Она выискивала виноватые лица, хотя и не была уверена в том, как на самом деле должен выглядеть шпион. Некоторые из послушниц явно нервничали, но на лице остальных было написано желание поскорее вернуться в постель – за исключением целительниц, большинство из которых казались явно потрясенными нынешними событиями, и потому они были рады оказаться в Храме.
«Целители.., уже идут слухи, что поведение людей императора вызывает беспорядки на улицах, а уж кому, как не целителям, первыми видеть результаты этих столкновений».
Эльфрида надеялась, что послушники будут здесь в безопасности. Не то чтобы они были совсем детьми – в Храм не брали людей моложе тридцати. Вообще традиционно в Храм уходили люди между сорока и пятьюдесятью годами. Богиня не принимает службу тех, кто бежит от жизни. Она хочет, чтобы человек прожил полезную жизнь вне пределов Храма прежде, чем ему будет дозволено вступить в них. Но Эльфриде все они казались детьми, не готовыми к тому, что, как она боялась, грядет. Она молилась еще и за них, и за всех сестер и братьев, чтобы в наступающие тяжкие времена Сердце одарило их своей чистотой и силой.
«Но все мы, смертные, так нестойки.., когда приходит пора испытаний, некоторые из нас ломаются, некоторые стараются укрыться от них, а иные говорят, что вообще никаких испытаний нет...»
Когда литания закончилась. Верит отдала приказы, которые они с ней обсуждали нынешним полуднем в лечебнице – те, согласно которым моления у Сердца будут теперь непрерывными.
«Умно, – подумала Эльфрида. – Она отдала приказ ночью, в час Великого Молчания, когда никто не станет оспаривать его, по крайней мере, до собрания капитула после утренней трапезы. А поскольку кому-то постоянно придется быть у Сердца, полное собрание капитула нам не грозит».
Эльфрида с радостью услышала, что ей не придется оставаться здесь прямо сейчас, стало быть, ей доведется поспать несколько часов до следующей молитвы. Она была намерена использовать их как можно полнее.
Забавно, что сейчас, в переломный момент, когда опасность на пороге, тело требует своего.
Она подавила зевок, торопясь назад, в свою комнату. Сейчас жесткое, суровое ложе казалось привлекательнее и роскошнее постели во дворце...
Постель во дворце!
Она замерла на месте. Что, если Аполон собирается взять с ее постели простыню? Он же маг, он, несомненно, знает, как ее выследить! А последние три ночи она была вынуждена спать в королевской постели, и от мыслей и кошмаров простыни пропитались ее потом!
«Слуги наверняка сменили белье, – попыталась успокоиться Адель, заставив себя медленно вернуться в келью. – А если и нет – зачем ему искать меня? Он знает, где я. А раз Адель умерла, так что толку искать мертвую»?
Но оставались постели Лиданы и Шелиры...
Подумала ли хоть одна из них о том, что Аполон может найти их по их личным вещам?
«Они не дети, они знают законы магии, – снова напомнила она себе. – И еще остаются слуги. Наши вещи кое-чего стоят, даже ночные рубашки и корсеты. Наверняка Бальтазар уже увязал все в тюки и отправил в свою казну прежде, чем Аполон успел хотя бы посмотреть на вещи».
Однако все эти «наверняка» не успокаивали. Она отворила дверь в келью и закрыла ее за собой. Если бы удалось поговорить хоть с кем-нибудь, хоть с последним дворцовым слугой!
«Я сказала Верит, что учла все, а про это и забыла, – мрачно подумала она, пытаясь уснуть. – И что еще я забыла? И как это скажется на наших планах?»
Глава 17
ЛЕОПОЛЬД
Леопольд проснулся на рассвете, как вошло у него в привычку с ранней юности. Он не помнил, чтобы хоть раз встал после восхода солнца, даже когда засиживался у отца на советах до глубокой ночи. Разве что болезнь могла задержать его в постели до пенья первых птиц.
Он держал лишь одного слугу и одного пажа, поскольку потребности его были невелики, в отличие от других, за которыми вечно хвостом тянулись слуги – за Аполоном, к примеру. И жил он не роскошнее своих офицеров. Как и им, ему хватало шатра, достаточно высокого, чтобы стоять там в полный рост, разделенного на две части – рабочую и спальную. Обстановка шатра была столь же скромной – сундук для личных вещей, складная койка, жаровня для обогрева, стойка для оружия, маленький складной столик и стул. Единственными предметами роскоши, которые он позволял себе иметь, были подарки на день рождения от его друзей и тех немногих придворных, что занимали достаточно прочное положение, чтобы не бояться называть себя его друзьями. Грубый ковер предохранял от идущего от земли холода, светильники давали теплый свет, а занавеси скрывали грубый холст стен. Койка была покрыта шкурами и шерстяными пледами. Леопольд всегда осознавал, что за ним следят, и если он будет слишком сильно потакать своим прихотям, это навлечет на него подозрения. Он ел из одного котла со своими солдатами, хотя некоторые из его подчиненных держали собственных поваров.
Как только он шевельнулся, тут же возник его паж с тазиком теплой воды для умывания и одеждой. Ангелоподобный светловолосый мальчик был кем-то вроде его любимца, хотя принц никогда никому не выдавал своей симпатии к нему. Это было необходимо и для его безопасности, и для безопасности мальчика – внимание Леопольда не сулило ничего хорошего, а явное предпочтение привело бы к тому, что мальчика бы передали в подчинение к кому-нибудь другому, возможно, более суровому господину, чем Леопольд. Так уже бывало. И все же когда они были наедине, он старался осторожно направлять мальчика, когда это требовалось, посмеивался над ним, но всегда добродушно.
Однако, когда он увидел одежду, которую подобрал для него на сегодня паж, он удивленно поднял бровь. Это был придворный костюм – его придворный костюм, куда более скромный, чем костюмы остальных придворных. Простая туника из мягкого тяжелого шелка темно-бордового цвета, с золотой каймой, с гербом его отца на груди и спине, штаны из той же ткани и высокие сапоги, начищенные до блеска. Лишь корона, вышитая над гербом, показывала его статус. Все другие высшие офицеры носили точно такие же костюмы – за исключением короны над гербом.
– Ваш августейший отец желает, чтобы вы прибыли к нему как только оденетесь, мой господин, – пропищал мальчик дрожащим голоском. – Перед рассветом приходил гонец.
Леопольд поднял уже обе брови. Обычно император не требовал к себе сына так рано – в официальной-то одежде...
– Спасибо, Петер, – спокойно ответил он. – Ты все сделал правильно, как сделал бы Клаус. Я сам оденусь. Пойди к сержанту Атольду и позавтракай.
Паж поклонился и вышел, стараясь не слишком торопиться, но он рос, потому еда для него была весьма важным делом. Леопольд улыбнулся и занялся собой, стараясь покончить с утренним туалетом как можно скорее. Его оруженосец Клаус появился как раз, когда он закончил одеваться. Он приказал ему надеть на лошадь парадную сбрую и добавил вслед, чтобы коня подвели прямо к шатру, на случай, если понадобится.
Он бодро вышел в серый свет раннего утра. Вокруг него уже там и сям расхаживали солдаты, одеваясь и готовя себе пищу. Это был лагерь его собственных войск, и он здоровался с солдатами, его приветствовали в ответ. Солдаты его любили. Он был справедливым командиром и хорошим военачальником. Только в этом он не скрывал своих способностей ради того, чтобы отвести от себя подозрения, пусть даже император с угрюмой миной смотрел, как войска приветствуют его сына после победы.
В армии хватало дурных командиров, и он не собирался заставлять своих солдат страдать, изображая еще одного мерзавца.
Он шел той же дорогой, которой вчера возвращался в лагерь. Приблизившись к отцовскому шатру, он услышал голоса. Стража откинула перед ним полог, как только он подошел. Ему пришлось пригнуться, чтобы нырнуть в шатер, и он превратил свой невольный кивок в официальный поклон, когда увидел, что внутри уже сидит чуть не весь двор.
Рядом с императором, кроме вечно-здесь-сущего Аполона, сидели генерал Катхал, настоящий вождь армии, и канцлер Адельфус. Катхал – суровый, похожий на ожившую мраморную статую, сидел как обычно в доспехах, которые он никогда не снимал, даже в официальных случаях. Он коротко кивнул и тут же снова обернулся к императору. Адельфус, согбенный, лысеющий, в своем алом официальном одеянии, слегка улыбнулся Леопольду и чуть кивнул. Они с Леопольдом всегда неплохо ладили. У канцлера амбиций было не больше, чем у принца, ему всегда хватало его административных обязанностей (в чем ему не было равных), потому интриги он оставлял другим. Он прозрел в принце добрую душу и делал все, чтобы смягчить отношение императора к сыну. Единственным недостатком Адельфуса было некоторое пристрастие к роскоши – он любил богатые вещи и обычно находил способы заполучить то, что ему нравилось.
Император что-то проворчал в ответ на появление сына, но сесть его не пригласил.
– У нас есть к вам поручение, принц, – бросил он. – Мы хотим, чтобы вы и ваши солдаты взяли город под контроль. Займите дворец, подыщите подходящее место для размещения гарнизона и как можно скорее пошлите об этом отчет Катхалу, чтобы он мог ввести войска. Подготовьте место для нашего размещения – нам нужно присутствовать в городе, чтобы эти жирные торгаши знали, кто теперь держит узду. Аполон говорит, что слишком многие из них считают, что последнее слово по-прежнему за королевой.
«То есть я должен исключить всякую возможность сопротивления», – подумал Леопольд, согласно кивнув. Однако его настроение немного улучшилось. Лучше хоть какое-то поручение, чем ничего.
– Аполон уже послал своих собственных людей для выявления всех очагов сопротивления ради безопасности самого города, – продолжал император. – Я дал им свободу действий, чтобы они сделали кое-что для меня, потому не вмешивайтесь в их дела. Они усмиряют недовольных среди купцов и ведут перепись населения, у них свои стражи порядка для этого. Просто приготовьте все для меня лично.
Леопольд снова пал духом. Значит, снова безделье, только иного рода. Он всего лишь пешка, знак императорского внимания к городу, пока сам Бальтазар не подготовится для явления завоеванному городу в качестве новою хозяина.
– Ищите следы королевы и принцессы, – нетерпеливо вмешался Аполон. Сегодня он выглядел особенно раздраженным, словно испытал жестокое разочарование. – Прошлым вечером они каким-то образом ускользнули от нас. Они не могли уйти далеко, но если вы найдете их прежде, чем мои люди, отошлите их прямо ко мне.
Поскольку Бальтазар не сказал ни слова против, Леопольд подавил желание возразить и еще раз кивнул.
Однако от этого приказа у него волосы на голове зашевелились. Здесь было что-то не так. «Почему он так хочет захватить этих женщин? Вряд ли это обернется для них добром».
– Идите, – Бальтазар жестом отослал сына. – Готовьте войска, вступайте в город официально. Постарайтесь проделать все вовремя, чтобы присутствовать на службе у Сердца, сидя на троне королевы. Важно показать этим людям, кто теперь их хозяин, и лучше всего начать с этого. Эти люди трепетно относятся к своему Храму, и все, кто не занят, наверняка будут на службе.
– Слушаю и повинуюсь, ваше величество, – ответил Леопольд, поклонился и вышел прочь. Голову его распирали незаданные вопросы и неприятные мысли.
Сразу же, как только он оказался на расстоянии крика от своего лагеря, Леопольд начал отдавать приказы. Обычно люди повиновались ему с похвальной готовностью. Он подождал, пока подведут коня, раздумывая о скрытом смысле этой встречи в императорском шатре.
«Может, отец хочет посмотреть, не захвачу ли я город для себя и исполню ли все в точности? Но этот розыск исчезнувших женщин из королевского рода.., да мне до них дела нет! У Аполона есть какие-то свои причины захватить этих женщин».
Оруженосец привел коня как раз тогда, когда солдаты закончили паковаться и стали строиться. Он легко взлетел в седло и с небрежным видом стал ждать конца построения.
«От Аполона добра не жди. Катхал – ну, Катхал всегда ему повинуется. Можно подумать, что это одушевленная Аполоном статуя, если не считать, конечно, того, что Катхал отличный стратег, а Аполон в этом ни уха ни рыла. Канцлеру наплевать на то, чем занимается Аполон, пока тот не будет вмешиваться в его дела. Все это понятно. Но я не понимаю, что отцу-то в этом? Похоже, что он еще устроит массу неприятностей жителям Мерины. Он слишком крепко взял их за горло, к тому же еще и уничтожение королевской семьи... Отец забыл кое о чем очень опасном. Когда людям нечего терять, они готовы на все, хотя бы положение было и совершенно безнадежное».
И если Аполон и вправду замышляет злое.., если он намерен причинить зло этим женщинам...
Но Бальтазар сказал бы, что это ничего не меняет. Он наверняка думает, что Мерина будет у него под сапогом, и люди ничего не смогут сделать.
«Это ошибка. Отчаявшиеся люди способны на отчаянные действия».
Конь Леопольда нетерпеливо фыркал и перебирал ногами, чувствуя беспокойство всадника.
«Не нравится мне это. И я не буду играть в эти игры».
И это было первым актом неповиновения. Но ведь не против отца же...
«Нет, против его прихвостня, Аполона. Каким бы образом он ни заставил отца на все это согласиться, отец не пошел бы у него на поводу, если бы хоть раз обо всем этом подумал. Да, отец безжалостен, но не зол. А этим женщинам от Аполона ничего, кроме зла, ждать не приходится. Я уверен в этом, как в себе самом».
Принц успокоил коня. Сейчас он ощущал себя немного лучше, по крайней мере, в смысле своей роли во всем этом. Что бы там ни замышлял Аполон, он будет ему мешать, если сможет. Как всякий порядочный человек.
Глава 18
ЛИДАНА
Лидана и Скита проснулись под звон утренних колоколов, слышных во всех закоулках города.
Королева уснула вчера в чем была, и теперь ей невыносимо хотелось принять теплую ванну, как во дворце. Вода! Надо выставить бочку, водовоз приезжает рано. Скита уже выскользнула из постели, и, похоже, у нее в голове были те же мысли, поскольку она вытащила из дальнего угла бочку и покатила ее к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58