Врата все еще оставались за пределами радиуса действия сканеров эскадры. На некоторых кораблях то, что узел пространства еще далек, позволило бы операторам сканеров расслабиться. Но личного состава тридцать второй боевой группы это не касалось. Тревейн требовал, чтобы в бою сканерам уделялось как можно больше внимания, а командиры кораблей знали, что требования адмирала лучше выполнять беспрекословно. Вот и сейчас украшенное крючковатым носом лицо Сони Десай оживилось, и она неожиданно возбужденно воскликнула:
– Господин адмирал! Мы засекли три замаскированных авианосца! Теперь мы ищем корабли эскорта… Да! Вот и они! Два эскадренных авианосца и легкий крейсер. Это наверняка разведчик, потому что у него очень современная маскировочная система. Расстояние около восемнадцати световых секунд. Курс… – Соня выпалила поток цифр и вдруг вздрогнула, уставившись на Тревейна:
– Господин адмирал, они летят под углом семьдесят градусов к нашему курсу. Они вышли откуда-то из района звезды Зефрейн-А!
Мозг Тревейна уже несколько секунд работал в режиме аварийных перегрузок, анализируя информацию и делая выводы. На эту загадку был только один ответ – бич всех стратегов, планирующих оборону, – «невидимый узел пространства». Определить наличие такого узла можно было, только выйдя из него и начав переход в нормальном узле с другой стороны. Очевидно, мятежники поступили именно так. Они разыскали невидимый узел, отвлекли внимание защитников Зефрейна «грандиозной» лобовой атакой, а потом послали армаду своих кораблей сквозь «черный ход», о котором никто не знал.
Да, мятежники все прекрасно рассчитали, хотя и не знали о присутствии в Зефрейне эскадры Тревейна. Их авианосцы, используя сканеры крейсера-разведчика в качестве глаз, должны были скрытно приблизиться, чтобы нанести массированный удар с тыла. И замысел этих каналий едва не удался! Ведь засечь сканерами дальнего действия корабль на таком расстоянии было почти невозможно!
И все-таки они их обнаружили!… Но почему сканеры не нашли неприятельской коммуникационной сети? Неужели мятежники не поняли, что их увидели?!
Злорадный восторг заставил Тревейна на миг позабыть о непрерывном барабанном бое у него в голове. Чтобы перейти из маскировочного режима в режим единой сети, требуется определенное время! Сейчас эти мерзавцы не в состоянии координировать огонь своих кораблей! Да, они почти наверняка не знают, что он их засек! Если ударить сейчас, пока они не успели ничего понять и катапультировать истребители…
Эти мысли и выводы пронеслись в сознании Тревейна стремительным потоком, за которым последовал водопад приказов:
– Курс на перехват авианосцев. Немедленно открыть огонь! Приготовиться к отражению истребителей!
Тридцать вторая боевая группа перестроилась. Четыре гигантских монитора выстроились ромбом, два эсминца прикрыли их мертвые зоны. Разведывательная группа пристроилась в кильватер к мониторам и катапультировала три эскадрильи своих истребителей. Зенитные ракеты скользнули в бортовые установки. Еще до того как этот маневр был завершен, мониторы вздрогнули и завибрировали, выпустив по кораблям мятежников рой смертоносных стратегических ракет.
– Мы идентифицировали кое-какие из их кораблей, господин адмирал, – доложила Десай, глядя на поток данных, заполнивший экран монитора. – Ударные авианосцы «Гильгамеш», «Леминкайнен» и «Василиск». Эскадренные авианосцы «Мастиф» и «Буцентавр», а…
Она внезапно замолчала, втянув воздух сквозь сжатые зубы.
Тревейн подумал, что у нее что-то болит, и с озабоченным видом повернулся к ней. Лицо Сони Десай было еще неподвижнее обычного. Она смотрела на него полными ужаса глазами поверх монитора.
– В чем дело, Соня?
– Господин адмирал, – едва слышно пробормотала она, – крейсер-разведчик называется «Ашанти».
Каждый офицер на флагманском мостике или был лично знаком с семейством Тревейна или слышал о нем. Все знали, что капитан-лейтенант Колин Тревейн служит старшим помощником на «Ашанти». Все невольно посмотрели на адмирала.
– Благодарю вас за информацию, командир, – недрогнувшим голосом сказал Тревейн. – Продолжайте.
Йошинака скользнул взглядом по экрану связи с капитанским мостиком и заметил острую боль в темных глазах Ремке. Много лет назад, мучительно делая карьеру в ВКФ Земной Федерации мирного времени, где чины передавались чуть ли не по наследству, нынешний капитан адмиральского флагмана сталкивался со старшими офицерами из Внутренних Миров, которые, не скрывая своего снобизма, обращались с ним с покровительственной терпимостью. А потом капитан-лейтенант Шон Ремке оказался под началом адмирала, которому было просто наплевать, откуда Ремке родом и с каким акцентом говорит.
Глядя, как Ремке смотрит на адмирала, Йошинака почувствовал инстинктивное желание капитана чем-то помочь Тревейну.
– Господин адмирал, главное – уничтожить авианосцы. Крейсер-разведчик не сможет нам особо навредить. Ракеты все еще управляются бортовыми компьютерами, я думаю, мы можем…
Тревейн тоже понял порыв Ремке, но повернулся к монитору и, резко перебив капитана, рявкнул:
– Выполняйте приказ!
Потом Тревейн уселся в удобное адмиральское кресло. В голове у него опять били барабаны, но он старался не обращать на них внимания. Через несколько минут ему придется принимать множество важных решений, и ни на что другое у него теперь не было времени. Ему некогда было отдаваться чувству полного одиночества во Вселенной, где его бесстрастными спутниками отныне были только Долг и Самодисциплина. Некогда было горевать, ненавидеть себя или испытывать отвращение к жизни. Для этого найдется уйма времени позже.

15. Новый союзник

Среднегодовая температура на Ксанаду была несколько выше, чем на Земле. Наклон оси этой планеты был меньше пятнадцати градусов, поэтому времена года на ней быстро сменяли друг друга, не принося с собой ни жары, ни стужи. Прескотт-Сити на побережье континента Кубла находился на границе умеренного климатического пояса. Когда Иан Тревейн вышел из челнока, была в разгаре типичная для тех краев зима. Дул сильный, но не очень холодный ветер; ледяная буря бушевала только в душе адмирала.
Несколько мгновений ушло на акклиматизацию. (Атмосферные явления любого порядка всегда приводят в некоторое замешательство человека, проработавшего большую часть жизни в условиях искусственного климата и гравитации.) Затем Тревейн пересек полосу керамического бетона, подойдя к Генджи Йошинаке. Бравый начальник оперативного отдела отдал честь и зашагал рядом со своим командиром.
– Добрый день, господин адмирал! Ваша программа на сегодняшний вечер организована. Вас уже ждет аэромобиль. Пилот – уроженец Прескотт-Сити – утверждает, что дом госпожи Ортеги находится в добром километре от ближайшей посадочной площадки. Поэтому я заказал автомобиль, который будет вас там ждать.
Тревейн осмотрелся по сторонам. Низкие облака стремительно летели по темно-синему прозрачному небу. Впервые за много месяцев он позволил себе принять нерациональное решение:
– Отпустите автомобиль, Генджи. Я лучше прогуляюсь пешком.
Йошинака, изо всех сил старавшийся не отстать от своего длинноногого адмирала, очень удивился. В течение недели после сражения, которое уже прозвали битвой у Врат Пограничных Миров, дни Тревейна были расписаны посекундно. Разумеется, это было неизбежно ввиду обязанностей, легших на его плечи после гибели Сергея Ортеги. Кроме того, Йошинака прекрасно понимал, почему адмирал с такой дьявольской энергией принялся за работу. Вокруг него витало слишком много призраков, и Тревейн пытался от них избавиться единственным доступным ему способом. Поэтому идея пешей прогулки показалась Йошинаке особенно странной.
«Впрочем, – подумал он, – наш адмирал всегда был непредсказуем».
Тревейн и раньше бывал на Ксанаду, но эти посещения сводились к кратким совещаниям на базе ВКФ. Теперь он впервые, глядя с борта аэромобиля, видел не абстрактный населенный пункт, а оживленный крупный город. Он уже не помнил, как Прескотт-Сити назывался в момент его основания во время Четвертой межзвездной войны. Наверняка это было какое-то экзотическое название из Колриджа. Впрочем, его старое название забыл не только Тревейн, потому что город очень скоро переименовали в честь коммодора Эндрю Прескотта, чья статуя стояла на вершине колонны, возвышавшейся на лужайке перед Домом правительства. Этой почести удостоился звездный картограф, ценой собственной жизни добывший информацию, которая помогла землянам победить в той войне. Тревейн искривил губы в кривой усмешке, отныне заменявшей ему улыбку. Он надеялся, что Уинстон Черчилль ошибся, утверждая, что несчастья преследуют нации, переименовывающие свои города.
Впрочем, столица Ксанаду носила имя очень достойного человека. Нескончаемые войны приносили в эту звездную систему ожесточенные сражения. Любая другая планета сморщилась бы и рассыпалась в прах, как лист в огне, под воздействием волн смертоносной энергии этих схваток. А благодаря Эндрю Прескотту обитатели Ксанаду в один прекрасный день проснулись и обнаружили, что могут спокойно жить и рожать детей.
«Не могут, а могли!» – с горечью подумал Тревейн. Теперь над ними снова нависла угроза, и источником ее были мятежные корабли ВКФ Земной Федерации, который несколько столетий защищал все человечество от страшной смерти. Защищал так, как неделю назад Сергей Ортега защищал Ксанаду…
Обычно бесстрастное лицо Тревейна напряглось, когда он вновь живо представил себе ужасный ядерный гриб. Лишь множество неотложных дел заставило его продолжать работу после страшных известий о мятеже и гибели жены и дочерей. А теперь еще Колин… Сознание Тревейна пыталось умчаться куда-нибудь подальше от мыслей о сыне, как трепещущий раненый конь. После сражения Тревейн заполнил все свое свободное время безумной чередой дел, зачастую высосанных из пальца. Вот и сейчас он решил, что ему необходимо нанести визит дочери Сергея Ортеги и выразить ей свои соболезнования. Этим визитом он хотел заполнить время до деловых встреч и работы с бумагами, которые ожидали его вечером. Кроме того, вряд ли ему предстояло попусту потратить это время. Ведь дочь Ортеги пользовалась большим весом в политических кругах.
Стоило ему свернуть на улицу, где жила Мириам Ортега, как порыв ветра чуть не унес его фуражку, и Тревейн невольно выругался. Потом ветер стих, адмирал поправил головной убор и осмотрелся по сторонам.
Улица огибала широкое устье реки Альф, спускаясь к набережной и гавани, где гуляли голубые волны с белыми гребешками. Это был один из самых старых жилых районов Прескотт-Сити, и здесь стояли небольшие, но добротно построенные дома в основном из камня и дерева, какими обычно и бывают дома первых поселенцев. Небоскребы и дома, отлитые из керамического бетона, появляются позднее вместе с погоней за каждым квадратным метром земли, вынося смертный приговор раскидистым вековым деревьям, окружающим старые постройки. Архитектура смутно напоминала подражание стилю эпохи Тюдоров, но у Тревейна возникли подозрения, что этот стиль – местный: уж больно он подходил к используемым материалам и гармонировал с природой.
Адмирал наполнил легкие соленым морским воздухом и подумал, что не зря решил прогуляться пешком. Омертвление органов чувств всегда грозит тем, кто бесконечно бороздит космос, и Тревейн подумал, что, пожалуй, и он вот-вот станет его жертвой. При постоянном обитании в искусственной среде мозг начинает копаться в глубине самого себя. Праматерь-Земля была далеко отсюда, но на Ксанаду он мог вступить в контакт с почвой мира, освоенного такими же людьми, как и он сам.
Поблизости играли какие-то ребятишки, при виде которых его глаза застила холодная пелена, подобная низким облакам, периодически закрывавшим теплую звезду Зефрейн-А. Один из малышей посмотрел на него и улыбнулся. Тревейн поспешил своей дорогой.
Дом Мириам Ортеги стоял неподалеку от набережной. Тревейн прошел сквозь старомодную калитку в низкой каменной стене, обратив внимание на белый соляной налет на камнях, обращенных в сторону моря. Он поднялся по ступенькам и позвонил в дверной звонок. Дверь распахнулась.
Появившейся на пороге женщине было лет тридцать пять – сорок. Она была среднего роста, довольно крепкого телосложения, с густыми черными волосами, строго зачесанными назад. Эта прическа подчеркивала ее широкие скулы, напомнившие Тревейну лицо Сергея. В остальном же черты лица его дочери, и в частности ее нос с горбинкой, судя по всему, были унаследованы от покойной жены. Руфь Ортега была родом из Нового Синая, и ее гены наложили изрядный отпечаток на черты лица дочери. Тревейн подумал, что Мириам Ортега отнюдь не красавица.
– Госпожа Ортега?
– Да. А вы, должно быть, адмирал Тревейн. Мне сегодня звонил ваш адъютант. Прошу вас, заходите! – Ее голос был хрипловатым, но твердым. Он не дрожал, хотя лицо женщины было грустным.
Она проводила его через небольшую прихожую в гостиную с выходящими на улицу большими окнами в частом переплете. Комната блистала чистотой, но нисколько не походила на холодный зал для официальных приемов. Вдоль стен стояли старомодные книжные полки, а у окна – мольберт с кистями и красками. К стене был придвинут письменный стол с компьютером и полками для дисков.
– Вы занимаетесь живописью, госпожа Ортега?
– Изредка. Это просто мое хобби. Боюсь, у меня нет особого таланта.
Они присели, и Мириам Ортега закурила.
– Летом я брошу… Курить, а не писать! Но мои дурные привычки, пожалуй, помогают мне пережить происшедшее.
Тревейн почувствовал себя неудобно из-за того, что вынудил хозяйку таким путем напомнить ему о цели визита, и откашлялся:
– Госпожа Ортега, когда я в последний раз видел вашего отца, он говорил мне о вас. Он хотел, чтобы мы познакомились, и мне очень неприятно, что мы познакомились по такому печальному поводу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67