На северо-востоке графства Абердин последний сноп обычно срезала и одевала в женское платье самая юная жница. Его торжественно вносили в дом и хранили там до Рождества, после чего скармливали жеребой кобыле, а если таковой не оказывалось, то старшей из стельных коров. В других местах колосья из последнего снопа раздавали на ферме коровам и телятам или лошадям и рогатому скоту. Жители графства Файфшир, в Шотландии, поступают с последними колосьями или Девой следующим образом: юная девушка срезает их, придает им некоторое сходство с куклой и обвязывает лентами, за которые сноп до следующей весны подвешивают на стену в кухне. Аналогичный обычай соблюдают жители графств Инвернесс и Сатерленд.Прозвища последнего снопа или вяжущей его жницы в Германии — Невеста, Невеста Овса, Невеста Пшеницы — заставляют предположить, что там хлебный дух представляли себе не столь юным, но все же достаточно молодым существом. В Мюглице (Моравия) во время сбора пшеницы оставляют несжатым маленький клочок поля. Под веселые возгласы жнецов его сжинает девушка, голова которой украшена венком из пшеничных колосьев. Это — Невеста Пшеницы. Считается, что ей предстоит до истечения года стать настоящей невестой. Близ городов Рослин и Стонхевен, в Шотландии, пучок последних сжатых колосьев назывался Невестой и клался на дымоход. Под колосьями и посередине этот пышный сноп обвязывали лентой.В иных случаях благодаря персонификации плодородных сил растительности в образах жениха и невесты та же идея получает более полное выражение. Так, на празднике урожая в Форгарце вместе пляшут Овсяный Мужик и Овсяная Баба, обернутые соломой. В Южной Саксонии в празднике урожая принимают участие Жених Овса и Невеста Овса. Жених Овса с головы до ног завернут в овсяную солому, а в роли Невесты выступает мужчина, одетый в женское платье. Молодых на телеге везут в пивную, где устраиваются танцы. В начале танцев их участники выдергивают из сопротивляющегося Жениха пучки овса, пока наконец под насмешки и шутки собравшихся не раздевают его совсем. В Австрийской Силезии молодые люди по окончании сбора урожая совершали обряд Пшеничной Невесты. Роль Пшеничной Невесты исполняла женщина, связавшая последний сноп. На голове у нее была корона из колосьев пшеницы и цветов. В этом убранстве она становилась рядом с Женихом на телеге, запряженной двумя быками, и, сопровождаемая подружками, направлялась к таверне, где участники праздника плясали до утра. Несколько позже местные крестьяне с такой же помпой отмечали обручение Овсяной Невесты. В районе реки Нейссе, в Силезии, Овсяного Короля и Овсяную Королеву, одетых в довольно причудливый брачный наряд, усаживали на борону и втаскивали в деревню с помощью упряжки быков.В последних из приведенных примеров олицетворениями духа зерна являются мужчина и женщина. Однако в других случаях тот же дух выступает в образах старой и молодой женщин, которые, если принять мое истолкование этого обычая, и точности соответствуют греческим богиням Деметре и Персефоне. Мы уже заметили, что в Шотландия — особенно у той части ее населения, которая говорит по-гэльски, — в одних случаях последний сноп звали Старой Женушкой, а в других — Девой. В некоторых областях Шотландии во время жатвы срезают и Старую Женушку, и Деву, Хотя сообщения об этом обычае не совсем ясны и последовательны, как правило, в местах, где из сжатого хлеба жители изготовляют и Старую Женушку и Деву, последняя делается из самых последних оставшихся на поле колосьев и остается у того, на чьей земле они были сжаты, а первая изготовляется в отдельных случаях из первых срезанных при жатве стеблей и переносится на поле менее проворного соседа, который еще не кончил жатву. Итак, каждый фермер оставляет у себя Деву, воплощение юного и плодородного духа хлеба, а Старую Женушку как можно быстрее сплавляет соседу, так что, прежде чем найти подходящий кров, почтенная дама может перебывать на всех фермах в округе. Фермер, у которого она в конце концов находит себе пристанище, конечно, тот, кто закончил жатву последним. Его, по поверью, ждет незавидная участь: в следующем году он наверняка впадет в бедность. Мы уже имели возможность убедиться, что в графстве Пемброк последний сноп крестьяне зовут не Левой, а Ведьмой и как можно быстрее перебрасывают его к соседу, еще не окончившему полевые работы, и тот оказывает «старухе» не очень ласковый прием. Если, в противоположность Деве, Старая Женушка олицетворяет прошлогодний дух хлеба, вполне естественно, что для земледельца ее увядшие прелести обладают куда меньшей притягательностью, чем прелести ее пышногрудой дочери, которая на следующую осень станет матерью золотистого зерна. Желание избавиться от престарелой Матери Хлеба, подсунув ее другим, находит выражение и в обрядах, соблюдаемых по окончании молотьбы, особенно в обычае подбрасывать отвратительное соломенное чучело фермеру-соседу, который еще не окончил обмолот зерна,Эти обычаи, связанные с уборкой урожая, имеют разительное сходство с весенними обрядами, рассмотренными в начале данного труда. Подобно тому как воплощением древесного духа в обрядах весеннего цикла служит дерево и человек, так и в жатвенных обрядах дух хлеба воплощается и в последнем снопе, и в человеке, который сжинает, вяжет или обмолачивает его. Эта тождественность проявляется, в частности, в том, что и человек и сноп наделяются одним прозвищем, в обычае заворачивать такого человека в солому из последнего снопа. Когда сноп зовут Матушкой, он олицетворяется в образе самой пожилой из замужних женщин, а когда его зовут Девой, та же роль отводится самой юной девушке. В таких случаях возраст человека, воплощающего дух хлеба, соответствует воображаемому возрасту хлебного духа, подобно тому как возраст человеческих жертв, которые древние мексиканцы приносили для того, чтобы способствовать росту маиса, изменялся в зависимости от степени созревания самого маиса. И это неудивительно: ведь как в мексиканских, так и в европейских обрядах подобные люди были скорее представителями духа хлеба, чем просто жертвами. Итак, оплодотворяющее воздействие, которое якобы оказывает на растительность, скот и даже на женщин дух дерева, приписывают и духу зерна. Это гипотетическое воздействие духа на растительность реализуется, в частности, при разбрасывании весной части зерен, взятых из последнего снопа (в котором дух хлеба якобы находит себе постоянное пристанище), среди молодых ростков или в подмешивании их к семенному зерну. На животных он оказывает влияние через солому из последнего снопа, которую скармливают перед первой вспашкой жеребой кобыле, стельной корове или рабочим лошадям. Наконец, о вере в то, что дух хлеба влияет на женщин, говорит обычай подносить Сноп-Матушку, напоминающий по форме беременную женщину, жене фермера, а также убеждение, что женщина, которая вяжет последний сноп, в следующем году родит ребенка или что лицо, которому достался этот сноп, в ближайшем будущем женится или выйдет замуж.Итак, все эти посевные и жатвенные обычаи, как явствует из вышесказанного, основываются на одной и той же первобытной логике и являются составными частями древнего языческого ритуала, который наши предки справляли задолго до начала исторической эпохи. Отметим следующие черты этого первобытного ритуала:Нет особой группы лиц, которой вменяется в обязанность исполнение этих обрядов. Когда того потребуют обстоятельства, эти обряды может отправлять любой человек.Нет особых мест, специально отведенных для отправления этих обрядов, другими словами, нет храмов. Обряды, смотря по обстоятельствам, можно отправлять в любом месте.Вера не в богов, а в духов. А) В отличие от богов, сфера влияния духов ограничивается конкретными областями природы. У духов нет собственных имен; они родовые. Свойства духов также скорее родовые, чем индивидуальные. Другими словами, имеется бесконечное число духов любого вида, а отдельные представители вида весьма схожи между собой. У них нет четко очерченной индивидуальности, общепризнанных преданий об их происхождении, жизни и чертах характера. Б) В отличие от духов, деятельность богов не ограничивается конкретной областью природы. Правда, имеется, как правило, какая-нибудь одна область, которая отдана на откуп тому или иному богу, но его влияние распространяется на самые различные сферы живой и неживой природы. Кроме того, у богов имеются личные или собственные имена, например Дионис, Персефона, Деметра, а в народных мифах и произведениях искусства содержатся их жизнеописания и данные об их характерах.Обряды, о которых идет речь, скорее магического, чем умилостивительного свойства. Другими словами, их участники, для того, чтобы достичь желаемого, не стараются снискать милость богов с помощью жертвоприношений, молитв и восхвалений, а пытаются воздействовать на протекание природных процессов через симпатически сходные с ними обряды.Исходя из этих критериев, посевные и жатвенные обряды современных европейских крестьян можно квалифицировать как первобытные. Ведь для их исполнения нет ни особой группы лиц, ни специально отведенных мест. Отправлять их имеет право любой человек: хозяин или батрак, хозяйка или работница, мальчик или девочка. Обряд может совершаться где угодно: в лесах и на лугах, у ручья, на гумне, в поле или в доме. Сверхъестественные существа, действующие липа таких обрядов, — это не столько боги, сколько духи. Их компетенция ограничивается какой-либо одной четко очерченной областью природы. Они носят родовые имена (к примеру, Мать Ячменя, Старуха, Дева), а не личные имена (такие, как Деметра, Персефона, Дионис). Известны также их родовые свойства, но из мифов мы не можем почерпнуть их индивидуальные истории и свойства характера. Дело в том, что все они живут родовой, а не личной жизнью: отдельные представители рода ничем не отличаются друг от друга. Так, своя Мать Хлеба, Старуха или Дева есть на каждой ферме, но они ничем не отличаются от аналогичных Матерей, Старух и Дев на других фермах. Наконец, интересующие нас обряды не умилостивительные, а магические. Это явствует хотя бы из того, что Мать Хлеба бросают в реку, чтобы обеспечить выпадение необходимых для посевов осадков; из того, что Старуху утяжеляют с помощью камней, чтобы обильным был урожай следующего года; из того, что зерно, взятое из последнего снопа, весной разбрасывают среди молодых побегов; а также из того, что последний сноп скармливают скоту, чтобы тот плодился. Глава XLVIМАТЬ ХЛЕБА В РАЗНЫХ СТРАНАХ Мать Маиса в Америке. Но не только древние и новые народы Европы представляли себе злаковые культуры в образе богини-матери. Та же простая идея приходила в голову и другим земледельческим народам в самых разных частях земного шара, но применяли они ее не к ячменю или пшенице, а к местным хлебным культурам. Если в Европе имеются Матери Ячменя и Пшеницы, то в Америке их функции выполняет Мать Маиса, а в Ост-Индии — Мать Риса. Мы начнем свой обзор этих олицетворений с американской Матери Маиса.У европейских народов, как мы уже знаем, был распространен обычай держать в доме сплетенные последние колосья или сделанную из них куклу до следующего сбора урожая. Этот обычай имеет — точнее, первоначально имел — своей целью сохранить в здравии и благополучии дух зерна в лице его конкретного представителя, чтобы на следующий год посевы хорошо поднялись и удалось собрать обильный урожай. Правильность такого понимания данного обычая подтверждается старинным описанием аналогичных обычаев, которые соблюдали древние перуанцы. Вот что рассказывает об одном из таких обычаев испанский историк Акоста: «Они берут часть самых лучших початков маиса, выращиваемого на их полях, кладут их в амбар — на их языке амбар называется пируа — с соблюдением определенных церемоний и в течение трех ночей охраняют его. После этого они одевают маис в самые богатые наряды и в таком виде поклоняются ему как пируа и вообще обращаются с ним с величайшим почтением, утверждая, что это Мать Маиса их родных полей, что с ее помощью маис сохраняется и умножается. В этом месяце (в шестом месяце, соответствующем маю по нашему календарю) они приносят ему особую жертву, и колдуны спрашивают у этого пируа, достанет ли в нем силы продержаться до следующего года. В случае отрицательного ответа они несут столько маиса, сколько каждый может унести, в поле и там сжигают. Затем они с совершением тех же обрядов строят новый пируа, уверяя, что тем самым вливают в него новые силы и что в нем зерна маиса не погибнут. Если же пируа отвечает, что у него достанет сил протянуть и дольше, индейцы оставляют его стоять до следующего года. Эти нелепые суетные обычаи просуществовали до нашего времени и чрезвычайно широко распространены среди индейцев».В это описание индейского обычая, видимо, закралась ошибка. Речь, скорее всего, шла не об амбаре, а о Матери Маиса — обряженном пучке маиса, которому перуанцы поклонялись и который считали своим божеством. Это предположение находит подтверждение в другом сообщении. У перуанцев, говорится в нем, бытовало верование, что всем полезным растениям жизнь дает некое божество, вызывающее их рост. В зависимости от вида растения это божественное существо называлось Матерью Маиса, Матерью Киноа, Матерью Кока или Матерью Картофеля. Изображения этих божественных матерей изготовлялись соответственно из стеблей маиса, листьев киноа или кока. Их обряжали в женские одежды и, делали предметами культа. Так, в роли Матери Маиса выступала кукла, сделанная из стеблей маиса и с головы до ног одетая в женскую одежду. Индейцы верили, что, «будучи матерью, она обладает способностью давать жизнь большому числу маисовых початков». Вероятно, в силу этого обстоятельства Акоста и не понял своего информатора. В его описании Мать Маиса является не амбаром, а снопом маиса, одетым в богатые одежды. Перуанскую Мать Маиса, как и Жатвенную Деву в Балкуихиддере, хранили в течение года, чтобы при ее содействии рос и множился посев маиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158