— Если ты это сделаешь, я убью тебя, — спокойно промолвил наконец Ивор, смотря на Раснара через стол.— И получишь крестьянский бунт. Хотя эта чернь боится и ненавидит нас, своего ада они боятся еще больше.Негромко выругавшись, Ивор откинулся на спинку кресла.— Не кипятись, дружище, мы можем достичь соглашения.— Говори, — холодно приказал Ивор.— Помоги мне уничтожить этих янки, и я забуду о наших разногласиях.— Чушь. Это полезные союзники.— Ты играешь с огнем. Я знаю, что они не демоны, а люди вроде нас. В Первой Летописи говорится о том, как наши предки много лет назад прошли сквозь свет и оказались здесь. Мы знаем, что майя на западе и Рим с Карфасом на востоке и на юге попали сюда таким же образом. Но твои янки отличаются от нас. Как они поступят, когда придет время одному из пяти пойти на корм тугарам?Ивор промолчал. Ответ уже был ему известен. Эти люди не понимают, что значит выбирать меньшее зло из двух, когда приходится жертвовать некоторыми, чтобы выжили остальные. И у них было оружие, оружие более могущественное, чем страшные боевые луки орды. Но если хотя бы один тугарин падет от руки янки, за его смерть заплатит жизнью тысяча, ибо таков был закон.Ему нравился Кин; в какой-то степени он даже считал его своим другом и поэтому заступился бы за него и за тех, за кого бы тот попросил. Но Ивор знал, что Кин не позволит забрать ни одного из своих людей. Это было ясно хотя бы по тому, как сильно однорукий вождь переживал вчерашние потери и пленение одного из солдат, Готорна. Кин требовал незамедлительного марша наНоврод и грозился, что отправится в поход вне зависимости от решения Ивора.— Твое молчание говорит о твоих мыслях лучше, чем любые слова, — вкрадчиво заметил Раснар.— У нас еще три года, а за это время они приспособятся к нашим обычаям, — неуверенно произнес Ивор.— Ты дурак, — выплюнул слова Патриарх. — Я понял, что они опасны в тот момент, когда увидел их мощь. Я знаю, зачем они нужны тебе, — ты хочешь использовать их против других князей, надеясь, что сбудется твоя дурацкая мечта и ты станешь новым Иваном. Не говоря уж о том, что ты хочешь натравить их на меня. Но сначала они покончат с тобой, или это сделаю я!— Поп, если я услышу еще одну угрозу, мне станет безразлично, подвергнешь ты меня анафеме или нет, и сегодня же ночью эта церковь сгорит дотла.«Ивор, ты так предсказуем, — подумал Раснар. — Считаешь себя очень умным, и в какой-то степени ты прав, но в то же время ты просто хвастливый шут, как и большинство знати. Вы, как глупые дети, ссоритесь и деретесь из-за песчаных замков, а в итоге только разрушаете их своей возней». Ослепленный гневом Ивор был очень опасен, и поэтому теперь надо было проявить особую осторожность.— Позволь сделать тебе предложение, — вслух произнес Раснар. — Мои люди в Новроде приютили твоего единокровного брата Михаила. Они и сейчас ему помогают, и он заручился поддержкой Влада и Бороса.Ивор гневно фыркнул.— Признаюсь, что вчерашнюю стычку организовал именно Михаил, надеясь уничтожить янки и убить Кина, но, к сожалению, все пошло не так, как было задумано, — продолжил Патриарх, раздраженно поводя плечами.— Почему ты мне это говоришь? — прорычал Ивор.— О, просто чтобы ты знал, какими возможностями я обладаю.— И что ты хочешь предложить?— Я могу устроить так, чтобы с Михаилом произошел несчастный случай, так что вся Русь сочтет, что это дело рук Влада или Бороса. Затем я поверну знать Новрода против их боярина, раскрыв, что он заключил со мной союз против тебя. Хотя между Новродом и Суздалем нет особой любви, знать не поддержит того, кто пользуется помощью Церкви, чтобы избавиться от противника. Остальное просто. Ты идешь в поход на Новрод, местная знать перейдет на твою сторону, и ты захватишь город. Когда придут тугары, ты устроишь так, чтобы большую часть налогов и корма поставили Новродцы. В итоге ты ослабишь своего главного врага, и Суздаль после ухода тугар станет самым мощным городом.— А взамен я избавляюсь от янки, — прошептал Ивор.— Разумеется. У меня есть люди, разбирающиеся в том, как отравить воду. Сначала ослабим их, потом уничтожим.— Ты воплощенное зло, — прошипел Ивор.— Я реалист. Конечно, за мою помощь я потребую долю от имущества янки. Готов даже уступить тебе все большие дымилки, одна из которых так здорово бабахнула во вчерашней схватке.Ивор сверлил Раснара взглядом, не в силах вымолвить ни слова.— Ты понимаешь, что, в конце концов, у тебя нет выбора, — тихо уговаривал его священник.Пылая гневом, боярин поднялся из-за стола.— Мы совершали ошибку, когда удерживали друг друга от активных действий. Боялись, что другой узнает секрет их оружия. И вот они живут и пугают тебя сильнее, чем ты готов это признать, — заключил Раснар.— Я могу управлять ими, а если потребуется, избавлюсь от них.— Твой чай остыл, — улыбнулся Патриарх.Ивор смахнул чашку со стола и направился к двери.— Какая жалость. Такая хорошая заварка, — вздохнул Раснар. — Я знаю, что в итоге мы придем к согласию, потому что иначе тебе не выпутаться из твоих трудностей. Янки — это палка о двух концах, Ивор, и ты взялся не за тот.Когда за боярином захлопнулась дверь, Раснар не удержался от смеха, впервые после появления янки. Он хорошо знал Ивора. Как боярин тот был получше многих. Но он чересчур много думал о своем величии и был слишком властолюбив. На этой слабости можно было сыграть.Конечно, он согласится. Если он хочет, чтобы Русь пережила следующее нашествие орды, ему придется согласиться, а Церковь заберет обратно свои права, так как Ивор будет полностью от нее зависеть, прежде чем все закончится. И кроме того, несколько сотен трубок янки весьма помогут укреплению авторитета Церкви среди бояр, после того как с Ивором будет покончено.Только сегодня утром он получил донесение, что были взяты в плен двое солдат и что после должных увещеваний они откроют секрет волшебного порошка.Посмеиваясь, Раснар встал, вылил в огонь нетронутое содержимое своей чашки и вышел из комнаты.
Пиршество удалось на славу. Музта медленно ехал мимо убойных ям, в которых громоздились груды человечьих костей. Все согласно обычаю: черепа в одной куче, ребра в другой, а берцовые кости в третьей.И все же эпидемия опережала их, унося жизни половины обитателей деревень еще до того, как туда прибывали первые сборщики свежего мяса. Еще четверть скота была слаба и изуродована болезнью, а следовательно, несъедобна.Орде требовалось пятнадцать сотен голов скота в день, не считая прочей еды. Выбрав двух из десяти, они двигались дальше. Теперь же для того, чтобы прокормиться, им приходилось надевать символические уздечки на шеи всех здоровых особей, отборного сорта и нет, молодых и старых.Музта оставил невеселые раздумья и бросил взгляд на деревню, из которой доносились скорбные крики немногих выживших.Их боль не трогала его, как не трогают вопли забиваемой коровы того, кто хочет есть. Но он понимал, что будет после того, как утром они свернут юрты и пойдут дальше.Немногочисленные оставшиеся жители скорее всего погибнут этой зимой, так как у них даже не хватит сил собрать урожай. Когда тугары вернутся сюда, сделав один оборот, от деревни останутся одни руины. Стоянка орды, существовавшая на протяжении сотен поколений, исчезнет навсегда. Он рассчитывал вовсе не останавливаться здесь и сохранить это место, но Тула и другие вожди требовали свежатинки, так как уже неделю им не приходилось отведывать приличной еды. Даже у Музты сейчас текли слюнки от дразнящего аромата шашлыков, котлов с кровавой похлебкой, почек и свежеподжаренной печенки.Он с нетерпением ждал десерта, так как наступил Праздник Луны. В юрту была доставлена здоровая самка отборного сорта. Как правило, отборный скот было дозволено есть только в Праздник Луны, поэтому сейчас он не испытывал сожалений по поводу нарушения обычаев. Ее втащили под специальный Лунный Стол, просунули голову в отверстие и должным образом закрепили. Сам Алем занялся готовкой и точными ловкими движениями снял кожу с черепа.Крики жертвы являлись частью церемонии, шаман видел в них знамения, указывающие на то, каким будет следующий месяц. Когда скальпирование было закончено, жертва еще жила и была в сознании — тоже хороший знак. С громким хлопком череп был расколот, и взору сидящих вокруг стола вождей открылись ее мозги. Все потянулись к ней золотыми ложками, чтобы вычерпать содержимое ее головы, в то время как женщина судорожно дернулась и умерла.И вдруг, к всеобщему ужасу, они увидели в мозгу отвратительный красный сгусток размером с маленькое яблоко. Музту затошнило, и он выплюнул изо рта зараженные мозги. Алем возопил, что знамения слишком плохи, чтобы о них можно было говорить вслух.Он никак не мог отделаться от этого воспоминания, и ему не нужно было толкование шамана, чтобы объяснить, что это значит. Они должны спешить, мрачно подумал он, и как-то опередить эту заразу, которая оставляет на скоте гнусные оспины, при виде которых сама мысль о еде вызывает отвращение.Он посмотрел на небо. Великое Колесо висело прямо у него над головой, это был признак, что кончается лето. Его план все равно хорош, решил он, хотя кони орды тощают от беспрерывного марша, преодолевая за год расстояние, на которое обычно уходило два года. Когда они достигнут пастбищ майя, Колесо будет висеть низко и пойдет первый снег. Может, тогда они смогут отдохнуть.Музта задумчиво прожевал кусок свежей колбасы, сделанной его седьмой женой, и поскакал дальше в ночь.
Как ни странно, ему удалось поспать. Встав на колени, Готорн оглядел свою камеру, освещенную серебристым светом Колеса и двух лун, взошедших в восточной части небосклона.Со стоном он поднялся на ноги и оперся руками о стену. И тут же, вскрикнув, оторвал руки от стены и поднес их к глазам.То, что раньше было мозгами Сэдлера, стекало по его пальцам и капало на пол. Задрожав, он быстро вытер руки, отгоняя от себя жуткие воспоминания.Сможет ли он выдержать это утром? — лихорадочно думал Винсент. Эта змея и леденящая душу улыбка священника, глядящего на его мучения, — сможет ли он это выдержать? В сердце его был страх, и внутренний голос говорил ему, что он сломается.Священник знал свое черное дело. Раньше ему удавалось выдерживать это безумие, но теперь, после долгой ночи, Винсент осознал, что его ждет.Он постарался произнести слова молитвы, углубиться внутрь себя. На молитвенных собраниях ему это так легко удавалось! Но сейчас Винсенту казалось, что это было сотни лет назад. Он попробовал воссоздать в памяти образ церкви с покрытой дранкой крышей у холма Оук Гроув. Тихо падающий снег снаружи, умиротворение внутри. Он вспомнил даже Бонни Прайс, сидящую на женской скамье и искоса поглядывающую на него.«И зачем я ушел оттуда?» — пожалел Винсент сам себя. Сейчас он был бы дома. Там как раз февраль, может, даже воскресенье. Он долго смотрел на Колесо, пытаясь представить, что где-то там, вверху, находится его мир, в котором домашние ходят в церковь и молятся за него.И в душе он понимал, что не выдержит пыток и из-за его слабости многих будет ждать гибель.Он медленно осел на пол. Что же делать? И почему священник не убил его! Закончился бы этот кошмар…В голове Винсента зрело отчаянное решение. Это грех, думал он, ужасный грех, и он попадет в ад. Но, может быть, Господь все-таки простит его. Этот поступок спасет сотни жизней.Но разве его не учили, что это заблуждение, довод, который всегда используется для того, чтобы оправдать убийство. Убей одного, чтобы спасти сотни, — согласившись с этим, ты совершаешь убийство.Но самоубийство? Жертва во имя спасения. Пусть так, это лучше, чем прожить последние мгновения своей жизни с мыслью, что ты совершил наихудшее из зол — подставил под удар своих друзей.Ощупав свои путы, Винсент решил, что Михаил не слишком умело завязывает узлы. Несколько минут пленник лихорадочно грыз зубами веревки, стягивавшие его запястья. Наконец узлы ослабли, и он освободил руки.Готорн заставил себя встать на ноги, осмотрел камеру и тут же увидел средство для выполнения своей задачи. Обрывки веревки, которой был связан Сэдлер, все еще валялись на полу.Действовать надо было быстро, так как он знал, что, чем дольше будет тянуть и обдумывать свое положение, тем труднее ему будет решиться на единственно возможный поступок. Винсент сделал петлю и вновь окинул взглядом свою камеру. С его губ слетело тихое проклятие.На потолке не было ни одного крюка, зацепить веревку было не за что. Отчаянно вертя головой, он осознал, что выход только один. Ему придется привязать веревку к оконной решетке, поджать ноги и висеть, пока не наступит смерть от удушья.Но когда он потеряет сознание, его ноги инстинктивно выпрямятся, и он спасется. Значит, надо позаботиться о том, чтобы этого не произошло. Винсент привязал веревку с петлей к решетке, затем пододвинул к окну стул, на котором пытали Сэдлера. Встав на него коленями, он взял еще один моток. Трясущимися руками затянул вокруг своих лодыжек два обрывка веревки, продернул их концы сквозь пояс и крепко привязал ступни к ягодицам.— Господи, прости мне этот грех, — ломающимся голосом взмолился он. Стараясь не свалиться раньше времени, Винсент накинул себе на шею петлю, подтянул узел к горлу и руками отбросил от себя стул.Перед его глазами снова предстала картина снегопада — мягкий снег, тихо падающий за окном церкви, и глаза Бонни, глядящие на него.Стул с шумом упал на пол, и он повис на конце веревки.
— Дьявол, он и рукой не пошевельнет, только разве отправит гонца с протестом. Он думает, что они уже мертвы, — орал в ярости Эндрю. — Я попусту потратил полтора дня. Сейчас мы были бы уже у стен Новрода. Стоит им увидеть, что может сделать артиллерия с их деревянными укреплениями, тут же вернут нам Готорна и Сэдлера.— Хлебни немного, сынок, — успокаивающе произнес Эмил, поднося другу стакан бесценного бренди.— Это двое моих парней, — продолжил Эндрю в паузе между глотками. — Я потерял вчера десятерых, считая двоих людей О’Дональда. Одиннадцать с Джеймсом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57