— А что цари?
— Царь Архидам жив, один из моих товарищей видел его около акрополя, где расположился его штаб. Мне ничего не известно о царе Плистархе.
— Куда сейчас вы направляетесь?
— На север, искать помощь, в Аркадию, даже в Ахею, если потребуется. Но мы ничего не находим, кроме смерти и руин. Мы встретили двоих из царской охраны, направляющихся в Сикион и Коринф в поисках помощи. Амиклы сравнялись с землей. Гифеум почти полностью разрушен. Поторопись, если у тебя в Спарте есть кто-нибудь из членов семьи, потому что город разрушен.
Они галопом понеслись вперед на север, а Клейдемос пришпорил своего коня в противоположном направлении.
По дороге он встречал колонны беженцев с тележками и вьючными животными. Мимо проносились и группы всадников, покрытые грязью, которые били кнутом своих лошадей и кричали, пробираясь через бездомные толпы беженцев.
Он оставил за собой Селласию, пострадавшую от разрушений, добрался до берегов Еврота, сейчас уже полноводного.
Через несколько часов он будет в Спарте, если только его конь сможет вынести такую нагрузку и такое напряжение…
Сильное животное буквально пожирало дорогу, брюхо его стелилось по земле, ритмично вытягивалась вперед голова на выгнутой дугой мощной шее. Клейдемосу приходилось часто замедлять его бег, чтобы у скакуна не разорвалось сердце.
Вокруг него повсюду были видны следы разрушений, ужасные и драматические. Чем ближе он подъезжал к городу, тем больше видел поселков и деревень, превращенных в груды обломков, без единой сохранившейся стены в поле зрения.
Должно быть, погибло все население, если толчки, которые он ощущал в Ифоме, были лишь далеким отголоском жуткого землетрясения, которое охватило всю Лаконию, сравняв город за городом с землей, внезапно обрушившись на большую часть населения ночью, когда все спали.
Постепенно он начал замечать группы гоплитов в полном боевом вооружении и доспехах, охраняющих перекрестки и патрулирующих окрестности, проникающих на вспаханные поля, пропитанные дождем.
Что могло случиться на этой земле? Что тут произошло?
По мере его продвижения вперед патрули стали встречаться все чаще, они включали в свой состав и юнцов и даже раненых с самодельными повязками, но, тем не менее, со щитами, на которых красовалась красная лямбда.
Клейдемос не останавливался для расспросов, беспокоясь о безопасности матери.
Наконец, когда уже наступила ночь, в поле его зрения оказался дом Клеоменидов. Все, что он смог увидеть, представляло собой темную массу на фоне сельской местности, невозможно было определить, остался ли дом целым и невредимым, или он превратился в бесформенную груду развалин.
Как только он добрался до входа во двор, он вздохнул с облегчением: здесь и там появились трещины, крыша частично прогнулась, но в целом, прочное каменное строение, соединенное по углам, выдержало, в то время как конюшни и крестьянские постройки были разрушены.
Однако внутри не горел свет, не было слышно ни звука. Он распахнул дверь, оттолкнув обломок камня, который частично загораживал вход.
В очаге все еще тлели последние красные угольки, ему удалось вновь разжечь огонь и зажечь факел.
Многие потолочные балки сместились со своего места, некоторые свисали вниз. Он несколько раз позвал мать, затем Алеса, но ответа не было. Он бегал из комнаты в комнату, но никого не обнаружил. Дом был совершенно пустой, хотя огонь в очаге еще вчера вечером разжигали, и нигде не было видно следов крови.
Кровать в комнате матери была полна обломков и пыли, но, казалось, там никто и не спал. Он вернулся в огромный атриум и сел около очага, охваченный болью.
Что могло случиться за время его отсутствия? Было похоже на то, что мать покинула дом; может быть ее вытащили из него силой, пока Клейдемоса не было? Он не мог поверить, что она могла уйти, не оставив никакого сообщения.
Он настолько устал, что у него не было сил начинать поиски в темном дворе или, еще хуже, в опустошенном городе.
Он вышел из дома, чтобы позаботиться о лошади: бедное животное, мокрое от пота и ослабленное нагрузкой и напряжением, нужно защитить от холодной, ветреной ночи.
Он получше вытер его сеном, которое нашел, двигаясь ощупью в темноте около развалин конюшни. Спину коня накрыл одеялом и отвел его под навес, бросив немного фуражного корма перед ним, и, наконец, вернулся в дом.
Понимая опасность того, что возможные толчки могут обрушить на него весь потолок, он притащил свою кровать поближе к очагу и бросился в нее, лишившись последних сил.
Издалека доносились приглушенные крики и сдавленные вопли измученного города.
Спарта Непобедимая…
На далеком, разбитом прибоем мысе Тенар, храм Посейдона рухнул на свое основание. Статуя бога, которого мореплаватели называли Эносигей — «Сотрясатель Земли» — упала со своего пьедестала и скатилась к подножью алтаря, все еще запятнанного кровью илотов.
Клейдемос поднялся до восхода солнца, разбуженный мычанием голодного быка, который пережил землетрясение и сейчас крутился около разрушенной конюшни в поисках корма. Он посидел немного, стараясь привести в порядок свои путаные мысли. Его расстраивало исчезновение матери, но оставалась надежда на то, что она вместе с Алесом нашла убежище в горах.
Он с горечью подумал о ночи, проведенной среди развалин Ифомы. Внезапно ему пришла в голову мысль, что он мог открыть истину, которая привела к смерти его брата и Агиаса, отвергнутых Спартой, один был доведен до самоубийства, а второй убит, стараясь восстановить свою честь. В тот самый момент, когда, казалось, что истина вот-вот станет явной и откроется ему, город был разрушен землетрясением.
Какой смысл сейчас в том, чтобы попытаться обнаружить истинное содержание послания Леонида? Спарта предопределила смерть его отца Аристарха и его брата Бритоса. Спарта несет ответственность за конец Исмены, ее жизнь оборвалась из-за такой боли, такого страдания, которые не может вынести ни один человек.
Эти слова, оставленные на могильном камне, вырезанные неизвестной рукой, возможно, предназначены именно для него.
Возможно…
Спарта платит за нечеловеческую суровость, за святотатство в Тенаре. Боги уничтожают спартанцев, стирая их с лица земли.
Пришло время принять решение. Клейдемос встал, чтобы найти что-нибудь поесть и успокоить голодные колики. Съев кусок черствого хлеба, который он нашел на кухне, он вышел во двор.
Поднялся ветер, который подсушил землю и унес облака. Он взглянул в сторону Спарты и заметил многочисленные группы солдат, патрулирующие вокруг домов, разрушенных до основания.
Безусловно, происходит что-то странное…
Он услышал звуки трубы, увидел воинов, бегущих в разных направлениях, всадника на коне, гарцующего назад и вперед и размахивающего правой рукой, словно отдавая приказы. На нем был шлем с гребнем; возможно, это один из царей, может быть, Плистарх или Архидам…
Что могло случиться?
Он направил свой взор на горы и понял: сотни и сотни людей спускались с горы Тайгет, появляясь из лесов и кустарника, исчезая и снова появляясь, но уже дальше внизу, в долине. Они были вооружены копьями, мечами, палками. Они почти подошли к оливковой роще, начинающейся на нижних склонах горы, направленных в сторону города.
Гнев богов еще не был укрощен: илоты нападали на Спарту!
ГЛАВА 10
Слово царя
Толпы илотов вскоре добрались до равнины. Когда они были уже на небольшом расстоянии от города, все остановились, как будто незримый командир дал команду прекратить неорганизованное стремительное движение вперед.
Самые первые выстроились в боевой порядок, за ними последовали те, что были сзади, пока не образовался вполне удовлетворительный регулярный фронт, значительно длиннее той скудной шеренги воинов, которых Спарте удалось послать в бой.
Клейдемос покинул двор и пошел через поля к развалинам дома, откуда он мог наблюдать за происходящим.
Воздух сотрясся от боевого клича, внушающего ужас, и илоты ринулись в атаку. Спартанцы медленно отошли назад, к руинам своего города с тем, чтобы прикрыть фланги, затем плотнее сомкнули ряды, низко опуская копья. Оба формирования столкнулись. Вскоре боевые части илотов сплелись в яростной атаке, словно никто из них не мог удержаться от безжалостного истребления своих врагов, которых они ненавидели и боялись веками.
Но спартанцы сражались за свою собственную жизнь, понимая, что, если они не устоят в этот день, то это будет означать конец для их города. Их жены будут изнасилованы и убиты, дети зарезаны. Все то, что пощадило землетрясение, будет уничтожено.
Клейдемосу хотелось побежать домой, схватить оружие и броситься в самое пекло боя: это был тот день, о наступлении которого для него и для своего народа мечтал Критолаос.
Но как он мог надеть доспехи Аристарха и Бритоса, чтобы нанести смертельный удар городу, ради которого они отдали свою жизнь? Он был скован в своих действиях, дрожащий и злой, в скрытном месте, он не мог ничего сделать, и должен был всего лишь наблюдать за боем широко открытыми глазами, с бешено бьющимся сердцем.
Настоящим полем боя было его сердце; там два народа бились друг с другом с дикой яростью.
Смерть, кровь, вопли сеяли ужас и агонию. Больше он не мог наблюдать за сражением, и медленно опустился на колени, прислонив голову к стене, сотрясаясь от болезненных спазмов, безутешно рыдая.
А бой перед разрушенными домами Спарты становился все более и более ожесточенным. Илоты бились без передышки, заменяя раненых или ослабевших бойцов на передовой линии. Со стены щитов перед ними уже стекала кровь, но она казалась непробиваемой, густо усеянная торчащими из нее копьями, передовая линия ненавистного врага не сдавала позиций.
Царь Архидам собственной персоной находился в центре передовой и сражался с величайшей доблестью. Гоплиты вокруг него бились самоотверженно, чтобы не обесчестить себя в глазах вождя.
Прибыло подкрепление, которое развернулось во флангах, где была явная опасность окружения. Вместе с ними прибыли трубачи, музыка которых зазвучала среди разрушенных домов громче криков сражающихся, и понеслась по полям — голос смертельно раненого, но отказывающегося умирать.
Наконец, илоты стали отступать в лес, забирая с собой раненых и павших.
Спартанцы не преследовали их, удовлетворяясь тем, что удалось отразить атаку. Они положили оружие, помогли раненым и забрали погибших. По всему городу царь расставил караульные патрули, взял с собой самых сильных людей и отправился в город на помощь тем, кто все еще оставался под руинами. В течение всего дня его можно было увидеть в самом центре завалов, везде, где требовалась его помощь, неутомимо работающим, в разорванной одежде.
После наступления вечера многие выжившие смогли найти убежище в полевых палатках, поставленных во многих частях города, повсюду, где было открытое пространство. Женщины развели огонь и готовили то, что могли найти, чтобы накормить и подкрепить своих усталых и голодных спутников.
Военные хирурги работали без устали при свете факелов и ламп, зашивая раны, накладывая повязки на израненные тела, прижигая их раскаленным железом, чтобы предотвратить развитие инфекции или остановить кровотечение.
В это время царь Плистарх галопом мчался на север в сторону Коринфа в сопровождении охраны. Там он должен организовать группы спасателей и установить контакт с афинянами. Кимон, безусловно, не откажет в помощи, возможно даже согласится послать флот с запасами пшеницы, чтобы накормить людей.
Сын Леонида чувствовал, что может обратиться за помощью, в которой он так отчаянно нуждался, даже к сыну Мильтиада, победителя при Марафоне.
Когда илоты отступили, Клейдемос упал на землю без сознания, и в таком полубессознательном состоянии он пролежал много часов, пока не пришел в себя от ночного холода. Его желудок болел, страдая от голода. Он решил вернуться в свой дом. Ему удалось разжечь очаг и испечь немного пресного хлеба в золе, затем он бросился на постель, совершенно измученный.
В середине ночи, когда он крепко спал, ему показалось, что он услышал стук в дверь. Он заставил себя проснуться; да, там кто-то был. Он вскочил, схватил меч, взял факел и открыл дверь, но никого не увидел.
— Кто там идет? — потребовал он ответа, разглядывая темноту.
Он спустился вниз по ступеням порога, чтобы посмотреть во двор, высоко поднимая факел, чтобы осветить пространство перед собой. Он бросил взгляд направо в сторону конюшни, а потом налево, освещая внешнюю стену дома.
Именно там он увидел человека, стоявшего неподвижно, в плаще, который закрывал половину лица, с повязкой через левый глаз.
Клейдемос был в полном недоумении, и от удивления сделал выпад мечом.
— Кто ты?
Человек протянул правую руку к краю плаща и открыл свое лицо в шрамах: Карас!
Клейдемос бросил меч и застыл, глядя на него, потеряв дар речи.
— Вот так ты встречаешь друга, которого не видел годами? — спросил Карас, приближаясь к нему.
— Я… — пролепетал Клейдемос. — Не могу поверить… совершенно не ожидал. О всемогущие боги… Карас… неужели это ты! Но твой глаз!
Однажды придет к тебе человек, слепой на один глаз…
Что случилось с твоим глазом?
Карас сбросил свой плащ с плеч и широко распростер объятия.
— О, мой друг, мой дорогой, старый друг… — сказал Клейдемос, крепко прижимая его к груди. — Я боялся, что никогда не увижу тебя снова.
…Он может снять проклятие с меча царя…
Они вошли в атриум, сели около очага, где Клейдемос снова разжег угасающий огонь.
— Во имя Поллукса… твое лицо! — сказал он, разглядывая черную повязку Караса и глубокие шрамы. — Кто сделал это?
— Криптии. Я согласился встретиться с Павсанием, когда он вернулся из Азии, а эфорам нужно было узнать, о чем мы беседовали друг с другом. Они пытали меня, могли бы и убить, но я ничего не сказал. Наконец, они убедились, что я ничего не знаю, и отпустили меня, возможно с намерением насадить своих шпионов повсюду в горах, чтобы не спускать с меня глаз и следить за каждым моим движением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48