладони, чем на почтовом ящике через дорогу…»
Буквы начали прыгать перед глазами. Зрение затуманилось, словно он поднес к глазам мутную линзу. Пространство вокруг него завибрировало, а потом из его памяти пришел звук, странный и неземной, столкнувшийся с настоящим. Этот звук огромными тисками сжал ему голову и тянулся, тянулся…
И пространство снова сместилось, словно оно было подобно ртути. Глаза Эвана расширились. Появилось так же, как и в прошлый раз, странное ощущение, будто земля уплывает из-под ног.
Пыхтящий Ленни стоял за ним. Кейли была впереди него. Улыбка играла на ее губах, когда она прижимала руками его ладони, зажавшие ей уши. Находившийся в стороне Томми бросил на него злой взгляд, но быстренько отвернулся, продолжая смотреть на почтовый ящик Халпернов. Эван снова был в лесу и видел все так ясно, словно это происходило прямо сейчас.
У Эвана от удивления отвисла челюсть, и сигарета выпала изо рта. Он заставил это снова произойти, и это на самом деле происходило!
— Может, фитиль потух? — прошептал Ленни, указывая на ящик. — Наверняка потух. Может, кому-нибудь надо пойти и проверить?
— Ага. Почему бы тебе самому не сделать это, Ленни? — сухо сказал Томми. — Ну ты и придурок.
Сигарета угнездилась в складках рубашки Эвана, тлея там и прожигая дырку. Он не обращал на нее никакого внимания. Его мысли метались в беспорядке. «Я на самом деле здесь! Я выуживаю из памяти момент, когда мы сунули взрывчатку в почтовый ящик, и это не сон, а реальность!» Все было настолько ярким, что он на какое-то время потерял дар речи.
Послышался звук работающего мотора, и машина въехала на дорожку, ведущую к дому. Водитель вышел и направился к ящику. Миссис Халперн! Эван поперхнулся от внезапно нахлынувшего воспоминания. Мама часто о ней говорила. Она уверенно шла навстречу опасности.
Нервы у Ленни не выдержали, и он рванулся вперед.
— Мы должны…
Рука Томми вылетела подобно атакующей змее, и его пальцы больно впились в плечо подростка.
— Только пискни, и я клянусь, этот писк будет твоим последним, гнида.
От этих слов у Эвана похолодело в груди. Спокойный, ненавидящий, монотонный голос был в точности таким же, каким говорил Ленни, когда Эван пришел навестить его. Его пальцы машинально дернулись к плечу, на котором были синяки… или будут.
Лиза Халперн почти дошла до почтового ящика, когда из машины донесся плач. Она повернулась и направилась обратно. Расстегнув ремни на детском сиденье, Лиза Халперн взяла ребенка на руки, и плач затих.
— Не надо плакать, ангел! — улыбнулась она.
Резкая боль пронзила Эвана, и, посмотрев на рубашку, он лихорадочно начал стряхивать с одежды пепел. Стряхнув тлеющий уголек сигареты на землю, он поднял подол рубашки и увидел красное пятно ожога на животе. Сжав зубы, чтобы не закричать, он услышал тихие ругательства Томми:
— Вот дерьмо! Куда она идет?!
Через улицу до них доносился голос миссис Халперн.
— Как там моя девочка? — ворковала она. — Ой! Тебе, кажется, нужно сменить пеленки, не так ли, милая?
Эван вздохнул с облегчением, когда увидел, как женщина миновала ящик и, поднявшись по ступенькам крыльца, стала открывать дверь ключом. «Давай, давай!» — мысленно подгонял он ее, желая, чтобы она поскорее вошла в дом! Бросив взгляд на друзей, он увидел то же самое выражение трепета на лицах Кейли и Ленни.
Но внезапно миссис Халперн развернулась и зашагала назад.
— Давай-ка заберем почту для папы, — улыбнулась она. Ребенок счастливо гугукнул.
Теперь улыбался только Томми. На лицах Эвана, Кейли и Ленни появилось выражение нарастающего ужаса.
Миссис Халперн поднесла ребенка к дверце почтового ящика.
— Хочешь сама открыть дверцу, красавица?
Эвану хотелось заорать изо всех сил, когда он увидел, как ребенок играет с ручкой.
Когда произошел взрыв, ощущение было такое, словно разверзлись небеса. Грохот загнал тупые иглы в уши Эвана, погрузив его в свистящую и визжащую глухоту.
Едкий дым поднялся облаком, и легкий бриз донес до подростков запахи гари. Эван не мог заставить себя оторвать глаза от окровавленных останков рядом с почтовым ящиком. «Что же мы наделали?»
Обрывки чего-то, очень напоминающего ткань, и деревянные щепки начали сыпаться сверху, и сухая черная сажа медленно опускалась на крышу машины Лизы Халперн.
Эван был рад, что взрыв оглушил его и ему не довелось услышать их крики.
Томми обшарил глазами дорогу — нет ли вблизи машин, — но ничего не увидел. Единственной реакцией был лай соседских собак и автомобильные гудки за много кварталов от них.
— Быстро! — крикнул он остальным. — Бежим!
У них было не более минуты, чтобы унести ноги, прежде чем начнет собираться народ, привлеченный шумом.
Эван и Кейли попятились в кусты и, развернувшись, рванули в лес. Пробежав за Томми несколько метров, Эван повернулся и крикнул:
— Быстрее, Ленни!
Но Ленни стоял не двигаясь, как статуя, сжав кулаки в два тугих шара. Его пустой взгляд был направлен на малинового цвета лужу у почтового ящика, и это зрелище навсегда запечатлеется в его сознании. Подбежав к нему, Эван подхватил его под одну руку, а Томми — под другую.
— Двигайся, придурок чертов! — крикнул Томми. — Если ты сейчас же не двинешь свою жирную вонючую тушу, я оставлю тебя полицейским!
Эван попытался подтолкнуть Ленни, но его ноги подгибались. Томми закинул его руку на себя, и Эван последовал его примеру. Двое подростков поволокли третьего.
Они бежали вслепую, не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветви деревьев, стараясь как можно быстрее убежать с места преступления.
— О нет, — хриплый голос Кейли, казалось, исходит прямо изнутри головы Эвана. — О господи боже мой… Нет…
Боль снова прострелила тело Эвана от головы до пят, и от этого по нему прошла судорога. Он снова оказался в своей комнате в общежитии.
Повинуясь рефлексу, он перегнулся через край кровати, и его стошнило на пол. Он издал слабый звук отвращения. Комната была душной и запущенной. Запах пива смешивался с вонью блевотины и пота. Эван услышал ритмичное поскрипывание пружин кровати Тампера. Он кашлянул и поморщился от едкого вкуса во рту.
Что-то смутное мелькнуло на задворках его памяти, и, посмотрев вниз, он провел рукой по груди и животу. Пальцы нашли бесцветный кружок шрама на животе, как раз в том месте, где сигарета прожгла его одежду во время болезненного возвращения памяти.
— Что за черт? — вслух удивился он. — Такого со мной никогда не случалось… Я никогда не поджигал себя во время отключек, точно это знаю!
Он некоторое время изучал след от ожога, который был старым, хотя до сегодняшней ночи он его никогда не видел.
Из-под одеяла вылезла голова Тампера.
— Эй, сосед! — позвал он.
Эван посмотрел в его сторону, обозревая голые формы девушки в постели. Про себя он отметил, что это была отнюдь не Кристин. Тампер указал на его подбородок, испачканный рвотой.
— Ты бы вытерся, старик, пока у меня не пропал аппетит. Всю романтику убиваешь.
Эван проигнорировал его замечание и схватил дневник, который до этого читал. Взяв с полки ручку, он начал что-то лихорадочно строчить на полях, рядом со словами, которые написал в тринадцать. Он думал о шраме. Что-то изменилось. Точнее, он сам изменил что-то, побывав там, в своем прошлом, и шрам был тому свидетельством. У Эвана закружилась голова.
Эвану не хотелось снова ехать в Саннивейл, и, судя по тому, как Ленни себя повел при их последнем свидании, встречаться с ним было небезопасно. Но это была лишь одна из причин, по которым он не хотел туда ехать. Картины из его новоприобретенных воспоминаний о проделке с почтовым ящиком были слишком яркими и свежими, сама мысль о том, чтобы вернуться на место преступления, наполняла его отвращением и страхом. Эван сглотнул ком в горле и отогнал мрачные размышления, с напряжением слушая гудки в телефонной трубке. Нет ответа.
Он наклонился поближе к таксофону, заткнув одним пальцем ухо, чтобы заглушить шум, доносившийся из холла общежития. Коридор был украшен яркими лентами серпантина, тряпочками сдувшихся воздушных шариков и бесчисленными плакатами. Весь этот яркий декор был в честь Родительского дня, и на досках объявлений висели афиши с расписанием концертов, презентаций и прочих мероприятий. Праздничная суета проносилась мимо Эвана, который планировал провести это время с матерью, как можно дальше от колледжа.
К телефону никто не подходил, и он бросил взгляд на часы в надежде, что миссис Кэган все еще дома. В холле было полно студентов, болтающихся без дела. Некоторые напускали на себя мрачность, некоторые беззаботно-весело гуляли со своими мамами и папами, приехавшими из дома с сумками, полными продуктов и других сокровищ. Рядом с Эваном звякнул лифт, исторгая из себя очередную порцию студентов, пополнившую холл. Среди них была готического вида девушка с прической как у дикобраза, одетая в черный жилет и джинсовый комбинезон, что очень хорошо сочеталось с ее бледной кожей и очками в черной оправе. Единственным ее украшением был золотой панк на цепочке. Последняя пассия Тампера подмигнула Эвану, проходя мимо.
— И как это у него получается? — удивился вслух Эван, и в этот момент на другом конце подняли трубку.
— Да? — спросил женский голос вежливым, корректным тоном, который появляется у пожилых леди, когда они говорят по телефону.
— Э… здравствуйте, э… миссис Кэган? Это Эван Треборн…
— Что ты хочешь? — в голосе появился лед. — Ты уже достаточно навредил Ленни. Он очень расстроился из-за твоего последнего визита!
— Я знаю. Мне очень жаль. Но я обязательно должен поговорить с ним…
— Я так не думаю! — зло ответила мисс Кэган. — В этот дом вам путь заказан, вы — человеконенавистник!
— Но… — Зазвучали короткие гудки. Она положила трубку.
Эван переваривал услышанное, когда внезапно кто-то хлопнул его по плечу. От испуга он уронил трубку. Он не знал, кто именно мог стоять за его спиной — Ленни? Томми? — и, повернувшись, встретился лицом к лицу с профессором Картером.
— Ух! — улыбнулся Картер. — Не думал, что так тебя напугаю, Эван.
Он кивнул на телефон.
— Неприятный разговор? Эван вздохнул.
— Да все нормально, профессор. Просто я сегодня целый день какой-то заведенный.
— Я тебе говорил, что надо завязывать пить столько кофе! Слушай, я просто хотел узнать, как у тебя продвигаются дела с червями. Жду не дождусь окончательных результатов.
Эван кивнул.
— О да, конечно. Просто у меня сумасшедший период: мама приезжает, и все такое, так что я на самом деле…
Профессор, улыбнувшись, жестом остановил его.
— Знаю, знаю. Кто станет думать о функциях мышления плоских червей, когда активность либидо зашкаливает, да?
Эван снова кивнул. Ему нравилась прямолинейность профессора Картера.
— В общем, так и есть.
— Но сделай мне одолжение, — посерьезнел профессор Картер. — Не бросай это дело, ладно? Ты умный парнишка, Эван. Постарайся не распыляться. У тебя впереди большое будущее, я вижу это.
— Я вас не подведу, профессор.
— Знаю.
Картер дружески похлопал Эвана по плечу и пошел дальше, помахав какой-то студентке, стоявшей с родителями.
Эван вздохнул и снова посмотрел на часы. Ему нужно было переодеться перед встречей с матерью, с которой он договорился поужинать. Он снова и снова вспоминал ужасные события, произошедшие с ним недавно. Он уже дал себе слово пока ничего не говорить матери о вернувшихся затмениях. Его потери памяти были в прошлом, и ему не хотелось ее снова волновать. Тем не менее, что-то рвалось на поверхность. Что-то из его детства. Подслушанный однажды на приеме у доктора в клинике Саннивейла кусок разговора. Как там звали этого доктора? Редфилд, кажется.
Они были у него в кабинете, и мать сказала:
— Вот за этим я тебя и привела сюда, Эван. У доктора Редфилда есть опыт работы с людьми, потерявшими память.
— У моего папы тоже плохая память? — вспомнил свой вопрос Эван.
В тот день он так и не получил ответа на свой вопрос, и теперь, после всего что с ним произошло, ему хотелось этого больше, чем когда-либо. Он решил никому ничего пока не говорить и как следует изучить этот феномен, подобно опыту с плоскими червями. Как бы это ни называлось — провалами, посттравматическими потерями памяти или ясновидением, — Эван решил докопаться до истины любой ценой.
Воспрянув духом, полный новых намерений, он пошел к себе в комнату, бессознательно потирая то место на животе, где тлеющая сигарета оставила шрам от ожога.
Глава двенадцатая
Ресторан принадлежал абсолютно другому миру, отличному от того, где существуют неопрятные общежития колледжей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32