Из домов тащили наскоро увязанные вещи и узлы. Все артурские извозчики, рикши и китайские кули были донельзя загружены. Вскоре вокруг вокзала образовался громадный табор беженцев. На путях стояло несколько товарных составов, уже полностью набитых пассажирами, но паровозов для них не хватало.
Заметив среди пассажиров штатских, генерал немедленно приказал:
— Всю эту стрюцкую рвань высадить. В первую очередь посадить в вагоны семьи господ офицеров и чиновников. Ротмистр Водяга, поручаю вам наблюдение за выполнением этого распоряжения, — приказал генерал и покатил домой.
Дома Стесселя встретила Вера Алексеевна. Она бросилась на шею мужа и долго целовала и крестила его.
— Ты истинный герой, Анатоль! Мне уже говорили, каким ты был храбрецом под огнем на батареях. Один стоял на бруствере, когда все прятались. Даже наместник был поражен твоей храбростью. Но ты должен беречь себя для России. Если ты, не дай того бог, погибнешь, то кто же сможет тебя заменить в Артуре? — тараторила генеральша.
— Ну, положим, я был на батареях осторожен. Хотя, надо правду сказать, там временами было жутковато, осколки так и свистели вокруг. Но меня бог миловал, остался цел, — мягко прервал Стессель жену.
Солнечный луч, пробившись сквозь щель в оконных ставнях, скользнул по лицу лежащей в постели женщины и разбудил ее.
Она потянулась, громко зевнула и, решительно соскочив на пол, открыла ставни. Яркий солнечный день наполнил веселым отблеском моря всю комнату.
Рива взглянула в окно на расстилавшийся перед ней внутренний рейд, окружавшие его серые горы, на раскинувшийся по берегу Старый и Новый город. Ее внимание остановилось на странно приткнувшихся к берегу, около выхода на внутренний рейд, двух судах. Она сразу узнала хорошо знакомые ей броненосцы — «Цесаревич»и «Ретвизан». Никогда до сих пор она не видела, чтобы корабли стояли так близко к берегу. Ее постоянные кавалеры моряки неоднократно, разъясняли ей опасность для крупных судов приближения к берегу.
«Наверное, ночью вздумали втягиваться на внутренний рейд, да и сели на мель», — подумала она и вспомнила при этом командира «Цесаревича», слывшего первым умником среди артурских моряков — немолодого, весьма представительного капитана первого ранга Григоровича, и хитрого, похожего на цыгана, командира «Ретвизана — капитана первого ранга Шенсновича, считавшегося одним из лучших командиров порт-артурской эскадры.
Наглядевшись в окно, Рива подошла к зеркалу. Взгляд ее скользнул по тонкому смуглому личику южанки с большими темно-карими глазами, с тонким греческим носом, яркими губами, чуть оттененными сверху темным пушком, затем спустился на красивую шею, плечи, упругие груди, которыми так гордилась Рива. Она осталась довольна собой.
Осмотрев себя, Рива приступила к утреннему туалету. На звон серебряного колокольчика, увитого драконами, в комнате появилась маленькая служанка, похожая на большую куклу с хорошеньким фарфоровым личиком, и, приседая и кланяясь, нещадно коверкая русские слова, залепетала утреннее приветствие.
— Мыться! — скомандовала Рива.
Раздавшаяся с моря канонада отвлекла ее внимание. В окно были видны дымки выстрелов на кораблях эскадры, в УЗ! КОМ проходе между Золотой горой и Тигровой.
В это время неожиданно во внутреннем бассейне вырос большой столб воды, что совершенно озадачило Риву.
— Что это такое большое могло упасть в бассейн? — недоумевала она.
Черный столб дыма, появившийся у вокзала и сопровождавшийся грохотом взрыва, открыл ей истину.
— Кто-то стреляет! — в испуге вскрикнула она.
— Японси, японси, война русски, — залопотала служанка.
— Какая война? Что ты городишь!
— Носю японси море воевал.
— Чего же ты до сих пор молчала, дура! — обозлилась Рива. — Война, а она молчит, как истукан. Когда ты поумнеешь? Всякий вздор рассказывает, а о войне молчит.
Торопливо одевшись, Рива вышла на улицу. На набережной Нового города собралась толпа, с любопытством наблюдавшая за ходом боя. Яркий, солнечный день был так хорош, что не верилось в начало страшной войны. Происходивший бой воспринимался большинством зрителей как боевое учение, и только когда один из снарядов, взорвавшись о, коло берега, осыпал толпу осколками, люди в панике бросились бежать. Рива увидела матроса с» Ретвизана»и начала расспрашивать о случившемся.
— Война, барышня. Японец ночью на нас неожиданно напал, — мрачно ответил матрос.
— Потери большие?
— Двое без вести пропали да троих сейчас в госпиталь привезли.
— Матросы или офицеры?
— Все матросы. Разве сейчас кого-нибудь из офицеров ранят. Так и жарит японец по «Ретвизану»и «Цесаревичу», — разговорился матрос.
— А почему они приткнулись к берегу?
— Чтоб, значит, не потонуть.
— Как потонуть? — испугалась Рива.
— Ночью японец подорвал с носа «Ретвизана» да с кормы — Цесаревича «, а» Палладу — прямо против машинного отделения. Их и отвели на мелководье, а японец теперь хочет их добить. Но наши корабли и береговые батареи тоже не молчат, здорово бьют по японцу. Должно быть, скоро отгонят его от Артура, — пояснил матрос.
Рива была расстроена в, сем услышанным. Она подумала о своем возлюбленном — лейтенанте Дукельском, который находился на «Петропавловске».
— На «Петропавловске» все благополучно? — осведомилась она.
— Покуда ничего плохого с «Петропавловска» не слыхать.
Бой на море уже закончился, и толпа вновь собралась у пристани, к которой то и дело подходили катера с различных кораблей эскадры, подвозя раненых. Стонущие, забинтованные фигуры вызывали тревожное любопытство толпы. Все старались поближе протиснуться к носилкам, узнать фамилии раненых, обстоятельства ранения.
Вместе с ранеными выгружали и трупы убитых, покрытые Андреевским флагом. В толпе закрестились, ктото всхлипнул, Рива тоже взволнованно засморкалась и стала разыскивать знакомых офицеров.
Наконец она увидела розовощекого мичмана Андрюшу Акинфиева. Хотя Рива и не была с ним знакома, но ввиду исключительных обстоятельств решилась обратиться к нему.
— Подвезите меня к эскадре, господин мичман, — попросила она.
— Простите, сударыня, но женщинам на боевом корабле во время боя не место, — сурово отрезал мичман.
— Да я на корабль и не хочу, мне только посмотреть на эскадру.
— Праздное любопытство, сударыня, — был неумолим Акинфиев.
В это время подошел знакомый лейтенант Малеев с броненосца «Севастополь». Увидев его, Рива повторила свою просьбу.
— Куда же я вас повезу, Ривочка?
— Только до прохода, оттуда я взгляну на эскадру, а затем пересадите на обратный катер.
— Идет! Андрюша, — обратился лейтенант к Акинфиеву, — сообщи Юрасовскому, что нам с тобой перевод на «Страшный» уже оформлен. Прошу, Ривочка, занять место на катере. Чур, дальше Тигрового не везу.
— Хорошо, — согласилась Рива.
— Отваливай! — скомандовал лейтенант, и катер заскользил по гладкой поверхности бухты.
Старый и Новый город, разделенные долиной реки Лунхе и горой Перепелкой, как бы жмурясь под яркими солнечными лучами, задумчиво смотрели в подернутые легкой дымкой тумана тихие воды залива.
Рива молча слушала рассказ поехавшего вместе с ними Акинфиева о ночной атаке японскими миноносцами русской эскадры.
Катер пристал к небольшой пристани у прохода между низкой песчаной косой Тигрового Хвоста и гранитной громадой Золотой горы. Эскадра уже втягивалась на внутренний рейд. Первыми прошли миноносцы и среди них «Страшный», на который ссадили с катера Акинфиева. Крепко пожав Малееву руку, мичман сухо козырнул Риве. Его надутый вид был так смешон, что и Малеев и Рива рассмеялись, и Рива дружески протянула юноше руку. Покраснев, Акинфиев чуть пожал ей руку и стремительно поднялся по трапу на миноносец.
За миноносцами шли легкие крейсера «Новик»и «Баян», за ними на буксирах медленно проплыли громады броненосцев. Когда с катером поравнялся «Петропавловск», Рива стала внимательно вглядываться в стоящих на палубе офицеров. Вскоре на командирском мостике, у самого его края, она разглядела рослую фигуру Дукельского. Рива усиленно замахала носовым платком, стараясь привлечь его внимание. Малеев передал ей мегафон.
— Привет, Ривочка, я сегодня у тебя обедаю, — весело прокричал лейтенант в мегафон.
— Жду, — неожиданно громко ответила она и замахала мегафоном в знак приветствия. «Петропавловск» медленно проплыл мимо них.
Добравшись до дому, она немедленно принялась за приготовление обеда.
С Дукельским ее связывало старое знакомство. Еще в тысяча девятьсот первом году она, увлеченная общим потоком всевозможных коммерсантов, авантюристов и спекулянтов, покинула родную Одессу и вместе с «заведением мадам Шнеерзон» отправилась на Дальний Восток на пароходе «Владимир», на котором ехал и лейгенант Дукельский. Предприимчивая мадам Шнеерзон уже в дороге развернула деятельность своего учреждения. Но Рива заболела ангиной и не могла принимать кавалеров. Мадам тотчас объявила ее лентяйкой, притворщицей и так стала преследовать, что доведенная до отчаяния Рива в Красном море пыталась выброситься за борт. Об этом происшествии узнал весь пароход. Дукельский, узнав о случае с Ривой, решил выкупить ее у хозяйки. Почему это ему взбрело в голову, он не смог бы объяснить и сам. Дукельский был не злым человеком, но оставался весьма далеким от всякой сентиментальности.
Он предложил «мадам» отступного за Риву и привез ее в Порт-Артур, где нанял для нее маленький домик.
Было около трех часов, когда лейтенант позвонил в передней. Рива сама открыла ему дверь.
Вручив ей свертки с покупками, он прошел за ней в небольшую столовую, убранную в восточном стиле.
Куинсан поспешила накрыть на стол.
— Ну, Жоржик, рассказывай, что и как произошло за эти два дня? — спросила Рива, усаживая Дукельского за стол.
— Что произошло? То, чего давно следовало ожидать. Японцы решили вернуть себе обратно Квантуй и, вероятно, прихватить кое-что из Южной Маньчжурии. И началась война, — объяснил Дукельский.
— Но напали-то они подло, без объявления войны, ночью, — возразила Рива.
— Для них все средства хороши. Мы прохлопали, и они нас поймали и в Артуре и в Чемульпо.
— Как в Чемульпо?
— Да так! Они выследили в Чемульпо «Варяга»и «Корейца»и предложили им вступить в бой со всей эскадрой адмирала Урну. Результат боя пока неизвестен. Но, зная Руднева, можно с уверенностью сказать, что наши корабли не опозорили Андреевский флаг. Офицеры и матросы там под стать своему командиру.
— Верно, много погибло на «Варяге»и «Корейце»? — забеспокоилась Рива. — Ведь там твои друзья — Алеша Ляшенко, Червинский, Степанов. Живы ли они сейчас?
— На войне не без потерь. Сейчас мы живы, а что будет завтра, никому не известно, — философски ответил Дукельский.
— Сегодня-то большие потери? — поинтересовалась Рива.
— «Полтава», «Диана», «Аскольд»и «Новик» получили по подводной пробоине и требуют ремонта. За первые сутки войны у нас выбыло из строя: ночью три, сегодня утром четыре да в Чемульпо погибли два, итого девять боевых кораблей. Недурное начало войны!
— Как же мы будем воевать теперь?
— Как воевать? Залезем на внутренний рейд со всеми броненосцами и крейсерами и будем коптить небо.
— Так что ты будешь все время в Артуре сидеть? — обрадовалась Рива.
Во время обеда Куинсан, то и дело подходившая к столу, внимательно вслушивалась в русскую речь.
Дукельский шутя раза два ущипнул ее. Служанка игриво засмеялась.
— Жорж, оставь ее. Как тебе не стыдно щипать ее при мне, — возмущалась Рива.
— Да ты, никак, все еще ревнуешь меня, Ривочка, — смеялся лейтенант.
Убрав со стола, Куинсан ушла в свою каморку и, достав кусочек бумаги, начала кисточкой и тушью выводить иероглифы. Ее кукольное личико приняло серьезное выражение.
Покончив с записями, Куинсан присела у окошка и задумалась. Ей вспомнилась далекая родина, детство в бедной крестьянской семье в глухой японской деревушке, вечная нужда, голод, а иногда и колотушки отца с матерью. Куинсан грустно вздохнула и провела рукой по голове, задев при этом за заколотый в волосы черепаховый гребень. Это напомнило ей о жизни в токийском доме терпимости, куда ее продали за долги отца, встречу с Танакой, молодым красивым офицером. Он подарил ей гребень вскоре после их знакомства. В ушах Куинсан как бы снова зазвучал голос Танаки, его пылкие и нежные заверения. Она любила слушать его, смотреть в его глаза, когда он говорил ей о великой родине — Стране Восходящего Солнца. Тогда глаза его горели, а объятия были такими жаркими… На кухне по-прежнему было тихо, темно и тепло, захотелось спать. Куинсан зевнула, но, превозмогая сон, заставила себя вспомнить переезд во Владивосток, первые шаги в разведывательной работе. И снова рядом с собой увидела Танаку, теперь уже своего учителя. Теперь Куинсан больше не слышала от него нежных речей, он был очень строг. Он даже бил ее иногда, когда она плохо выполняла его задание. Затем в памяти встал Порт-Артур, поступление в дом Ривы. Тут Куинсан довольно улыбнулась: что ж, она заслужила похвалу, Танака будет доволен. Она, маленькая Куинсан, хитро сумела войти в доверие хозяйки.
В окошко постучали. Куинсан поспешила выйти во двор, где ожидал оборванный старик. Низко кланяясь, он протянул руку за подаянием. Куинсан торопливо вошла в кухню, схватила там большой кусок хлеба и засунула в него исписанную бумажку. Выйдя на улицу, она позвала старика в переднюю и долго говорила с ним. В их разговоре упоминались названия всех поврежденных русских кораблей. Когда наконец старик, захватив хлеб, ушел, Куинсан тихонько вошла в столовую и прислушалась. Из спальни доносился храп.
Глава вторая
Неяркое зимнее солнце длинными негреющими вечерними лучами освещало рейд с многочисленными военными и коммерческими судами и полукитайский, полуевропейский портовый городок Чемульпо, который служил морским портом для корейской столицы Сеула. Спавший было днем мороз к вечеру заметно усилился, в бухте появились льдины, затрудняющие передвижение китайских шампунок и катеров с различных военных кораблей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13