Сергей Александрович Есенин: «Яр»

Сергей Александрович Есенин
Яр




«Проза»: Вагриус; Москва; 2000

ISBN 5-264-00302-5 Сергей Александрович Есенин
Яр ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ГЛАВА ПЕРВАЯ По оконцам кочкового болота скользили волки. Бурый вожак потянул носом и щелкнул зубами. Примолкшая ватага почуяла добычу.Слабый вой и тихий панихидный переклик разбудил прикурнувшего в дупле сосны дятла.Из чапыги с фырканьем вынырнули два зайца и, взрывая снег, побежали к межам.По коленкоровой дороге скрипел обоз; под обротями тропыхались вяхири, и лошади, кинув жвачку, напрянули уши.Из сетчатых кустов зловеще сверкнули огоньки и, притаившись, погасли.— Волки, — качнулась высокая тень в подлунье.— Да, — с шумом кашлянули притулившиеся голоса.В тихом шуме хвои слышался морочный ушук ледяного заслона…Ваньчок на сторожке пел песни. Он сватал у Филиппа сестру Лимпиаду и, подвыпивши, бахвалился своей мошной.На пиленом столе в граненом графине шипела сивуха.Филипп, опоражнивая стакан, прислонял к носу хлеб и, понюхав, пихал за поросшие, как мшаниной, скулы. На крыльце залаяла собака, и по скользкому катнику заскрипели полозья.— Кабы не лес крали, — ухватился за висевшее на стенке ружье Филипп и, стукнув дверью, нахлобучил лосиную шапку.В запотевшие щеки дунуло ветром.Забрякавшая щеколда скользнула по двери и с инистым визгом стукнула о пробой.— Кто едет? — процедил его охрипший голос.— Овсянники, — кратко ответили за возами.— То-то!К кружевеющему крыльцу подбег бородатый старик и, замахав кнутовищем, указал на дорогу.— В чапыжнике, — глухо крякнул он, догоняя сивого мерина.Филипп вышел на дорогу и упал ухом на мятущие порошни. В ухо, как вата, втыкался пуховитый налет.— Идут, — позвенел он ружьем по выбоине и, не затворив крыльца, вбежал в избу.Ваньчок дремал над пустым стаканом. На пол капал огуречный сок и сливался с жилкой пролитого из махотки молока.— Эй, Фанас, — дернул его Филипп за казинетовую поддевку. — Волки пришли на свадьбу.— Никакой свадьбы не будет, — забурукал Ваньчок. — Без приданого бери да свадьбу играй.Филипп, засмехнувши, вынул из запечья старую берданку и засыпал порохом.— Волки, говорю на яру.— Ась? — заспанно заерзал Ваньчок и растянулся на лавке.Над божницей горевшая лампадка заморгала от шумовитого храпа. Филипп накинул кожух и, опоясав пороховницу, заложил в карман паклю.— Чукан, Чукан! — кликнул он свернувшуюся под крыльцом собаку и вынул, громыхая бадьей, прицепленный к притолоке нацепник. Собака, зачуяв порох, ерзала у ног и виляла хвостом.Отворил дверь и забрызгал теплыми валенками по снегу.Чукан, кусая ошейник, скулил и царапался в пострявшее в проходе ведро.Филипп свернул на бурелом и, минуя коряжник около чапыги, притулился в яме, вывороченной корнями упавшей сосны.По лещуге, шурша, проскользнул матерый вожак. В коряжнике хряснули сучья, и в мути месяца закружились распыленные перья.Курок щелкнул в наскребанную селитру, и кверху с дымом взвился вожак и веснянка-волчиха.К дохнувшей хмелем крови, фыркая, подбежал огузлый самец.Филипп поднял было приклад, но пожалел наскреб.В застывшей сини клубилась снежная сыворотка. Месяц в облаке качался как на подвесках. Самец потянул в себя изморозь и, поджав хвост, сплетаясь с корягами, нырнул в чащу.Вскинул берданку и поплелся домой. С помятого кожуха падал пристывший снег.Оследил кругом для приметы место и вывел пальцем ружье.На снегу мутнела медвежья перебежка; след вел за чапыгу.Вынул нож и с взведенным курком, скорчившись, пополз, приклоняясь к земле.Околь бурыги, посыпаясь белой пылью, валялся черно-рыжий пестун.По спине пробежала радостью волнующая дрожь, коленки опустились и задели за валежник.Медведь, косолапо повернувшись на левую лопатку, глухо рыкнул и, взрыв копну снега, пустился бежать.«Упустил», — мелькнуло в одурманенной голове, и, кидая бивший в щеки чапыжник, он помчался ему наперескок.Клубоватой дерюгой на снегу застыли серые следы. Медведь, как бы догадавшись, повернул в левую сторону.На левой стороне по еланке вспорхнули куропатки, он тряхнул головой и шарахнулся назад, но грянул выстрел, и Филипп, споткнувшись, упал на кочку.«Упустил-таки», — заколола его проснувшаяся мысль.С окровавленной головой медведь упал ничком и опять быстро поднялся.Грянули один за другим еще два выстрела, и тяжелая туша, выпятив язык, задрыгала ногами.Из кустов, в коротком шубейном пиджаке, с откинутой на затылок папахой, вынырнул высокого роста незнакомец.Филипп поднял скочившую шапку и робко отодвинул кусты.Незнакомец удивленно окинул его глазами и застыл в ожидающем молчанье.Филипп откинул бараний ворот.— Откулева?— С Чухлинки.— Далеконько забрел.— Да.Над носом медведя сверкнул нож, и Филипп, склонившись на ружье, с жалостью моргал суженными глазами.— Я ведь гнал-то.— Ты?— Я…Тяжелый вздох сдул с ворота налет паутинок. Под захряслыми валенками зажевал снег.— Коли гнал, поделимся.Филипп молчал и с грустной улыбкой нахлобучивал шапку.— Скидывай кожух-то?— Я хотел тебе сказать — не замай.— А что?— Тут недалече моя сторожка. Я волков только тудылича бил.Незнакомец весело закачал головою.— Так ты, значит, беги за салазками.— Сейчас сбегаю.Филипп запахнул кожух и, взяв наперевес ружье, обернулся на коченелого пестуна.— А как тебя зовут-то?— Карев, — тихо ответил, запихивая за пояс нож.Филипп вошел в хату, и в лицо ему пахнуло теплом. Он снял голицы и скинул ружье.Под иконами ворочался Ваньчок и, охая, опускал под стол голову.— Блюешь?..— Брр.. — задрыгал ногами Ваньчок и, приподнявшись, выпучил посовелые глаза. — Похмели меня…— Вставай… проветришься…Приподнявшись, шаркнул ногами и упал головою в помойную лохань.Филипп, поджав живот, катался, сдавленный смехом, по кровати и, дергая себя за бороду, хотел остановиться.Ваньчок барахтался и, прислонясь к притолоке, стирал подолом рубахи прилипшие к бороде и усам высевки.Прикусив губу, Филипп развязал кушак и, скинув кожух, напялил полушубок.— Медведя убили…— Самдели?— Без смеха.Посовелые глаза заиграли волчьим огоньком, но прихлынувший к голове хмель погасил их.— Ты идешь?— Иду…— И я пойду.Подковылял к полатям и вытащил свою шубу.— Пойдем… подсобишь.Ваньчок нахлобучил шапку и подошел к окну; на окне, прикрытая стаканом, синела недопитая бутыль.— Там выпьем.Шаги разбудили уснувшего Чукана, и он опять завыл, скребя в подворотню, и грыз ошейник; с губ его кружевом сучилась пена.Карев сидел на остывшей туше и, вынув кисет, свертывал из махорки папиросу. С коряжника дул ветер и звенел верхушками отточенных елей.С поникших берез падали, обкалываясь, сосульки и шуршали по обморози.Месяц, застыв на заходе, стирался в мутное пятно и бросал сероватые тени.По снегу, крадучись на кровь, проползла росомаха, но почуяла порох, свернулась клубком и, взрывая снег, покатилась, обеленная в чапыгу и растаяла в мути. По катнику заскрипели полозья, и сквозь леденелые стволы осинника показались Ваньчок и Филипп.— Ух какой! — протянул, покачиваясь, Ваньчок и, падая, старался ухватиться за куст. — Ну и лопатки!— Ты лучше встань, чем мерить лопатки-то, — заговорил Филипп, — да угости пришляка тепленьким.— А разве есть?— Есть.Ваньчок подполз к Кареву и вынул бутыль.— Валяй прям из горлышка.Тушу взвалили на салазки и закрепили тяжем.Ваньчок, растянувшись, спал у куста и бредил о приданом.— Волков я тоже думаю взвалить.— А где они?— Недалече.В протычинах взвенивал коловшийся под валенками лед.Филипп взял матерого вожака, а Карев закинул за спину веснянку.С лещуги с посвистом поднялись глухари и кольцом упали в осинник.— Пугаются, — крякнул Филипп и скинул ношу на салазки.Крученый тяж повернулся концом под грядку.— Эй, вставай, — крикнул он над ухом Ваньчка и потянул его за обвеянный холодом рукав.— Не встану, — кричал Ваньчок и, ежась, подбирал под себя опустившиеся лыками ноги.Ветер тропыхал корявый можжевельник и сыпал обдернутой мшаниной в потянутые изморозью промоины.В небе туманно повис черемуховый цвет, и поблекший месяц нырял за косогором расколовшейся половинкой.Филипп и Карев взяли подцепки, и полозья заскрипели по катнику.Щеки горели, за шеями таял засыпавшийся снег и колол растянутые плечи холодом.Под валенками, как ржаной помол, хрустел мягкий нанос; на салазках, верхом на медведе, укрывши голову под молодую волчиху, качался уснувший Ваньчок. ГЛАВА ВТОРАЯ Анисим Карев загадал женить сына Костю на золовке своей племянницы.Парню щелкнул двадцать шестой год, дома не хватало батрачки, да и жена Анисима жаловалась на то, что ей одной скучно и довериться некому.На Преображенье сосватали, а на Покров сыграли свадьбу.Свадьба вышла в дождливую погоду; по селу, как кулага, сопела грязь и голубели лужи.После обедни к попу подъехала запряженная в колымагу пара сиваков. Дымовитые гривы тряхнули обвешенными лентами, и из головней вылез подвыпивший дружко.Он вытащил из-под сена вязку кренделей, с прижаренной верхушкой лушник и с четвертью вина окорок ветчины. Из сеней выбег попов работник, помог ему нести и ввел в сдвохлую от телячьей вони кухню.Из горницы, с завязанным на голове пучком, вышел поп, вынул берестяную табакерку и запустил щепоть в расхлябанную ноздрю.— Чи-их! — фыркнуло около печки, и с кособокой скамьи полетела куча пыли.— К твоей милости, — низко свесился дружко.— Зубок привез?— Привез.Поп глянул на сочную, только вынутую из рассола ветчину и ткнул в красниковую любовину пальцем.— Хорошая.Вошла кухарка и, схватив за горлышко четверть, понесла к открытому подполью.— Расколешь! — заботливо поддерживая донышко, крикнул работник.— Небось, — выпятив отвислую грудь, ответила кухарка и, подоткнув подол, с оголенными икрами полезла в подпол.— Смачная! — лукаво мигнул работнику дружко и обернулся к попу: — Так ты, батюшка, не мешкай.В заслюделую дверь, спотыкаясь на пороге, ввалились грузной походкой дьячок и дьякон.— На колымагу! — замахал рукою дружко. — Выходит сейчас.— На колымагу так на колымагу, — крякнул дьякон и, подбирая засусленный подрясник, повернул обратно.— Есть, — щелкнул дьячок под салазки.— Опосля, опосля, — зашептал дружко.— Чего опосля?..С взбитой набок отерханной шапкой и обгрызанным по запяткам халатом, завернув в ворот редкую белую бороденку, вышел поп.— Едем.Дьякон сидел на подостланной соломе и, свесив ноги, кшикал облепивших колымагу кур.Куры, с кудахтаньем и хлопая крыльями, падали наземь, а сердитый огнеперый петух, нахохлившись, кричал на дьякона и топорщил клювом.— Ишь ты какой сурьезный, — говорил шепелявя дьякон, — в засычку все норовишь, не хуже попа нашего, того и гляди в космы вцепишься.Батюшка облокотился на дьячка и сел подле дьякона.— Ты больно широко раздвинулся, — заметил он ему.Дьякон сполз совсем на грядку, прицепил за дышло ноги и мысленно ругался: «Как петух, черт сивый!»— Эй , матушка! — крикнул дружко на коренного , но колесо зацепило за вбитый кол. — Н-но, дьявол! — рванул он крепко вожжи, и лошади, кидая грязь, забрякали подковами.— А ты, пожалуй, нарочно уселся так, — обернулся поп опять к дьякону, — грязь-то вся мне в лицо норовит.— Это, батюшка, бог шельму карает, — огрызнулся дьякон, но, повернувшись на грядке, полетел кубарем в грязь.— Тпру, тпру! — кричал взбудораженный дружко и хлестанул остановившихся лошадей кнутовищем.Лошади рванули, но уже не останавливались.Подъехав к крыльцу, дружко суматошно ссадил хохотавшего с дьячком попа и повернул за дьяконом.Дьякон, склонясь над лужей, замывал грязный подрясник.— Не тпрукай, дурак, когда лошади встали, — искоса поглядел на растерявшегося дружка и сел на взбитую солому.Молодых вывели с иконами и рассадили по телегам. Жених поехал с попом, а невеста — с крестной матерью.Впереди, обвязанные накрест рушниками, скакали верховые, а позади с придаными сундуками гремели несправленные дроги.Перед церковью на дорогу выбежала толпа мужиков и, протянув на весу жердь, загородила дорогу.Сваха вынесла четверть с водкой и, наливая бражный стакан, приговаривала:— Пей, гусь, да пути не мочи.Выпившие мужики оттащили жердь в канаву и с криком стали бросать вверх шапки.Дьячок сидел с дьяконом и косился — как сваха, не заткнув пробки, болтала пузырившееся вино.Из калитки церковной ограды вышел сторож, и отодвигая засов, отворил ворота. Поп слез и, подведя жениха к невесте, сжал их правые руки.Около налоя краснел расстеленный полушалок и коптело пламя налепок.Не в охоту Косте было жениться, да не хотелось огорчать отца.По селу давненько шушукали, что он присватался к вдове-соседке.Слухи огорчали мать, а обозленный отец называл его ерником.— Жениться — перемениться, — говорил Анисиму уважительный кум. — Я сам смолоду олахарь был.Молодайка оказалась приглядная; после загула свекровь показала ей все свое имущество и отдала сарайные ключи.Костя как-то мало смотрел на жену. Он только узнал, что ходившие о невесте слухи оправдались.До замужества Анна спуталась со своим работником.Сперва в утайку заговаривали, что она ходит к нему на сеновал, а потом говор пошел чуть не открыто.Костя ничего не сказал жене. Не захотелось опечалить мать и укорить отца, да и потом ему самое Анну сделалось жалко. Слабая такая, в одной сорочке стояла она перед ним. На длинные ресницы падали густые каштановые волосы, а в голубых глазах светилась затаенная боль.Вечерами Костя от скуки ходил с ребятами на улицу и играл на тальянке. Отец ворчал, а жена кротко открывала ему дверь.В безмолвной кротости есть зачатки бури, которая загорается слабым пламенем и свивается в огненное половодье.Анна полюбила Костю, но любовь эта скоро погасла и перешла в женскую ласку; она не упрекала его за то, что он пропадал ночами, и даже иногда сама посылала.Там, где отперты двери и где нет засовов, воры не воруют.Но бывает так, что постучится запоздалый путник и, пригретый, забывает, что он пришел на минуту, и остается навсегда.Анисим вздумал арендовать у соседнего помещика землю. Денег у него не было, но он думал сперва занять, а потом перевернуться на обмолоте.
1 2 3 4 5 6 7 8