Я сам повезу эти материалы.На следующий день мы прибыли в Центральный Комитет партии на площадь Ногина. Генерал Бондаренко прошел в кабинет начальника авиационного отдела генерала Катюшкина. А в приемной уже ждали ногинцы, человек сорок во главе с начальником политотдела Управления вооружения полковником Пугиным.Упреки посыпались градом: «Выскочка, лезешь не в свое дело!», «Если ни черта не смыслишь, не лезь», «Только зря у людей время отнимаешь»… Но тут дверь в кабинет открылась, и нас пригласили войти.В глубине огромной комнаты за столом сидели генерал Катюшкин, мой генерал Бондаренко и еще несколько генералов. Чуть поодаль стоял большой стол для участников совещаний. По одну сторону этого стола уселись вооруженцы, по другую сторону — я один. С моей стороны должен был присутствовать еще эксперт из штаба НИИ ВВС полковник Малиновский. Но генерал Бондаренко меня заранее предупредил:— На Малиновского рассчитывать ни в коем случае нельзя. Этот плут перед совещанием принесет справку о том, что он болен, и на совещание не явится. Рассчитывай только на себя и на материалы, которыми ты будешь располагать.Так и оказалось.Генерал Катюшкин объявил, что совещание, назначенное по приказанию секретаря ЦК партии Маленкова и маршала Жигарева по рассмотрению обвинения лейтенанта Мацкевича в преклонении перед иностранщиной и в космополитизме, начинает свою работу. Первое слово было предоставлено представителю 4-го Управления авиавооружения НИИ ВВС майору Гинзбургу.Майор зачитал заявление, в котором говорилось, что я, совершенно не разбираясь в прицелах, ввел в заблуждение руководящий состав ЦК партии, правительства и министерства вооружения, в результате чего вышло постановление партии и правительства о копировании американского прицела AIC с AN/APG-30, который никуда не годится по сравнению с нашими прицелами АСП. Это совершенно неоправданное заявление Мацкевича является прямым преклонением перед иностранщиной и космополитизмом.Остальные заявления были такими же, словно писались под копирку.Генерал Катюшкин обратился ко мне:— Ну, лейтенант, вы намерены что-нибудь сказать в свое оправдание?Я встал:— Да, товарищ генерал, конечно, я ведь все свои соображения, которые докладывал высокому начальству, построил не просто из воздуха. Я действительно не специалист по прицелам, но мне приходилось участвовать в испытаниях отечественных прицелов АСП в Ногинске с радиодальномерами «Омега», «Гамма» и так далее, где я был в качестве специалиста по дальномерам. Но я прекрасно понимаю, что дальномер APG-30 представляет интерес только в комплексе с AIC, только вместе они решают задачу ведения точного огня на дальности до двух с половиной километров. Я восстановил радиодальномер, а также постарался восстановить и прицел AIC, насколько в этом разбирался. Для работы я взял в архивах нашего управления отчеты по государственным испытаниям прицелов АСП, которые поступили к нам из 4-го Управления. В них есть раздел «Направление дальнейшего совершенствования отечественного прицела АСП».Под удивленные взгляды присутствующих я начал перечислять пункты:— Первое: прицел должен быть универсальным и применяться не только для стрельбы из пулеметов, но и для стрельбы из пушек, ракетного оружия и бомбометания. Это как раз особенность прицела AIC. Второе: дальность действия прицела должна быть не восемьсот метров, а две тысячи пятьсот. AIC эту дальность обеспечивает. Третье: углы обзора прицела должны быть не тридцать градусов, а около сорока пяти градусов. Это данные прицела AIC. Четвертое: прицел должен проектировать прицельные данные на переднее стекло кабины и не мешать летчику катапультироваться. AIC отвечает этим требованиям. Пятое: цель должна обрамляться не разорванными ромбиками и вручную, а автоматически сплошным кольцом. Это особенность прицела AIC.Генералы за отдельным столом начали переглядываться, а я продолжал:— Одним словом, раздел «Направление дальнейшего совершенствования отечественных прицелов АСП-1, 2 или 3 перечисляет все особенности американского прицела AIC. Я не мог допустить, чтобы прицелом никто не занимался, поэтому доложил высокому начальству и специалистам оборонной промышленности об AIC с AN/APG-30 как о комплексе, который необходимо копировать и принимать на вооружение нашей армии. У меня все.Генералы переговорили о чем-то между собой. Затем Катюшкин позвонил маршалу Жигареву:— Товарищ маршал, комиссия Центрального Комитета, назначенная Маленковым и вами по разбору обвинений лейтенанта Мацкевича в преклонении перед иностранщиной и космополитизме, свою работу закончила. Способного инженера обвинили несправедливо.Из трубки на весь зал раздался рычащий голос маршала Жигарева:— Тогда пусть получают то, что готовили ему, — Курильские острова! Отправить туда зачинщиков! А полковника Пугина, как главного заправилу этой травли, из армии демобилизовать. Я сегодня же подпишу приказ о его увольнении.На этом совещание закончилось.На обратной дороге генерал Бондаренко сел рядом со мной на заднее сиденье:— Не найди ты эти формальные данные, на Курилы сейчас был бы отправлен ты! Ну, слава Богу, все закончилось, будем трудиться дальше.Но, увы, радость была преждевременной. Глава 8.Как потомок Левши подковал советский истребитель После, казалось бы, удачного для меня завершения спора о сравнении характеристик авиационных прицельно-дальномерных устройств СССР и США судьба вынесла меня на новый виток, не менее опасный, чем предыдущий. И запахло уже не Курилами! Могло быть и «крепше», как говаривал генерал Бондаренко…А дело было в следующем. В НИИ ВВС на испытания стали поступать опытные образцы локаторов обнаружения, которые должны были в воздухе предупреждать наших пилотов, воевавших в Корее, о приближении к их машинам американских истребителей «Сейбр Ф-86» (чаще всего они нападали со стороны хвоста). Необходимость этих разработок диктовалась большими потерями нашей авиации в Корее.Одна из таких станций — «Позитрон» — была сконструирована в НИИ-17. Главным ее конструктором был Евсей Исаакович Гальперин. Сработанная им станция весила 120 килограммов! Чтобы разместить ее на МИГе, где строго учитывался каждый лишний килограмм, она была разбита на множество блоков. Изначально было ясно, что даже если станция будет полностью готова, использовать ее в боевых условиях невозможно: на МИГе можно было поставить устройство весом до 10 килограммов, но не центнер же с лишним! Кроме того, дальность ее действия была всего 600—800 метров. Да и то сплошь и рядом она срабатывала от разных наземных систем связи. Много было и всяких других недостатков.Однако «наверх» докладывалось, что станция успешно разрабатывается. И когда на испытательный аэродром НИИ-17 прибыла проверочная комиссия, естественно, выяснилось, что работы далеки от завершения, так как станция срабатывает главным образом от наземных объектов. Заместитель Гальперина М. Г. Марголин тут же был уволен. Именно он, выслуживаясь перед начальством, докладывал, что станция вот-вот будет представлена заказчику. По свежим следам появился такой непритязательный стишок: Евсей Исакович ГальперинВ работе станции уверен.Михал Григорьевич МарголинРаботой станции доволен,За что с работы был уволен. Но даже после этого «Позитрон» все же пришел на испытания в НИИ ВВС. По-прежнему «наверх» шли доклады о том, что станция вот-вот будет готова и решит все проблемы наших летчиков.Меня же внезапно осенило: ведь моя идея предупреждения летчиков о подходе фашистских истребителей Ме-110 может быть успешно применена и против американских «Сейбров»! Ведь ситуации с Ме-110 и с «Сейбром Ф-86» аналогичны: только Ме-110 атаковали при отсутствии видимости, а «Сейбры» с радиодальномером APG-30 совершают боевые вылеты днем.Зная параметры прицельной системы «Сейбра», я подсчитал, что дальность предупреждения в 10 километров может быть получена без особого труда и при очень небольших габаритах станции предупреждения. И быстро соорудил давно задуманную станцию предупреждения — величиной всего с папиросную коробку. С этой «малюткой» я явился к заместителю начальника нашего управления полковнику Мидлейну.В то время практически никто вокруг не знал, чем закончилась история с обвинением Мацкевича в космополитизме, поэтому отношение ко мне было более чем предвзятым. Поэтому полковник не стал разбираться и зарычал:— А американцев на такую хреновину не возьмешь!А потом, словно спохватившись, спросил:— А у них есть такое?Я ответил, что нет. Но Мидлейн гнул свое:— Носишься со своими бреднями как с писаной торбой. Не позорься! НИИ-17 — мощный институт, и лучшие его специалисты Гальперин, Шапировский, Рабинович говорят в один голос, что дальности больше шестисот — восьмисот метров достичь невозможно. А ты мне какую-то коробочку принес. Хватит ерундой заниматься!Конечно, разговор меня расстроил, но больше волновало другое. Я не знал в деталях обстановку в Корее и не представлял себе весь парк самолетов, использовавшихся там американцами. Возможно, кроме американских «Сейбров» там используются и самолеты других, союзных США, стран: «Тайфуны», «Метеоры» и другие. И если они будут атаковать МИГи вместе с «Сейбрами», предупредит ли летчика моя «малютка»? Не подведет ли она наших асов?Я сделал для себя сводку сообщений радиостанции «Голос Америки» (из которой явствовало, что в воздушных боях в Корее применялись только американские «Сейбры»), собрал 10 станций и с этим снова отправился к полковникам и генералам:— Пустите меня в Корею! Я на практике докажу, что мои станции помогут нашим летчикам!В ответ я услышал:— Мы видим, что ты глупостями занимаешься. Ну а что ты там еще выудил из «Голоса Америки»?Я дал одному из полковников мои выкладки, сделанные на основании сводок радиостанции о воздушных боях. Мидлейн, молчавший до того, вдруг взорвался:— Я же просил прекратить эти глупости! Уже поговаривают, что ты просто ненормальный! Иди!И я ушел. Спустя несколько дней мне сообщили, что я выведен за штат… Почему? Я ходил выяснять причину к начальнику политотдела, начальнику контрразведки, начальнику института. Все отвечали примерно одинаково: «Ничего против тебя не имеем, хороший ты парень». Но ведь фактически меня уволили! А еще через месяц командование стало исподтишка поддерживать слух о моем сумасшествии.Но были среди начальства честные и мужественные люди. Начальник госпиталя Чкаловского аэродрома под Москвой заявил:— Не дам я справку о том, что он сумасшедший, потому что уже не один год пишу в медицинской книжке о его годности к полетам в качестве инженера-испытателя. Какой же он сумасшедший?Тогда представители политотдела и особого отдела отвезли меня в поликлинику Генерального штаба на Арбате к одному из ведущих военных психотерапевтов.Он выслушал моих сопровождающих, потом попросил их выйти и стал беседовать со мной наедине:— Молодой человек! То, что вы нормальный, это вы сами знаете. Но только поступаете вы неправильно. Если вы что-то хотите доказать, то ходить по низам бессмысленно. Надо, чтобы кто-то сверху заинтересовался и поддержал вашу идею.А я слушал и думал про себя: к кому же мне обратиться, к Сталину, что ли?Словно подслушав мои мысли, врач продолжил:— К Сталину вас, конечно, не допустят, но если вы хотите спасти самолеты Артема Ивановича Микояна, то к нему и обратитесь. Я его, кстати, лечил. Это непростой человек, но вам к нему обязательно надо попасть. И немедленно! Сегодня же вы должны быть у Микояна и рассказать ему о вашей идее. Иначе ваши недруги расправятся с вами.После посещения генштабовской поликлиники я и мои провожатые поехали на Чкаловскую. По дороге я все думал о словах врача. Попасть к Микояну было для меня куда большей проблемой, чем сделать 10 станций. Я всего лишь лейтенант и даже не знаю, где находится его конструкторское бюро. И вряд ли он станет тратить на меня свое время…По прибытии я решил пойти в 1-е Управление нашего института — к летчикам-испытателям. Они после обеда отдыхали в своих комнатах. Когда я стал рассказывать, что сконструировал станцию защиты самолетов, способную спасти наших летчиков в Корее, то внимательно меня слушал лишь высокий майор — Жора Береговой, знаменитый летчик-штурмовик, Герой Советского Союза, впоследствии космонавт. Он недоверчиво переспросил:— Говоришь, эта маленькая штучка может предупреждать о подходе «Сейбров»?— Ну да!— А какая у нее дальность?— Десять километров.— Да ты что?! Это ж в несколько раз больше дистанции, необходимой для спасения летчика. Если это действительно так, твою станцию надо немедленно принимать на вооружение!Я ответил, что меня уже выгоняют из армии: еще совсем немного, и я уже ничего не смогу сделать. Поэтому десяток собранных мною станций и меня с ними надо срочно отправлять в Корею, чтобы там, в боевых условиях, проверить их практическую эффективность. Жора поинтересовался:— Сколько стоит станция?— Около ста пятидесяти рублей.— Всего?! А самолет — восемьсот тысяч! Без всякого риска можно поставить такую штучку на самолет и проверить, как она работает! Ну а если не получится, снял, и дело с концом! Если ты так уверен, немедленно отправляйся в Корею. Сейчас вернется из полета Степан, что-нибудь придумаем.Спустя несколько минут в унтах и летной куртке вошел Степан Микоян, тоже майор, очень симпатичный и, не под стать своему ремеслу, стеснительный человек. Через некоторое время мы уже ехали в машине в знаменитое КБ Микояна.В скромном кабинете генерального конструктора истребителей стояли только стол и около него два стула. Выслушав нас, Артем Иванович объявил:— С завтрашнего дня тебе не надо будет их ни о чем спрашивать! Это они будут спрашивать тебя. Тебе вернут все, что отобрали: звание, должность, пропуск, зарплату. Готовься к тому, что через два-три года на всех наших самолетах будет установлено твое изобретение!Я поведал Микояну о том, что мне отказано в авторском свидетельстве на изобретение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15