Повести и рассказы –

OCR Busya
«Б. Нушич. Избранные сочинения в четырех томах. Том 4»: Нолит; Белград; 1968
Бранислав Нушич
Максим

Так как героя этого рассказа крестили не совсем обычным путем и уже самим случаем автору предоставлено право дать ему имя, то автор, прежде чем начать рассказ, заявляет, что его героя зовут Максимом. Читателей просят запомнить это, чтобы автору не пришлось еще раз возвращаться к этому и без того печальному факту.
* * *
Жара адская. Камни раскалились. Болота и ручьи высохли, и в отводном канале воды мало. Колесо водяной мельницы Янка Траяновича вращается еле-еле, и понятно, что перед ней полно народу. Помольщики, чтобы заслонить голову от солнца, улеглись под широкую стреху, поближе к колесу, где плещется вода и веет прохладой. Ослы тоже устроились на берегу речки, вьючные седла сползли им на бока и животы, они чешут спины о горячий песок и, подняв все четыре ноги вверх, тяжело дышат, раздувая ноздри. Заранее можно предвидеть, сколько потребуется палочных ударов, чтобы поднять их на ноги и нагрузить.
В это время сверху по дороге медленно спускается путник.
Усталый, запыленный, потный и оборванный до такой степени, до какой может довести одежду человека только крайняя нужда, он спускается к мельнице, подходит к помольщикам и спрашивает их, нет ли поблизости моста через речку. Тем лень даже повернуться к нему, и они бросают ему через плечо:
– Вот здесь брод, проваливай!
Путник подошел к ослам, чтобы и у них спросить, где мост. Один из них возьми да поведи ухом, тогда как все остальные остались по-ослиному равнодушны. Путник стал слезно умолять осла, который повел ухом, показать, бога ради, ему дорогу, так как он показался ему наиболее отзывчивым. Наконец, осел ему ответил:
– Нет моста, нужно идти вброд!
– Но я не могу лезть в воду, – ответил путник, – нельзя мне.
Осел долго о чем-то думал, повел другим ухом и, наконец, лениво поднялся, подставил путнику спину и сказал:
– Садись, я тебя перенесу!
Такое великодушие очень удивило путника, и, переправляясь на осле через реку, он думал о том, как отплатить ему. добром за добро. А пока путник размышляет об осле, сидя на нем, давайте и мы познакомимся поближе с этим ослом, поскольку нам и дальше придется иметь с ним дело.
Отец его был ослом, да и мать его была ослицей. Более подробно о них известно еще и следующее: отца его хозяин купил за 176 грошей, а за мать, когда ее продавали в последний раз, заплатили 94 гроша вместе с вьючным седлом. Но отец и мать не принадлежали одному хозяину, и как они полюбили друг друга, как договаривались и встречались, обо всем этом мы не имеем точных сведений. Да и вообще это их дело, и мы не можем входить в подробности этой ослиной любви, так как только ради полноты биографии героя мы упомянули о том, кто был его отец, а кто мать.
Сначала он был грязным осленком, затем рос, рос, и вместе с ним росли его уши, пока он не вырос и не стал взрослым ослом. Боже мой, что творилось в душах отца и матери, как заблестели их глаза от слез родительской радости, когда однажды хозяин принес седло и ему. Каждый родитель сможет понять эту радость, если вспомнит тот день, когда он впервые купил книгу своему подросшему сынишке. Но с ослом случилось то же, что бывает и с нашими детьми, когда после покупки книги школьный служитель вынужден силой отводить их в школу. Он не мог сразу понять будущее, которое ожидает его под вьючным седлом. Он пытался даже сбросить с себя седло, но, увидев, что седло сбросить не в силах, перебросил через голову севшего на него хозяина с такой жестокостью, с какой человек может бросить только своего благодетеля.
По этому случаю он был впервые серьезно бит, как и положено ослу, дожившему до вьючного седла. Хозяин щедро угостил его поленом.
Итак, он отпраздновал день своего совершеннолетия, как это и приличествует ослу: получил вьючное седло и был впервые серьезно бит, так как раньше, если ему кто, бывало, и сунет ногой в ребра, то чаще всего в шутку.
Превратившись, таким образом, из грязного осленка в настоящего осла, он начал возить, таскать, делать все, что связано с его профессией и длинными ушами. Вот и сегодня он привез зерно к водяной мельнице, а теперь переносит через реку путника, который все еще размышляет о том, как отплатить ему добром за добро.
Достигнув берега, путник слез, повернулся к ослу и сказал:
– Слушай, ту услугу, что ты мне сейчас оказал, ты оказал самому себе. Я не путник, а всесильный Рок. Я спустился на землю, чтобы карать и вознаграждать. Скажи мне, что ты хочешь? Я все сделаю.
Осел облизнулся; ему было приятно, что он оказал услугу Року, но вопрос Рока вверг его в страшное затруднение, так как он не мог ничего придумать. Наконец, ему пришла в голову чисто ослиная мысль:
– Исполни три моих желания: пусть меня хозяин лучше кормит, меньше бьет и меньше нагружает.
– Это пустяк, – сказал Рок, – я бы хотел сделать для тебя больше.
– Ну, если ты хотел бы…, – сказал осел. – Очень мне надоело быть ослом.
– Стань человеком, если хочешь.
– А ты можешь это сделать?
– А ты хочешь?
– Хочу, конечно, хочу!
Услышав эти слова, Рок трижды прошептал что-то про себя, повертел рукой над головой осла и сказал:
– Да будет!
И осел стал человеком, и его-то автор этого рассказа еще во введении окрестил Максимом.
* * *
Максим направился в ближайший город, тщательно скрывая в пути тот факт, что вчера еще был ослом. Войдя в город, он остановился на перекрестке и начал думать, куда ему идти и что делать.
Мимо него проходят мужчины, женщины, дети. Один согнулся под тяжелым грузом, который несет на спине, другой идет легко и быстро; один спешит, видно, ему нужно скорее куда-то прийти, другой идет медленно, видно ему не очень хочется идти туда, куда он направился. Одни говорят шепотом, другие кричат; один что-то толкает перед собой, другой что-то тянет за собой, – каждый занят своим делом.
Не может Максим придумать, чем бы ему заняться. Наконец, решает он пойти посмотреть, может где какое дело приглянется. Идет, заглядывает в лавки. Видит, в одной торговец склонился озабоченно над книгой, рука танцует по бумаге, губы шепчут какие-то цифры, а лоб вспотел.
«Нет, это не для меня, – думает Максим. – Разве сладишь с этими цифрами, тут нужно соображать.
Идет дальше и останавливается перед другой лавкой. Там мастеровой с черными от работы руками, в мокрой от пота рубашке бьет молотом, который, пожалуй, тяжелее вьючного седла, которое Максим носил еще вчера.
«Нет, это тоже не подходит, – думает Максим, – чем браться за такую работу, лучше бы мне ослом остаться».
Максим идет дальше и останавливается перед большим зданием какой-то канцелярии, заглядывает в раскрытое окно и видит: за столом, заваленным бумагами, сидит человек; за ухом у него перо, перед ним чашка кофе, а в руке сигара; он потягивает кофе, выпускает изо рта кольца дыма, провожает их взглядом до потолка и весело смеется, если кольцо получается удачным.
– Скажите, пожалуйста, что делает этот человек? – спрашивает Максим какого-то прохожего.
– А то, что видишь!
– А что, у него ремесло такое?
– Да, – говорит прохожий.
– А как оно называется, это ремесло? – спрашивает Максим с любопытством, потому что это занятие понравилось ему больше всего, что он видел до сих пор.
– Он чиновник.
– Хорошее ремесло! – вздыхает Максим.
Он входит в большое здание. Ему говорят, что это канцелярия окружной полицейской управы, и он просит, чтобы его принял начальник. Максим ждал до полудня, затем целых семь часов после полудня, но так терпеливо, с таким истинно ослиным терпением, что даже жандармы сжалились над ним и доложили о нем господину начальнику.
Войдя, он сперва мелет какую-то чепуху, а затем, с большим трудом подобрав слова, покорно, очень покорно, совершенно покорно просит о маленькой службишке.
Господин начальник, старый, но умный человек. смотрит на него через очки и протяжно произносит только одно слово:
– Однако!
Максим сгибается еще ниже, на глазах его выступают слезы, он хватает руку господина начальника и целует ее.
Господину начальнику это нравится. Он думает: «Видно, настоящий осел, но покорен, будет послушным и годным для всякого дела!»
И берет его на службу.
* * *
Максим самый старательный чиновник в канцелярии; трудится в поте лица своего, берется за любую работу и не стыдится никакой работы. А стоит господину начальнику позвонить, как он кидается со всех ног, обгоняет жандарма и, еле переводя дыхание, становится вместе с ним у дверей господина начальника. Ему хочется услужить господину начальнику – пусть хоть стакан воды принести!
Нельзя сказать, что он грамотен (где уж ему), не и здесь он кое-чего достиг. Сначала он мучился из-за того, что не знал, с какой стороны нужно писать, а когда это постиг, то пришли новые мучения: пока напишет одно-два слова – половину листа съест, а то возьмет и так изомнет бумаги, будто они бог знает для чего употреблялись. Сейчас дело идет лучше, хотя он и не знает еще, где нужна прописная, а где строчная буква, вместо точек ставит кляксы, но и это ему сходит с рук. Господина начальника нервирует только одно – Максим сильно стучит ногами, когда ходит по канцелярии, словно он до сих пор подкован. Но господин начальник не может на него сердиться, потому что, когда он за каким-нибудь делом вызывает Максима в кабинет, тот входит и, как только замечает на лакированных ботинках господина начальника немного пыли (все равно, есть она или нет), тотчас достает из кармана платок и смахивает ее, и господину начальнику волей-неволей приходится молчать.
Что бы ему ни поручали, он все делает шиворот-навыворот. Однажды господин начальник приказал Максиму арестовать кого-то за долги, а он арестовал кредитора вместо должника; он загубил все дела за 1863 год, наделав из бумаг змеев для детей господина начальника; он подшил акты из дела за 1867 год в дело за 1882 год, и наоборот.
Что ему ни дай, он все перемешает. Так, протоколы следствия над попом, венчавшим малолетних, он перемешал с актами о долгах некоего театрального общества. Следователь долго не мог разобраться в этом деле: то ли поп был членом театрального общества, а венчание малолетних – театральная постановка, то ли театральное общество задолжало попу. Однажды жалобу вдовы Анки на оскорбление ее чести он перемешал с бумагами, в которых содержалось требование на производство каких-то записей в казенные книги, и при чтении бумаг получалось, что требуется записать честь вдовы в казенную книгу, да еще на первое место. В другой раз потребовалось дать комиссии дело о приведении в порядок одной улицы; читает комиссия дело, читает и вдруг наталкивается на заявление, подписанное всеми жителями, в котором они просят власти выселить с их улицы развратницу Любицу «за непристойное поведение». Заявление поставило комиссию в страшное затруднение, и она разделилась на две партии. Меньшинство утверждало, что это еще одна причина для того, чтобы навести порядок на улице, большинство с этим не было согласно. В конце концов комиссия выбрала из своего состава еще одну, более узкую комиссию, перед которой поставила задачу обследовать на месте и Любицу и улицу. После трехмесячного тщательного обследования на месте комиссия обнаруживает, что это заявление входит не в дело о приведении в порядок улицы, а скорее в дело о приведении в порядок морали Любицы. Все объясняется, и находится виновник. Господин начальник гневается и решает на этот раз сделать Максиму строгое внушение. Вызывает его.
– Максим, осел ты этакий! – сдержанно начинает господин начальник, стараясь, принимая во внимание свое высокое положение, и в гневе не терять достоинства.
А Максим сразу ударяется в плач, целует руку господину начальнику, бежит к госпоже начальнице, чтобы и ей поцеловать ручку и в тот же день сбегать для нее на базар, и все обходится благополучно.
И не только в тот день, он вообще часто оказывает услуги госпоже начальнице. Сколько раз он выводил детей на прогулку, а когда гости, он и на кухне поможет, например заколет поросенка, выпотрошит его и поворачивает на вертеле. Помогает он и в других делах: сломается стол или стул, он их тут же и починит, переливается вино, он обкуривает бочки; когда господин начальник переселяется, он помогает управляться с вещами. Разумеется, ходит на базар, и не только за луком и капустой, а иной раз несет через весь базар и полное лукошко яиц. Над ним смеются, но это его совсем не задевает, он спокоен, так как уверен, что на совесть исполняет свой ослиный долг.
Поэтому, если он заслужит иной раз наказание от господина начальника, то его всегда спасает госпожа начальница. Так он прослужил целый год, а в конце года господин начальник, по соглашению с начальницей, повысил ему и жалованье.
* * *
И все шло прекрасно. С Максимом никогда не случалось того, что могло бы случиться с любым другим чиновником. Например, его не могли призвать к ответу за то, что он сказал что-то такое, чего не пристало говорить чиновнику. Наоборот, однажды от него потребовали объяснения, почему он ничего не сказал, когда требовалось что-то сказать.
Но с ним случилось нечто другое, чего от него никто не мог ожидать. Максим влюбился и задумал жениться. Увидел он в церкви, правда, пожилую, но красивую женщину. С тех пор он регулярно ходил в церковь и смотрел на нее, как на икону.
Максим и раньше не знал, в каком месте нужно креститься, а уж после этого совсем перестал следить за службой. Пойдут по церкви ктиторы с блюдами собирать деньги, а он увлечется, забудется и ничего не опустит. Или просфору забудет съесть и сунет ее в карман, так что в левом кармане пальто у него уже скопилось с полкило сухарей.
Однажды она посмотрела на него как раз в тот момент, когда читали «верую», и он вдруг так громко, так по-ослиному вздохнул, что сбил дьякона, и тот пропустил три пункта молитвы; поп выглянул из алтаря, чтобы увидеть, что такое с прихожанами, а ктитор уронил блюдо, монеты раскатились по церкви, и богобоязненные христиане, усердно крестясь, прикрыли ногой грош-другой.
1 2 3