Но оттого, что он был полностью одет, она внезапно смутилась и едва не поддалась искушению чем-нибудь прикрыться. Но выдержала, горделиво стоя перед Георгосом, хотя руки у нее невольно сжались в кулаки.– Как ты хороша, – пробормотал он. Тыльной стороной пальцев он едва дотронулся до кончиков ее грудей, и она громко ахнула. Застонав, он опустил голову.– Господи, Иви, понимаешь ли ты, как сильно я тебя хочу?Она просто смотрела на него, не в силах произнести ни слова.– Ты нужна мне немедленно. Никакой прелюдии. – Это он говорил, подхватив ее на руки. – Тебе сейчас достанется только сознание, что я никогда не чувствовал себя так ни с одной женщиной. Я не смогу управлять собой так, как делал это прошлой ночью. Я этого добился, наплававшись в холодной воде почти до изнеможения и сняв остроту желания. А сейчас ты мне нужна немедленно. Я не хочу тебя обидеть, не хочу ни испугать, ни разочаровать тебя. Но я должен это сделать. Не говори «нет» .Он не стал ждать ее ответа, припомнила она потом. Он положил ее лицом вниз поперек этой экзотической кровати, раздвинул ее ноги и коротко, но только коротко, приласкал ее. Напряжение в ней усилилось при звуках сбрасываемой одежды. Но к нему примешивалось и волнение от мысли о том, как он смотрит на нее, обнаженную и распростертую на этом красном бархате. Кровь зашумела у нее в ушах.Она ахнула, когда он проник в нее, ногти ее впились в бархат, когда она почувствовала, как продвигается вглубь его член. Ее тело инстинктивно отозвалось на это, жадно ожидая каждого нового толчка. Несколько мгновений она стремилась куда-то вверх, но вдруг все внезапно кончилось, оставив ее с бьющимся сердцем и с зависшим в каком-то приподнятом состоянии телом.Она лежала, почти наслаждаясь тем, что облегчение не наступило, радуясь, что для нее еще не все кончилось. Потом услышала шум бегущей в ванной воды, почувствовала, как он перевернул ее, поднял на руки и отнес в ванную. Горячие струи воды восхитительно ощущались всем ее по-прежнему возбужденным телом. Он устроил ее поудобней в своих объятиях, но когда она наконец взглянула ему в лицо, то с изумлением обнаружила в устремленных на себя глазах беспокойство.Ее улыбка просто положила его на обе лопатки, это было очевидно.– Тебе не было неприятно? – спросил он, все еще хмурясь.– Прелестная закуска. – Она плотнее прижалась к нему. – А когда же основное блюдо?В его смехе прозвучали удивление и облегчение.– Ты самая милая, сексуальная и великодушная девочка. Бог ты мой, я никогда не смогу насытиться тобой!– Рада это слышать, – сказала она, озадаченная собственной развязностью. Она никогда не подозревала о существовании в себе такой лукавой эротичности. Это Георгос развратил ее? Или отель такой?– Сядь сюда, – внезапно велел он и переместил ее на свое место так, чтобы оказаться спиной к окну. Первоначальное разочарование от того, что он разделил их тела в пространстве, вскоре улетучилось без следа, когда он взял губку и начал обмывать ее ступни, икры, колени, медленно продвигаясь вверх и скользнув меж ее ног, в то время как его ноги задвигались под ее спиной.У Иви заколотилось сердце, когда она поняла, к чему он клонит, что собирается делать. В затененной спальне – это одно, но здесь, в ванной, при свете дня, прямо под окном?Она сглотнула несколько раз, пока он вымыл ее самым тщательным образом, но когда, отложив губку и слегка ее приподняв, он припал своим жаждущим ртом к ее трепещущему лону, она крепко зажмурилась. Спина ее выгнулась, голова запрокинулась назад, волосы веером разлетелись по поверхности воды.Мне не следовало бы этого позволять, обеспокоенно сказала себе она. Это просто полное порабощение, вершина распутства.Но он же твой муж, возразил другой голос. А ты его жена. Не может жена быть распутной, когда она со своим мужем...В любом случае уже поздно сопротивляться. У нее перехватило дыхание, в крови запылал огонь. Она еще плотнее зажмурила глаза, отдавшись чувственным ощущениям. Нет смысла бороться с ними, нет смысла. О Боже... * * * Два последующих дня навсегда остались в ее памяти, как самые поразительные сорок восемь часов жизни. Она перестала задаваться вопросом о пристойности своих действий, особенно о своем сексуальном отклике на действия Георгоса, на то, что он делал или предлагал. Вскоре все стало казаться самым нормальным и естественным.Возможно, потому, что он был таким любящим, даже когда их объятия обжигали. Потом он всегда с такой нежностью обнимал ее, говоря восторженные слова. Похвала, как обнаружила Иви, – мощное возбуждающее средство. Что бы он ни просил, она выполняла это охотно, стремясь принести ему удовольствие, радуясь его наслаждению больше, чем своему собственному.Познания ее также значительно расширились. Она обнаружила, что подушки годятся не только для того, чтобы класть их под голову, что кожа кушетки под обнаженным телом дает не менее чувственные ощущения, чем атлас простыней, что у женщины за один раз может быть куда больше оргазмов, чем у мужчины, но главное – что Георгос самый замечательный, заботливый, изобретательный любовник на свете.Оба вечера они обедали обнаженные у себя в номере, куда им подавали полный обед, включая шампанское. Каждый раз Иви порядком пьянела, настолько, что, насытившись в объятиях Георгоса, становилась весьма разговорчивой, рассказывая ему свою жизнь с самого начала и до тех пор, как она попала в их дом.Он оказался сочувственным слушателем, особенно после того как узнал, что отец ее умер, когда она была еще совсем маленькой. На следующий вечер она дошла до второго замужества матери, и Георгос находил нужные слова, чтобы смягчить эти более свежие и тяжкие воспоминания. Но когда она попыталась перейти к Леонидасу, он немедленно остановил ее.– Нет, Иви, – резко сказал он. – Это я не желаю слушать. Я знаю, ты считаешь, что он бы понял все это... – Георгос сделал широкий взмах над обнаженными телами. – Может, ты и права, но все-таки я сомневаюсь. Я несколько своеобразно делаю то, о чем просил меня брат, – защищаю тебя.Он рассмеялся, заметив ее потрясенное лицо.– Да-да, Иви, тот предновогодний вечер ясно показал мне, что ты уже оправилась от своего горя и потерь и что тебе угрожает опасность стать жертвой какого-нибудь умного и бессовестного мужика. Ты очень милая, желанная, полная жизни, любви и страсти девушка. В ту ночь тебе так же был нужен мужчина, как мне – женщина. Я предпочел решить обе эти проблемы таким вот образом, а не дать тебе затеряться в мире, который жесток к наивности и невинности.И снова она изумилась, и снова Георгос рассмеялся.– Не думай, что от наших занятий в этом номере ты стала менее невинной или менее наивной. Ну, узнала ты несколько новых сексуальных поз, узнала несколько более изощренных способов доставить мужчине наслаждение. Ни от того, ни от другого ты не сделалась умудренной жизнью женщиной. Ты стала более беззащитной перед темными страстями мужчины. А сейчас, по-моему, тебе надо немного поспать. Утром я отвезу тебя домой. Медовый месяц, похоже, кончился.Он отодвинулся от нее. Иви долго-долго лежала рядом и думала, не он ли и есть тот самый бессовестный мужик. А если даже и нет, разве он не воспользовался ее новообретенной чувственностью, разве не продолжает делать ее жертвой, беззащитной перед его желанием и темной страстью?Так она лежала и думала, пока он вновь не придвинулся к ней и не притянул к себе.– Терпеть не могу женщин, которые не спят, когда я им велю, – пробормотал он, накрывая ее губы своими. Иви боролась с желанием оттолкнуть его, сказать, чтобы он убирался к черту. Но, похоже, она не в силах отказаться, она уже заодно с ним.Нельзя, чтобы все делалось по его желанию. Она все-таки оттолкнула его, но смогла лишь опрокинуть на спину, и уселась на него верхом. Волосы темной завесой упали ей на лицо. Он уже показал, как заниматься любовью, когда она сверху, как именно доводить его до безумия. Ей необходимо довести его до безумия сейчас, необходимо увидеть, как в их отношениях переменится власть, пусть даже и временно.– Не надо, не надо, – простонал он, когда она довела его до самой грани во второй раз, только затем, чтобы вновь отступить, вынуждая и его отступить с ней вместе.– Но я думала, что тебе так нравится, дорогой, – поддела она, задыхаясь.– Я тебе покажу «дорогого» , нахалка ты маленькая.Как он ухитрился так быстро переменить положение их тел, она понять не смогла, но вдруг оказалась распростертой на спине – раскинутые руки сжаты в жестких тисках, тело пригвождено его тяжестью.– А теперь поглядим, кто тут главный, – прорычал он.– Да, поглядим, поглядим, – лукаво парировала она, с жестокой решимостью действуя своими внутренними мускулами, быстро и яростно увлекая его за собой в бездну. 12 Иви и Георгос завтракали: она – в купальном халате, а он – в белых боксерских трусах, когда зазвонил телефон. Звук показался таким чужеродным, что какой-то миг они обменивались удивленными взглядами.– Администратор, наверное, – сказал Георгос после второго звонка. – Я им звонил, пока ты была в душе, и просил приготовить счет. Хотят, наверное, уточнить количество шампанского, которое мы проглотили.Он поднялся и по красному ковру пошел к телефонной столику. Иви с обожанием смотрела на его огромное тело, еще недавно нагонявшее на нее страх. Она полюбила все, что в нем есть даже эти устрашающие и властные манеры.Теперь, если он рявкнет на нее, если неодобрительно нахмурится, отдаст грозное приказание, она уже не будет трястись от страха, а улыбнется про себя. Потому что он только лает, но не кусается, ее муженек. Страстен, да. И плотского в нем много, о чем предупреждала ее мать. Но агрессивный и порою тяжелый характер скрывал привязанность и нежность, которые ему не всегда удавалось спрятать. Иви не представляла, что когда-нибудь будет его бояться.Ее размышления прервал внезапный возмущенный возглас:– Ради Бога, Рита, вы сами не могли это уладить? Вряд ли я могу расценить пересмотр предельного срока подряда как крайне неотложное дело.Когда Иви бросила в его сторону удивленный и, вероятно, слегка укоризненный взгляд, он подмигнул ей, одновременно продолжая распекать несчастную Риту. Иви не переставала удивляться.– Придется мне, видно, прерывать медовый месяц, – заявил он, раздраженно прищелкнув языком. – Если вы так демонстрируете свои организаторские таланты, мадам, то я, пожалуй, пересмотрю вопрос о вашем повышении. Нет-нет, уже поздно, я не могу на вас надеяться. Буду у себя к часу. Постарайтесь находиться на месте, а не в поисках этих мерзких сандвичей с деревенским сыром, которыми вы только и питаетесь.Он повесил трубку, на его лице появилась злорадная усмешка.Иви была потрясена. Он ведь и так собирался на работу после того, как отвезет ее утром домой.– Ох, Георгос, это жестоко, – упрекнула она его, все еще ухмыляющегося со злым удовлетворением.– Жестоко? Черта лысого! – фыркнул он, отмахнувшись. – Эта ведьма, сующая нос в чужие дела и манипулирующая людьми, заслужила, чтоб ей наподдали пару раз. Я ей еще не простил, что она вырядила тебя под Новый год как уличную девку, а потом напустила на тебя Яниса с его жадными лапами, чтоб взвинтить меня еще сильней. До чего ж хитрая бестия!– Но она же нравится тебе, – возмущенно заметила Иви. – И меня вовсе не выряжали как уличную девку. Я выглядела очень мило.– Ты выглядела голой в этом платье.– Я не выглядела голой. Просто... просто на мне не было лифчика.– Этого достаточно, чтоб у всякого нормального мужика с горячей кровью дыбом встала шерсть, не говоря уже о прочих частях тела.– Не будь таким грубым, – сказала она в ответ, в смятении чувствуя, как ее лицо заливает стыдливый румянец. А всего-то минуту назад она считала, что он уже не может ее смутить. Похоже, она ошиблась.– Я думала, тебе мое тело нравится. – Сказанные в раздражении слова прозвучали глупо и по детски.– Ты знаешь, что это так и есть. А с чего бы, по-твоему, я не давал тебе одеться эти два дня? Кстати, почему ты закутана в этот дурацкий халат? Сними с себя эту гадость.– Не буду. – Ее преисполнила решимость отказаться от роли маленькой сексуальной рабыни, хоть ей это и нравилось. – Раз ты решил, что наш медовый месяц окончен, значит, мое сидение голышом за столом с тобой кончилось тоже!Его глаза опасно сузились, и она прямо-таки задрожала от внутреннего страха, стараясь этого не показывать.– Я... мне нравится заниматься любовью с тобой, Георгос, – сказала она со слабой претензией на твердость в голосе. – Но всему есть время и место. Леонидас не возражал бы, чтобы ты сделал меня своей женой, но он не захотел бы, чтобы ты меня развращал.– Развращал? По-твоему, сидеть обнаженной перед своим мужем – это разврат?– Есть нагота и нагота, – швырнула она в ответ, хотя почувствовала, как растет в ней возбуждение под этим роскошным халатом. Открытие было нежелательным, и кровь в ней окончательно вскипела. – И есть мужья и мужья! Я прекрасно знаю, что ты меня не любишь, тем не менее мне хочется чувствовать, что мы занимаемся любовью, а не сексом. Мне хочется чувствовать себя твоей женой, а не... а не шлюхой!Господи, что на нее нашло, как могла она такое сказать? Ни разу за эти дни она не почувствовала себя шлюхой, да и не знает, как они себя чувствуют. Другое дело, немного игриво-порочной и восхитительно-сексуальной, вот и все. Все время она была с ним заодно каждый миг, каждое движение.Он сидел очень неподвижно, его лицо посерело.– Ты считаешь, что я обращался с тобой как со шлюхой? – спросил он угрюмо.Иви не могла ни взять свою ложь обратно, ни продолжать в том же духе. Внезапно – и совершенно не понимая отчего – она разразилась слезами. Вид у Георгоса стал совсем потрясенный. Он привстал, собираясь, видимо, подойти к ней и утешить ее, но передумал.– Извини... – тускло произнес он. – Я не знал. Я думал... надеялся, что...Очевидность его горя заставила ее вскочить на ноги. Обогнув стол, она упала на колени возле стула Георгоса, стиснула его ногу и положила мокрую щеку к нему на бедро.– Я не думаю этого, – всхлипнула она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18