Последней отчаянной мыслью перед тем, как он полетел вниз головой навстречу забвению было, что вот и пришел конец его пути. Теперь, ранним утром, он бултыхался в завязанном мешке, висящем на боку мерно бегущей ванки и ему казалось, будто при каждом увесистом ударе о землю одной из шести лап в голове у него открывается и захлопывается дверца, а вкус во рту напоминал пепел вчерашней сигары. Йенси застонал. Никто не обратил ни малейшего внимания.Некоторое время спустя он апатично осмотрелся вокруг. Караван ванок шел рысью по пыльной дороге, по сторонам которой раскинулись поля и рощи. Сияло солнце, это издевательски дружелюбное солнце Джундагая. На боках у ванок болтались другие мешки, в которых сидели другие пленники, мужчины и женщины, и Йенси тотчас же догадался, что с ним случилось в этом чужом и враждебном измерении.— Ну, — сказал он сам себе, и какой-то клочок прежнего Ки Йенси вяло закопошился в нем, пытаясь выйти на свет. — Надо будет продать себя подороже, только и всего. В полдень пленников развязали и, под строгой охраной людей с жесткими лицами, увешанных разнообразным оружием, позволили им поразмять затекшие мускулы, дали понемногу плохой пищи и воды и предоставили справить нужду. Затем всех вновь повязали и подвесили на бока терпеливых ванок. Когда, наконец, скорбная процессия вступила на мощеные улицы городка, проехав сквозь мрачные ворота с толстыми створками и бдительными часовыми, вооруженными алебардами наизготовку, Йенси, несмотря на свое положение и все его неудобства, уже почти задремал. Он дал провезти себя по тенистым улицам, отсутствующе подмечая безразличные лица, созерцающие караван, дал себя развязать и столкнуть вниз по каменным ступеням, и таким образом оказался в камере с дурно пахнущей соломой, где он растянулся во всю длину и заснул.Проснулся он от того, что громкий голос кричал:— Я вам покажу, свора недоделанных паршивцев! Вы не смеете так со мной поступать!Опыт Ки Йенси, набранный за время скитаний по измерениям, слишком ясно подсказывал, что не только смеют, но и непременно поступят, да чего там — уже поступили. Поэтому он перекатился на спину, сел, сглотнул, скорчил рожу и закричал:— Умолкни, приятель, я спать хочу.В камере было полутемно, только в одном углу вызывающе яркий солнечный свет лился сквозь высоко расположенное зарешеченное окно. Пыль, грязная солома, несколько разбросанных по полу коричнево-черных костей и позеленевшая хлебная корка составляли всю обстановку.Высокий жалобный голос смолк. Потом, с очень большой осторожностью, произнес:— Кто ты? Я тебя понимаю. А ты меня понимаешь?— Конечно, конечно, — ответил Йенси. — Я побит...— А меня пока не били. Но как... я хочу сказать, все эти типы треплются на каком-то жаргоне, в который я не врубаюсь.Йенси вспомнил про обруч-переводчик. Тот плотно охватывал его голову, зарылся в волосах и, похоже, никакие побои его не повредили. Мысль об этом странным образом утешила Йенси. Значит, у него есть одно преимущество. Он должен им как следует воспользоваться.— Как видно, я где-то подцепил знание твоего языка, — ответил он незнакомцу.— Ну? — человек в соседней камере, должно быть, прижался к решетке, потому что Йенси слышал лязг каждый раз, когда тот двигался. — Как это может быть? Место, откуда я родом, очень далеко отсюда.— Мое тоже, — кратко ответил Йенси и положил руки на переводчик. Когда человек вновь заговорил, он приподнял обруч.— Я просто интересуюсь, — сказал этот человек. — Мне все это прямо... Может, ты знаешь, где находится Олд-Кентроуд?Слова оставались совершенно понятны Йенси даже после того, как он снял обруч переводчика. Впрочем, он тут же снова его надел, не желая расстаться с ним по какой-либо случайности.— Знаю. Только что теперь в этом проку? Что это за место? Куда нас везут? И что происходит?— Придержи лошадок, кореш! Если б я все это знал — я бы вмиг... стоп! Снова сюда идут эти козлы. Звон подбитых сталью подошв по камню заставил Йенси подняться. Он скатился с соломы и приник к решетке. Немного спустя соседняя решетка загремела, послышался звук возни, посыпались сочные проклятья и наконец последний удар возвестил о появлении его нового знакомого — подвешенным вверх ногами, словно туша, за лодыжки и запястья. Его волосы подметали каменный пол. Стражники, мрачные, безразличные люди в мешковатых коричневых одеяниях, схваченных у талии широкими поясами, с которых свисали длинные ножи, дубины и топоры с короткими рукоятками, тащили пленника с таким видом, будто он и впрямь был всего лишь куском говядины. Это был молодой шатен среднего роста, с довольно длинной прической и резкими, но в целом приятными чертами. И был он голым, как перст, а коричневые заросли у него на груди — мокрыми. Один глаз у него был подбит. Так, в бессознательном состоянии, его и уволокли.Йенси вновь опустился на солому и погрузился в раздумья. Стало быть, этот бедолага прибыл с Земли, с той Земли, которую знал Йенси. Чего же от него хотели? И зачем здесь сам Йенси? Йенси знал ответ. Он был до боли очевиден, однако Йенси всячески уклонялся от него, не допуская ответ в сознание.В течение всего заключения Йенси неплохо кормили. А он хорошо ел. Он отлично понимал, зачем его кормят, и твердо решил поддерживать себя в форме, как и хотели его тюремщики, а когда настанет время — обратить эту форму против них. Однажды днем — ибо солнце насмешливо сияло в том единственном углу камеры, куда проникали его лучи — стражники принесли ему еду, и с ними явился человек, одетый в кольчугу, с длинным мечом на поясе и заткнутым за этот пояс револьвером. Йенси с острым сожалением вспомнил об Олане.— Умеешь работать мечом, топором, секирой? — отрывисто осведомился пришедший.Йенси поглядел на него. Ему ответил твердый взгляд человека с твердыми линиями лица, тонкогубым ртом и выражением того, кто привык хорошо делать свое дело.— Нет, — ответил Ки Йенси.— Ну, неважно. Тебе дадут то, что надлежит. Ты в порядке? Не болен?— Нет. Не болен.Человек не улыбнулся, но выражение его лица неуловимо изменилось.— Все мы должны жить, сынок, и всем приходится умирать раньше или позже. Тебе дадут отвести душу — последняя ночь: пища, вино, женщины, песни. Не бойся, мы хорошо заботимся о своей собственности.— Да, — согласился Йенси. — Я и не сомневаюсь.Человек достал блокнот — обычная бумага, в обычной обложке — и карандаш.— Как зовут?— Йенси.Человек трудолюбиво записал услышанное.— Завтра, — сообщил он. — А сегодня тебя отведут.Он протянул руку и пощупал Йенси бицепсы. Йенси отодвинулся. Человек проследил за его движением взглядом темных глаз. Он ткнул Йенси в живот, а потом некоторое время осматривал его ноги и стопы.— Годишься, — сказал он наконец. — Завтра.Каждый день Йенси дозволялось пару часов поупражняться в узеньком дворике, примыкавшем к задней части тюрьмы. Сегодня он ждал этого часа, предполагая совершить последнюю попытку прорваться. Теперь слова этого человека развеяли его надежду. Человек встал и, гремя мечом, покинул камеру. Железная решетчатая дверь захлопнулась. Йенси сел на солому, чувствуя тошноту. Он не мог есть принесенную ему пищу. Он знал, что предстоит завтра. Четыре часа спустя он снова услышал звон подбитых железом подошв в каменном коридоре. Йенси сел с упрямым видом, прислонившись спиной к стене. Он помнил того молодого человека с Земли. Тот пытался сопротивляться и кончил тем, что его уволокли, словно тушу. Ки Йенси мог кончить точно так же.Стражники остановились у двери в его камеру, загремел замок, решетчатая дверь распахнулась. Йенси выпучил глаза. Вошел Олан, сияя широчайшей улыбкой, сграбастал Йенси, стиснул его, приподнял над полом.— Ах ты раззява эдакий! Клянусь Куанчи! Почему ты раньше им не сказал, как тебя зовут? Почему меня не позвал?— Замечательно, — отозвался Йенси, сопя и переводя дыхание после медвежьих объятий Олана. — Выходит, я в темнице замка Това Бурки, так, что ли?— Дурень ты, дурень! Ну конечно. А теперь пошли. Ты немедленно должен предстать перед Товом Буркой. Я просил об аудиенции. Скоро он примет тебя в загонщики — вот увидишь! Выйдя из камеры вместе с другом, обрушившимся на него, казалось, прямо с неба или откуда-нибудь из Австралии, Йенси сказал:— Ну, Олан — черт возьми, это будет получше, чем сидеть в камере и ждать того, что мне предстояло завтра. Голова Йенси казалась пустой и легкой. Они поднимались по бесконечным пролетам каменных лестниц, пересекали внутренние дворики и наконец, войдя в изукрашенные ворота с часовыми по обе стороны, оказались в огромном предзалье, где ожидали, смеясь и болтая, мужчины и женщины в красочном убранстве. Там их встретил мажордом в желто-зеленой накидке, стукнул об пол свои жезлом с посеребреным наконечником и отвел в маленькую комнатку, где седовласый старец в облачении ржаво-красного цвета, похожий на ворону и с чернильными пятнами за ухом, поманил их за собой и, согнувшись и чуть ли не поскрипывая на ходу, ввел в последнюю дверь. Йенси охватил обстановку одним взглядом. Длинная, высокая комната с узкими окнами, каменные стены задрапированы выцветшими гобеленами, изображающими на все лады сцены охоты на диких животных. Комната подчеркивала деспотическую властность человека, коренастого и неласкового, сидевшего в деревянном кресле, возвышаясь над придворными, расположившимися вокруг в ожидании приказов. Согбенный старец подвел их прямо к деревянному креслу, где остановился и произнес надтреснутым голосом:— Второй глава Загонщиков Олан, на аудиенцию к вашей светлости.Тов Бурка раздраженно посмотрел вниз. Йенси отвечал ему прямым взглядом, пока Олан не наступил ему на ногу. Йенси моргнул, посмотрел на Олана и, увидев, что этот сильный человек стоит, склонив голову, сделал не без внутреннего сопротивления то же самое.Лицо Това Бурки оставалось на протяжении всего времени твердым, как камень. Он сидел, массивный и коренастый, недобрый, пышно разнаряженный, весь в жемчугах, изумрудах и кусочках платины. С его лица, смуглого и одутловатого, недовольно хмурился один глаз. Второй был закрыт повязкой, расшитой алмазами. Огромные перстни на его пальцах играли лучами света. В левой руке он держал приклад, надо полагать, автоматического карабина, почесывая мушкой за левым ухом. Правой рукой Охотник ласкал молодую девушку в газовом платье, подносившую ему лакомства, напитки, сигары и отиравшую его лоб и подбородок. Лицо у нее было точь-в-точь, как у белого китайского манекена — лишенным выражения, застывшим, мертвым.Олан разразился панегириком. В одном месте его рассказа придворные загомонили. Можно было расслышать слово «иккра», произносившееся благоговейным шепотом. Когда Олан закончил, Тов Бурка раскрыл рот, (бледный манекен поспешно вложил туда кисточку винограда) совершил тяжелой челюстью несколько жевательных движений, выплюнул косточки и произнес:— Очень хорошо. Этот человек по имени Йенси может стать загонщиком для Това Бурки. Присмотришь за этим. Помни, что с ним случится, если он меня подведет.Нетерпеливым мановением пухлых пальцев они были отпущены.Снаружи Олан обернулся к Йенси, весь сияя, и хлопнул его по спине.— Это твой шанс, Ки! Став загонщиком Това Бурки, ты можешь начать карьеру. Это здорово, что теперь ты мой товарищ.— Да, — согласился Йенси, намереваясь уже излить весь свой скептицизм. Потом он заколебался. Ведь Оланто — Олан оказывал ему большую услугу. Это было совершенно очевидно. С какой стати портить радость этому человеку, в которого он стрелял и которого ранил, жизнь которого он спас и который спас его собственную?— Спасибо, Олан, — произнес он, пожимая руку второго главы загонщиков. — Тысячу раз спасибо. И он при этом Ки Йенси совсем не кривил душой, он произнес это совершенно серьезно. Глава 9 Первое сафари, в котором Ки Йенси получил шанс показать, как он усвоил краткое обучение, преподанное ему Оланом, имело объектом охоты куэмлаха.Олан возглавил подразделение из полусотни человек, тяжело топавших вслед за его куорном на юг по пыльной дороге. Впереди горы подпирали пышущее жаром небо. В их-то битком набитых растительностью предгорьях, среди речушек, распадков и примыкающих друг к другу холмов, похожих на небольшие хребты и водился куэмлах. Когда его отыщут, загонщики исполнят свои обязанности и рискнут жизнью, куэмлах будет стараться спастись, а охотники, ведомые Охотниками Това Бурки, получат свою забаву. Ки Йенси постарался как следует вбить это себе в голову. Он не желал больше думать о реальном положении дел. Когда-нибудь он должен вернуться на Землю. До тех пор, если он хочет остаться живым и здоровым — у него есть дело и он чертовски неплохо будет делать это дело, как под присмотром всех Псов из Ямины Рыжего Хакима. В раздумье, Йенси вздыхал над своими мыслями — и тут же выкинул их из головы, как только Олан, обернувшись в седле, дал своим людям твердый повелительный знак.Люди рассыпались по сторонам от пыльной дороги. Мимо них на рысях проследовала кавалькада. Йенси разинул рот. Вначале следовали телохранители верхом на куорнах — сильные, крепко сбитые люди в кольчугах, носящие герб Това Бурки и вооруженные щитами, пиками, мечами и полуавтоматическими карабинами М-1 производства Соединенных Штатов, вложенными в пустые ножны. Затем послышался гул машин, идущих на низкой скорости, и по пыли протрюхали два «Лендровера» цвета хаки. Первый из них был набит людьми, державшими кверху стволами винтовки. Во втором же все внимание Йенси привлек человек, сидевший рядом с водителем. С обожженным солнцем лицом, с ровными белыми зубами, человек этот трясся на сиденье с видом того, кто привык повелевать. Он был одет в белую рубаху, распахнутый воротник которой обнажал крепкую шею. Его лицо, заросшее густой бородой, выражало собранность, вызвавшую некоторую степень уважения у скептика Ки Йенси, так как он признал за этим человеком элементы характера, весьма ценные для выживания при любых условиях. Шляпа с мягкими полями и заткнутым за околыш изумрудно-алым перышком была отодвинута на макушку и покрывала она длинные, темные волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17