– Спасибо! – Оленькино настроение стало стремительно перемещаться от отметки «что-то непонятное» к «а не так уж все и плохо». – Только я хризантемы больше люблю. Желтые. Но все равно спасибо.Оленька подумала и чмокнула Алешу в губы. Тот прерывисто вздохнул (наверное, все-таки переборщил с дыхательной гимнастикой) и сказал очень тихо, почти прошептал:– Оля! Стань моей женой.«Они сговорились», – эта мысль Оленьку даже не испугала.– Я должна подумать.– Ты уже подумала,– теперь Алеша говорил громко, но хрипло. – Целых три недели. Я настаиваю…Несмотря на серьезность ситуации, Оля с трудом сдержалась, чтобы не прыснуть: уж больно жалко Алеша произнес последнее слово.– А если нет, то что? – Она изо всех сил старалась не улыбнуться (зачем травмировать слабую детскую психику).– Переведусь в Москву, – Алеша наконец заговорил нормально, без пришептываний и похрипываний. – Меня в Физтех без экзаменов возьмут. Даже сейчас, я уточнял.Желание смеяться сразу улетучилось. «Точно, – подумала Оля, – сговорились. Что ж они такие нетерпеливые?!»– Лешка! Очень тебя прошу. Дай мне еще недельку, ладно?Квашин насупился, засопел и сжал губы. «Господи! – испугалась Оленька. – Сейчас развернется и убежит!»– Леш! – заговорила она как можно убедительнее. – Давай рассудим логично!Слово «логично» на Алешу подействовало. Он перестал сопеть. «Что бы такого логичного придумать?» – тем временем соображала Оля.– У нас ведь это серьезно? – начала она говорить, еще не зная, чем закончит. – Значит, на всю жизнь? А жить мы будем гораздо больше недели, правильно? У нас впереди… дет двадцать… тридцать…«Что я несу? Какие тридцать? Через тридцать лет мне будет уже сорок восемь! Это даже не конец жизни – это глубокая старость!» Но останавливаться было нельзя, и Оленька продолжила:– Что такое неделя на фоне тридцати лет?!– Около одной десятой процента, – мгновенно ответил Алеша.Это впечатлило, но не остановило Олю.– Вот видишь! Это ерунда! Меньше, чем ерунда. Но за эту неделю я смогу до конца разобраться в себе, Лешка.И Оленька прижалась к Алешиному синему пиджаку и затихла. Квашин вздохнул протяжно-безнадежно. «Еще неделю потерпит, – поняла Оля, – а одеколон ему нужно срочно сменить!» *** Всю неделю Оля непрерывно думала: на лекциях, на практических, на лабах. Думала дома и в гостях, размышляла в общественном транспорте, анализировала, отходя ко сну. Даже во сне она не переставала взвешивать и прикидывать.Оптимальным выходом было бы принять предложение сразу обоих, но этот вариант, к сожалению, пришлось отбросить. Только во сне Оленька иногда видела себя во главе мини-гарема: Макс бегал туда-сюда, добывая пропитание, а Алеша сидел у ног супруги и развлекал ее умными разговорами.В реальности такая идиллическая картинка не складывалась. Должен был остаться только один. Алеша, несомненно, надежнее. Макс, очевидно, энергичнее. Алеша умнее. Макс веселее. Алеша настойчивее. Макс легче достигает цели.В отчаянии Оля попыталась написать плюсы и минусы каждого на бумажке, но особенного толка не вышло – она моментально запуталась в этой высшей арифметике. Дошло до того, что Оленька решила обратиться за помощью к родителям. Она собралась с духом и направилась в комнату, которую родители – по общежитской памяти – называли «комната». Была «спальня», была «детская» и была «комната».В «комнате» сидел отец и смотрел программу «Время».– Новости из-за рубежа, – сказала диктор Ангелина Вовк.– Папа, – сказала Оленька.Но тут вошла мама и перехватила инициативу.– Некрасов, – сказала она, – мусор вынеси. Папа не стал принимать участия в женской болтовне, промолчал.– Американская военщина… – гнула свою линию дикторша, но мама ей уступать не собиралась.– Мусор вынеси! – Мама перекрыла изображение своим круглым телом.«Никогда не буду толстой!» – подумала Оленька. Папа переместил голову так, что ему стала видна левая половина Ангелины Вовк.– Все прогрессивное человечество… – патетически начала Ангелина, но мама договорить не дала.Она не глядя, отработанным движением выключила телевизор. Папа поднял глаза на жену.– Новости досмотрю – вынесу.– А мусор будет стоять и вонять?«И квартира у меня будет с мусоропроводом!» – поняла Оленька. Такая квартира существовала в природе. В ней жила бледная Машка, одноклассница и дочка инструктора обкома.Папа молча встал и не менее отработанным движением включил телевизор. Мама выключила. Папа включил. Мама выключила и заметила Оленьку.– Ты чего? – спросила она.– Ничего, – сказала Оля. – Так.– В университете все в порядке?– Да.Тем временем папа опять включил программу «Время» и любовался осенним наступлением трудящихся в Японии.– Ты бы хоть с дочкой пообщался! – Мама не стала мешать трудящимся выражать свою волю.– А что? – Отец не отрывал стеклянного взгляда от экрана.– Ничего! Вот выйдет замуж, а ты и знать ничего не будешь.Оленька вздрогнула. От маминой проницательности стало не по себе.– Я пойду, – сказала она, – позанимаюсь еще.Вернувшись в комнату, Оля выключила свет и стала смотреть в окно. На родителей рассчитывать было нечего. «А телевизора у меня вообще не будет!» – решила Оля. Она не собиралась каждый вечер отрывать мужа от японских трудящихся и американской военщины. И еще от хоккея.Впрочем, нет. Телевизор быть должен. С большим экраном, цветной. Оля сладостно прищурилась. Такой большой цветной телевизор она видела все у той же Машки. Аппарат назывался «Грюндик» и был снабжен даже пультом дистанционного управления. Правда, толку от пульта было немного: Машина бабушка неизменно закрывала экран белоснежной вязаной салфеткой, а кнопки «Снять салфетку» на пульте не было.«И никаких салфеток! – продолжала мечтать Оленька. – Но смотреть телевизор будем только вместе. Например, на Новый год».Она живо представила себе Новый год, гости – немного, человек шесть, но очень приличные. А главное – муж. Оленька непроизвольно облизнулась, но даже не заметила этого. Муж у Оленьки не мог не быть идеальным. Нет, Оля не желала ничего эдакого, она не мечтала о «Волге» и купонах из «Березки», даже не претендовала на продуктовые заказы с красной икрой, но муж ее должен быть такой… такой, чтоб все завидовали!Чтоб работал на престижной работе, был, например, хирургом или главным инженером большого завода. Чтоб приносил домой хорошую зарплату. Чтоб по выходным можно было с нарядными детьми сходить в парк, а все вокруг оглядывались и умилялись – какая красивая семья!Чтоб на сберкнижке лежали деньги. У всех приличных людей на сберкнижке что-то лежит «на черный день».Чтоб могли себе позволить съездить, например, в Сочи или в Ялту. Олины соседи каждый год ездили в Сочи, возвращались оттуда такие загорелые, такие важные… Очень хотелось утереть им нос.Чтоб одеваться красиво. Одна подружка подсуетила портниху, шьет так, что от фирменных вещей не отличишь! Но и берет двадцать пять рублей за юбочку.Еще много было у Оли таких заветных мелких мечтаний. Но главное – муж должен быть… идеальный. И никаких телевизоров!Оля представила себе, как будет выглядеть сцена с мусорным ведром в ее семье. И поняла – а никак не будет выглядеть! Не будет никакой сцены. Просто заходит Оленька на кухню – а ведро уже пустое и даже вымытое. А муж стоит у плиты в переднике и улыбается: «Ты чего сюда пришла? Ты же вымоталась за день, сегодня я готовлю ужин». А Оля… нет, не уйдет лежать на диван. Она засмеется и станет рядом. И они будут готовить ужин, болтая о том о сем.А потом они сядут за совместно созданный кулинарный шедевр, муж откроет бутылку хорошего вина – болгарского или даже «Токая», – будут гореть свечи, вино будет светиться в бокалах, а потом муж отнесет ее на руках в спальню…«А дети? – ехидно спросил здравый смысл. – Дети-то не спят еще!»«У бабушки дети!» – огрызнулась Оленька.Вот такой у нее будет идеальный муж. И пускай даже без «Волги». Хотя «Волга» как раз будет, наверное. Главному инженеру положена служебная.Однако здравый смысл не собирался сдаваться. «И кто у нас будет идеальным мужем? Алеша? Макс?» Оля нахмурилась. Было понятно, что ни тот ни другой идеальными не являлись. Пока не являлись. Оленька была уверена в себе: год дрессировки – и все будет в порядке!Оля вышла на кухню и застала очередную родительскую семейную идиллию.Мама, чертыхаясь, терла на терке морковку в огромный таз. Это был остаток мешка, привезенного с сельхозработ. Костяшки пальцев уже были расцарапаны, мама злилась и рычала на отца.– Конечно, как есть потом, так все горазды, а как помочь… Черт!!! А ты только и можешь, что газеты читать! Что есть мужик в доме, что нет… Как с водкой эту закуску есть, так будешь, а как пальцем о палец ударить… Черт!!!Надо сказать, что отца эта тирада не задевала никак. Он спокойно продолжал хлебать суп из тарелки, читая газету.А у Оли снова случилось прозрение. Она вдруг увидела свою будущую семейную жизнь. Вот она стоит, трет морковку, ранит пальчик, вот к ней подходит муж, нежно целует в пострадавшее место. Вот отбирает терку и делает все сам. Оля отчетливо видела сильные мужские руки, которые буквально в три движения расправляются с бедным корнеплодом, а вот лица разглядеть не могла.Кто же это? Макс? Лешка?Между тем неделя неумолимо истекала, как раненный гладиатор кровью. Квашин и Ширяевский поочередно попадались ей на пути и делали выразительные глаза: Макс – грозные, Алеша – печальные.Все это очень щекотало нервы, но удовольствие приносило небольшое. В среду вечером Оленька осознала, что час пробил. Завтра ей придется сказать одному «да», а второму «нет». В какой-то миг в ней проснулась Настоящая Женщина, которая завопила: «Да пусть они сами разберутся! Принимать решения – мужская работа!» – но Оля подавила малодушный порыв. Она не собиралась пускать судьбу в свободное плавание, тем более доверять ее каким-то мальчишкам.Оля взяла в руки пятнадцатикопеечную монетку и рядом на бумажке написала, что «орел» – это Макс, а «решка» – Алеша. Чтобы потом, когда монетка будет брошена, с перепугу не перепутать.Минут десять Оля гипнотизировала денежку взглядом, убеждая ее принять единственно правильное решение, а потом быстро зажмурилась, потрясла сложенными ладошками – и хлоп на стол! Медленно убрала руку… На столе во всей красе гордо возлежал герб Советского Союза.– Орел, значит, – прошептала Оля.На всякий случай сверилась с бумажкой.– Значит, Максим…И тут у Оли перед глазами возник Алеша. Милый, чудесный Алеша, такой надежный, такой умный, такой талантливый.Она представила себе, какими глазами он будет смотреть на нее, когда она скажет «нет», представила, как он, такой несчастный и обиженный, уезжает в Москву. И он сутулится под тяжестью чемодана, и идет дождь…Откуда взялся дождь, было не очень понятно, но, мысленно увидев эту печальную картину, Оля расплакалась и ринулась к телефону.– Алеша, да это я… Алеша, я согласна. Я подумала, я буду твоей женой.Говоря все это, Оля ревела, вытирая слезы рукавом. Алеша что-то говорил, даже кричал в трубку, а Оля была просто счастлива, что ей не придется ему отказывать, что Алеша не поедет ни в какую Москву.И только через пару минут, уже после того, как повесила трубку, Оля заметила монетку, лежащую «орлом» вверх, и вспомнила о Максе. Первой реакцией была паника, но Оля постаралась быстренько взять себя в руки.– Все, дело сделано, нельзя такие важные вещи решать с твоей помощью, – заявила она монетке.Хотела красивым жестом выбросить ее в окно, но пожалела, сунула в карман. Вместо этого небрежно порвала листик, на котором было записано, кто «орел», а кто нет.Решение было принято, и на душе у Оли было спокойно. Она улыбнулась, с чувством зевнула и завалилась спать. Часть 2Решка Тридцать лет после сельхозработ.Июнь 2012 г. – Квашин! Какого черта ты там копаешься? Опоздаем ведь!Ольга рявкнула больше для острастки. До выхода из дома оставалось еще верных полчаса. Но Квашин – он такой. Квашня квашней. Если не прикрикнешь вовремя, не пошевелится, будет сопли жевать.Ольга повернулась к зеркалу левым профилем, потом правым. Кажется, ничего. Хорошо, что смолоду кожу берегла, денег на кремы не жалела. Шейка – как у двадцатилетней! Бывшие однокурсницы, небось, гораздо хуже выглядят!А вот вокруг глаз придется поработать. Сорок семь – ягодка не совсем. Ольга почти добилась идеала (не видно ни морщин, ни косметики), когда обнаружила за своей спиной мужа. Она привычно нахмурилась и спросила:– Готов?– Да.– Иди грей машину.Алексей исчез из отражения так же неслышно, как и объявился. «Ничего сам сделать не может,– раздраженно подумала Ольга. – Все командовать нужно».Уже в машине она еще раз проверила макияж и одежду. Не найдя изъянов, переключилась на супруга. Тот выглядел… как обычно. Удовлетворительно. Узел на галстуке она завязывала сама, пиджак три раза заставляла чистить. Закончив досмотр, Ольга сообщила:– Я звонила Наташе и Пете.– Угу.– Квашин! Тебя что, совсем не интересует судьба собственных детей?– Интересует, – ответил муж, но от дороги не отвлекся.– С Наташей я не поговорила, она кормила Машку. Трубку поднял этот…Алексей мягко повернул руль и иронически поднял брови. «Этот» был наказанием семьи – Ольгиным зятем. То есть и Алексеевым тоже, но с тестем он почти не общался, зато с тещей сразу переходил на повышенные тона и заканчивал разговор всегда одинаково: «У нас своя жизнь, Ольга Петровна, мы как-нибудь разберемся».– Потом позвонила в Москву Пете.Лицо Алексея непроизвольно разгладилось. Петя унаследовал ум отца и энергичность матери. Три года назад он осуществил отцовскую мечту – поступил в Физтех.– Не вижу поводов для улыбки! Там звучала музыка!Возмущенная реплика предполагала обязательную реакцию, и Алексей сказал:– Ну и что? Просто мальчик любит музыку.– Это была не музыка! Это был их… как его… технорэп! Петя на ночь глядя поперся на дискотеку!– Ему двадцать лет. Вспомни себя…Это была неправильная фраза. Ольга всем корпусом повернулась к супругу.– Я в двадцать лет ребенка грудью кормила, а не по кабакам шлялась!
1 2 3 4 5 6 7 8 9