Он почувствовал, что его глаза наполняются слезами. Обогнув грубо сколоченный стол, Калинка заключил Винсента и Таню в объятия.— Ты мой сын, — взволнованно сказал он Готорну. — Я всегда гордился тобой и, впервые увидев тебя, подумал, что ты стал бы мне хорошим сыном. А теперь любите друг друга, ибо любовь — это дар, которым Кесус щедро наделяет молодых.Калинка разжал объятия и отошел от них.— Теперь садись и ешь, сын мой, — произнесла Людмила, вытирая слезы. — Таня, пойдем поможешь мне.Нагнувшись, Готорн поцеловал подругу в лоб. Радостно улыбаясь, она подбежала к отцу, бросилась ему на шею и выскочила в соседнюю комнату. .Готорн перевел взгляд на Эндрю, который с улыбкой наблюдал за этой сценой. Он все еще никак не мог поверить, что именно молодой квакер первым из всех в полку нарвался на неприятность с девушкой. Но здесь был особенный случай. То, что эти двое любят друг друга, было ясно каждому, кто видел их вместе. Эндрю облегченно вздохнул. Все могло выйти куда хуже.— Должна быть свадьба, — промолвил Винсент, подходя к Калинке.— В церкви? — спросил тот.— Если таковы ваши желания и обычай. Калинка сплюнул на пол и покачал головой.— В нашем полку нет священника… — задумчиво начал Готорн и вдруг, словно осененный какой-то мыслью, повернулся к Эндрю, стоявшему в углу комнаты. — Сэр, могу ли я надеяться, что вы скрепите наши брачные клятвы?Эндрю ошеломленно посмотрел на Винсента.— Сэр, раз у нас нет священника, я подумал, что вы можете заменить его, как капитан на корабле.— Думаю, что могу, — нетвердым голосом согласился Эндрю.— Какая честь для моего дома! — воскликнул Калинка, приглашая Эндрю сесть, так как с формальной частью разговора было покончено.— Но мы обсудим это позже. Я слышал твое обращение к солдатам на утреннем построении, — продолжил Суздалец, — и я в смятении. Ты вождь. Я думал, ты решаешь, что надо делать.— Они имеют право решать сами за себя, — ответил Эндрю. — Мы так поступаем в подобных ситуациях. В нашем мире эти люди добровольно решили сражаться ради благородного дела. Теперь им грозит совсем другая война, и я не могу приказать им участвовать в ней, если они сами не хотят этого.— Ох уж эти янки, — покачал головой Калинка.— Так у нас заведено, друг мой.— И что они выберут, как ты думаешь? — с беспокойством поинтересовался Калинка.— Мы останемся! — воскликнул Готорн. Эндрю усмехнулся и потрепал юношу по плечу:— Давайте подождем подсчета голосов.— Я хочу сказать вам три вещи, — понизил голос Калинка, — поэтому я и попросил вас с Готорном прийти ко мне в хижину, чтобы всем казалось, будто вы пришли сюда по небольшому семейному делу.Винсент снова залился краской, и Калинка добродушно рассмеялся.— Зачем такая секретность? — спросил Эндрю. — Ты же почти каждый день приходишь ко мне домой.— Потому что я советую тебе сегодня же закрыть ворота и не пускать никого ни в лагерь, ни из него. Я слышал, как ты запретил солдатам посещать Суздаль. Но ты должен позаботиться и о том, чтобы никто не мог войти к вам.— Почему?— Потому что к вам будут засылать лазутчиков, чтобы выведывать ваши планы.Эндрю утвердительно кивнул.— Второе. Будь готов к тому, что Ивор и бояре ударят первыми и их удар будет мощным.— Так я и думал, — с грустью произнес Эндрю.— И что ты собираешься предпринять?— Ничего.— Но если ты сам нападешь на них, ты предотвратишь их атаку, которая может уничтожить вас.— Я не могу на это пойти, — мрачно ответил Эндрю. — Я не начну войну, если меня к этому не принудят. В конце недели люди решат, остаться или уходить.— И как они, по-твоему, проголосуют?Эндрю взглянул на печальное лицо Готорна.— Они решат уйти. Я в этом почти уверен. Если за это выскажется большинство, уйдем мы все.Винсент вздрогнул, пораженный мыслью, которая только что пришла ему в голову.— Не бойся, — успокоил его Эндрю. — Если мы уйдем, то всем, кто помогал нам, вроде Калина и его семьи, будет предложено присоединиться к нам.— Я принадлежу дому Ивора, — ровным тоном произнес Калинка, — и я не покину свой народ. Дочь и жену я отправлю с вами, но сам останусь.Эндрю поймал взгляд Калинки и понял, что нет смысла уговаривать его; на его месте он и сам поступил бы так же.— Раснар не позволит вам уйти, — негромко продолжил Калинка. — Он стремится овладеть силами, которые вам подчиняются, — с их помощью он хочет сделать Церковь сильнее бояр.— Значит, нас будут атаковать в любом случае, останемся мы или уйдем, — закончил его мысль Эндрю.— Именно так, друг мой.— И все же я должен дать моим людям время для принятия решения. Это их право. Мэнцы не решают такие вещи с бухты-барахты, они должны все как следует обдумать.— Теперь я хочу сообщить третье известие, — произнес Калинка, понизив голос до шепота.— Какое?— Мы будем драться со знатью, если она выступит против вас.— Нет! — воскликнул Эндрю, вскакивая со стула.Пораженный такой реакцией Эндрю, Калинка с удивлением посмотрел на него.— У вас ничего не выйдет, — быстро заговорил полковник. — Это воины в доспехах и на конях. Каждый из них легко расправится с пятьюдесятью крестьянами. У вас будут только вилы и ржавые ножи. Это прекрасный замысел, Калин, но он обречен на провал.— Но Готорн рассказывал нам о вашей Декларации независимости и как крестьяне победили знать и стали свободными.Эндрю с упреком посмотрел на юношу. Тот ослушался приказа, и полковник не на шутку рассердился.— Я рассказал то, что мне велела моя совесть, — спокойно ответил Винсент, не боясь гнева своего командира.— У нас все было не так, — снова повернулся к Калинке Эндрю. — У нас были пушки, чтобы сражаться с армией бояр. У нас огромная страна, в сотни раз больше, чем Русь. И у нас было время — мы воевали восемь лет. У вас нет оружия, негде спрятаться в случае поражения, и главное, у вас нет времени. Даже если вы смогли бы какое-то время противостоять им, придут тугары и сокрушат вас всех, и крестьян, и знать.— Так ты советуешь мне спокойно наблюдать за тем, как мой народ ведут на убой?На это у Эндрю не нашлось ответа, и он отвел взгляд от горящих глаз Калинки.— Иначе вы все умрете.— Я готов рискнуть, Кин.— Я очень хотел бы вам помочь, — произнес Эндрю, — но теперь это в руках моих солдат.— Ты еще не понял, как много вы для нас сделали, — ответил Калинка. — Каждый раз, когда твои солдаты приходили в Суздаль, каждый раз, когда крестьянин приезжал с зерном на мельницу, мой народ видел, что можно жить по-другому. И, возвращаясь домой, люди шептались о странных янки, у которых нет бояр. Не вини Готорна за то, что он нам рассказал. Ибо это знает уже весь Суздаль, о Декларации слышали в Вазиме и даже в Новроде.— Если мои люди проголосуют за то, чтобы уйти, мы уйдем, — тихо сказал Эндрю. — Не воюйте с боярами; даже если мы останемся, я не хочу, чтобы лилась ваша кровь. Если мы встанем против тугар, а бояре нет, мы будем сражаться одни.Эндрю поднялся, собираясь покинуть дом Калинки.— Я хочу сказать тебе еще кое-что, — быстро проговорил переводчик.— Что именно?— Мы больше не увидимся.— Почему? — в смятении вскричал Эндрю.— Сегодня утром ко мне прискакал гонец. Мне приказано вернуться ко двору Ивора.— Тогда тебе лучше подчиниться.Калинка затряс головой:— Я не буду просить у тебя защиты, так как вы и так уже на грани войны. Но я не вернусь.— И куда же ты пойдешь?Калинка улыбнулся:— Я хочу, чтобы ты укрыл за вашими стенами Людмилу и мою дорогую Танечку. Ивор не станет беспокоить тебя из-за них.Женщины, слушавшие этот разговор стоя у стены, бросились к нему, и он крепко обнял их обеих.— И самое последнее. Не говори никому ни слова о том, что сейчас услышал. Я доверяю теперь только тебе и моему сыну Готорну.— Что ты имеешь в виду?— Среди вас есть предатель.Эндрю недоверчиво посмотрел на Калинку, думая, что ослышался.— Это так. Мой друг видел, как один из твоих солдат несколько недель назад выходил из собора.— Кто?— В тот день лило как из ведра, и моему другу не удалось его рассмотреть. Но это был один из янки. Хотя на нем был крестьянский плащ, из-под него виднелись брюки и сапоги. Этот человек почувствовал, что за ним следят, и затерялся в толпе. Так что никому не говори о своих планах и о том, что я тебе сейчас сказал, кроме разве что своих ближайших друзей — таких, как ворчун сержант и добрый доктор.Эндрю был поражен до глубины души. Что же ему предложили, этому негодяю, раз он решился предать своих товарищей? И как Эндрю был наивен, не думая о такой возможности! Ведь здесь предатель мог получить богатство и власть, о которых дома не смел и мечтать.— В печальном мире мы живем, — тяжело вздохнул Эндрю.— Прощай, друг мой.Эндрю неуклюже обнял Калинку по русскому обычаю.— Могу я напоследок попросить тебя об одной услуге? — обратился к нему Суздалец.— Все, что ты захочешь.Калинка сделал знак Людмиле, которая взяла со столика небольшую Библию, подаренную им Винсентом, и подошла к ним.— Ты бы не мог скрепить брачный союз моей дочери и моего нового сына? Я хотел бы увидеть это перед тем, как уйти.Эндрю с улыбкой взял Библию, и когда он объявлял молодых мужем и женой, впервые после смерти брата у Геттисберга он почувствовал, что плачет. Плачет, как и те четверо, что стояли рядом с ним. Ибо, хотя это было мгновение счастья, все они знали, что их мечтам и планам скорее всего не суждено сбыться. Глава 11 О городе собралось восемь с лишним тысяч воинов. Они опустошили все мои склады с провиантом, — произнес Ивор, сидящий во главе длинного стола. В пиршественной зале присутствовали бояре из всех городов Руси, даже Михаил, один вид которого наполнял сердце Ивора дикой яростью.— Нам нужно еще больше дружинников, — заметил Раснар.— Чтобы оставить наши земли беззащитными? — возразил Борос из Новрода. — Мы еще не сошли с ума. — Вскочив на ноги, новродец обвиняюще указал на Ивора. — Это по твоей милости зараза, исходящая от этих янки, расползлась по всей Руси. Ты замышлял использовать их против нас. Теперь о них прослышали все. Должно быть, ты глух, Ивор, но я нет. Многие мои вассалы отказались прийти. Они боятся, что крестьяне восстанут против них, если они оставят свои земли, чтобы воевать с янки. Все лазутчики доносят одно и то же. Нет, я не такой дурак, чтобы убивать всех своих холопов, тем более что из-за прихода тугар в следующем году придется повысить налоги.— Ты позволил всему этому зайти слишком далеко, — поддержал его Иван Вазимский. — Пусть опустошение твоих запасов продовольствия послужит тебе уроком.Ивор с беспокойством оглядел своих гостей. После победы в грядущей битве, мрачно подумал он, они набросятся на него, как стая волков, убьют его и посадят на трон Михаила. Он надеялся только, что их удержит страх того, что Суздалем будет править ставленник Церкви.— Однако мы договорились, — резко произнес Ивор, — что оружие янки будет поделено между нами.— Никогда, — перебил его Патриарх, — никогда тугары не позволят, чтобы у нас было оружие мощнее их боевых луков. Вы болваны, если думаете иначе. Трубки надо передать на хранение Церкви.Разгневанный Ивор повернулся к Раснару, который всего несколько дней назад обещал ему совсем другое.— Чтобы вся власть была у тебя? — взревел он.— На хранение, — повторил священник. — Неужели кто-то из вас поверит, что другие не придержат дымилки для себя? Вы постараетесь спрятать их, и в результате тугары убьют всех нас.— Как они узнают, если мы отдадим им часть и припрячем остальное? — спросил Ивор.— Я сообщил тугарам, сколько человек у янки, — сказал Раснар, — и сколько оружия мы отдадим им, когда они придут.— Будь ты проклят, — выругался Ивор.— Я сделал это только для всеобщего спасения, — с лицемерным видом ответил священник, улыбаясь про себя. Число ружей, которое он сообщил тугарам, было куда меньше, чем было у янки на самом деле. К тому же у него уже было четыре трубки, захваченные Михаилом, и он научился ими пользоваться. Если Хинсен разузнает секрет изготовления пороха, власть Раснара станет безграничной.Бояре подозрительно косились друг на друга, и их взаимное недоверие играло на руку Раснару. После часа бурных споров все, кроме Ивора, согласились, что добытое оружие отойдет Церкви. И в этот момент Раснар понял, что он выиграл битву у Ивора. После ухода тугар он сможет при помощи спрятанного им оружия натравить друг на друга бояр, и в итоге Церковь вернет себе некогда утраченную верховную власть. — Однако мы не знаем, что собираются предпринять янки, — заметил Михаил, начиная обсуждение предстоящей операции.— Они закрыли все входы и выходы, — согласился Ивор. — Наши разведчики окружили лагерь. Их стены охраняются днем и ночью. Мы никому не позволяем входить к ним, но и от них никто не выходит.— Помните, что приказал оповещатель, — сказал Раснар. — Мы не должны позволить им уйти, а мой источник информации сообщил мне, что они будут решать этот вопрос сегодня вечером. Если они уйдут, в следующем году нам придется отвечать за это перед ордой.Раснар встал со стула и подошел к окну. Открыв его, он выглянул наружу, не заботясь о том, что в комнате сразу резко похолодало.— Дымилки, малые и большие, убивают издалека. Но если дело дойдет до рукопашной, наши мечи и топоры будут убивать не хуже. Доблестный Михаил уже доказал это.Чернобородый воин гордо выпятил грудь и с победоносным видом оглядел прочих бояр.— Я своими руками раскроил череп одному из них, — осклабился он и, выхватив топор, со свистом рассек им воздух.— Я верю, что Перм ответил на мои молитвы, — воскликнул Патриарх, напыщенным жестом предлагая боярам посмотреть на то, что происходит за окном.Весь день небо затягивали пришедшие с запада тучи, и вот наконец начали падать тяжелые хлопья снега.— Мы выступим, когда станет темно, — возвестил Раснар, отворачиваясь от окна и смотря на бояр. — Перм укроет наше войско своим плащом, не давая врагам разглядеть нас. Мы одолеем их стены под покровом снега и станем ангелами смерти, призванными убивать язычников!
Отряхиваясь от снега, как медведь, человек в капюшоне вошел в заднюю комнату таверны. Все молча посмотрели на него.— Я рисковал жизнью, придя сюда, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57