Горючего нет, и вся техника поломана. Говорят,
становитесь по квартирам. А квартиры в Ендовке - с ума сойти. Сдурели
хозяйки. По сто тысяч требуют. Капустин как услыхал, за голову схва-
тился. Он где такие деньги возьмет? Тем более за троих. Опупеть можно.
У него зарплата - сто тысяч не выходит. И тех не дают с лета. Плюнул.
Пусть, говорит, дома сидят. А Маринка Башелукова, та и вовсе - кроха.
Куда ее отпустят родители? Она у них одна при двух бабках. Те сразу с
ума сойдут. Вот и все... И как хочешь... Учительницу бы нам найти, -
попросил он.
Галина Федоровна, оставив еду, слушала. Она была еще молодая, но
полная, при золотых очках, коса на голове короной - настоящая дирек-
торша.
Возле дома затарахтел мотоцикл и смолк.
- Отец наш приехал, - объявила Галина Федоровна. - Завтракать.
- Галина! - раздался из коридора голос. - Я пойду со скотиной уп-
равлюсь. Ты не давала им?
- Нет.
- Управились мы, управились в четыре руки с помощником, - горделиво
сообщила баба Ганя. - Накормили и напоили.
- Молодцы! Кто у тебя в помощниках?
Муж у Галины Федоровны был тоже нестарый, но при черной бороде - по
новой казачьей моде.
- Это чей такой? Либо землячок?
- Угадал.
- Спасибо, земляк. Мне легче жить.
- Предлагаю вам красную лампочку ввернуть в курятник, - сказал
Яков. - Я в журнале читал, в "Науке и жизни". Куры лучше несутся при
красном свете.
- О! - удивилась Галина Федоровна. - В "Науке и жизни"? Надо попро-
бовать.
- Ввернем, - пообещал ей муж. - Какие еще будут предложения по ве-
дению хозяйства?
- Козам пора гречишной соломы понемногу класть, - шутки не прини-
мая, сказал Яков. - Скоро пух щипать. От гречишной соломы коза пух хо-
рошо отдает.
- В журнале, что ли, прочитал?
- Дед наш всегда так делал. А без гречишной соломы потом трудно пух
щипать.
- Правильно гутарит, - поддержала баба Ганя. - Делали так.
- Что ж, привезем гречишной соломы. А то ведь и вправду щипать их
несладко.
Отзавтракали. Хозяин присел на корточках возле устья печки, поды-
мить. Якову сварили напоследок кружку пахучего какао, печенья да пря-
ников положили.
- Мария Петровна умерла, - сказала мужу хозяйка. - Школу у них зак-
рывают. Нет учителя. А у нас в Филоновской никого нет? - задумчиво
спросила она не столько мужа, сколько себя. - Татьяна Петровна на пен-
сии, она не пойдет. Надо из молодых. Тамара Максимова в Михайловке в
педучилище, на каком курсе? Ее мать как-то спрашивала меня про место.
Надо поговорить с ней. У них отца нет, сестренка младшая. На заочное
можно перейти и работать.
- Не могла наша Петровна чуток потерпеть, - со вздохом попенял
Яков. - Конечно, старая. Но хоть бы до зимних каникул доучила. А не...
Неделя прошла. Так и месяц пройдет, и зима. На второй год оставаться?
Так искренне было это мальчишечье, детское огорчение, что баба Ганя
пожалела:
- А ты живи у нас. Школа - рядом. И мне будет с кем погутарить.
Предложение было неожиданным. Яков вскинулся и поглядел на Галину
Федоровну и мужа ее.
- Живи, - подтвердил приглашение хозяин. - Лампочку красную в ку-
рятник ввернем, куры усиленно занесутся, харчей хватит. - Ему понра-
вился этот мальчишка. Свои сыновья этой осенью в город уехали: старший
- в институт, младший - в техникум. Стало в доме непривычно пусто. -
Живи, - повторил он.
Мальчик не мог ничего ответить, лишь глядел на Галину Федоровну,
понимая, что последнее слово за ней. Она поняла его, сказала мягко:
- Живи. Комната свободная есть. С матерью я поговорю.
У Якова сердчишко колыхнулось от неожиданной радости. Поселиться в
доме директорши, учиться в настоящей школе со спортзалом, где и зимой
в футбол играют. А уж народу там... Школа своя вдруг увиделась в нас-
тоящем свете: пустой дряхлый дом со ржавою крышею, один-разъединый
класс, Капустины да Кроха. Алешкинская школа - дворец. А дом Галины
Федоровны... Это не пьяный да похмельный отчим да мать с ругней: "За-
молчи... Прикуси длинный язык..." Здесь - книг полная комната, все
стены в полках.
- Я обещал к обеду вернуться, - сказал Яков. - Мамка ждет.
- Конечно, конечно, - одобрила Галина Федоровна. - Сходи. Матери
скажи. Я напишу ей записку. - И мужа попросила: - Ты куда едешь? Мо-
жет, подбросишь его?
- До хутора не пробьюсь. Через ерики не пройдет мотоцикл. Там круто
и развезло теперь.
- Не пройдет, - подтвердил Яков.
- Но до ерика довезу. Собирайся.
До Катькиного ерика - глубокой, с крутыми склонами балки с мутным
ручьем по дну - могучий мотоцикл "Урал" докатил быстро. А далее, пе-
ребравшись через ерик, Яков словно на крыльях летел. Ни дождь, ни
грязь не были помехой. Дорога к хутору была уже дорогой к новому, к
завтрашнему, дню, когда он уйдет в Алешкин, в тамошнюю школу, к Галине
Федоровне.
По-прежнему моросило. В займищном голом лесу было тихо. Даже во-
ронье убралось к жилью человеческому, к теплу. До ночи, до своей поры
дремали на лежках сытые кабаны. Рыжий, уже выкуневший лисовин, издали
заметив мальчика, замер и не таясь переждал, пока он пройдет. Пара
тонконогих косуль легкими скачками ушла от дороги. По мокрой земле и
листве скачки были бесшумными. Мелькнули белые подхвостья - и нет их.
Яков по сторонам не глядел. Он на хутор спешил, где ждали его.
Через дом родной он промчался, не успев похвалиться. Мать с отчимом
на базах управлялись со скотиной. Ухватив сумку, Яков подался в школу,
гадая: как там без него? И если в долгом пути на хутор ничто не омра-
чало нежданно свалившегося на него счастья, то теперь пришло на ум
иное: он уйдет, а Капустины с Крохой останутся. Что будет с ними? И
что со школой? Радость гасла. А уж о том, чтобы в школе похвалиться, и
вовсе не стоило думать. Молчать надо было до поры. Но до какой?
В классе все были на месте и, будто за делом, ждали, что скажет он.
- С Галиной Федоровной повидался, - доложил Яков. - Обещала найти
учительницу. Есть у нее на примете. - И разом перешел к учебным делам:
- Кто должен заполнять настенный календарь природы? Капустины, ваша
обязанность? Почему не заполнили? И разом давайте тетрадки по природо-
ведению. Задано было: живая и неживая природа зимой. Жизнь домашних
животных, жизнь диких животных, труд людей... Все вопросы страницы пя-
тидесятой и пятьдесят первой. У Маринки погляжу домашнее - и вас буду
проверять и спрашивать. Надо учиться, а не сидеть зря. Придет новая
учительница, а все отстали. А цветы не политы, - попенял он старшей
Маринке. - Совсем свяли. Вон в алешкинской школе сколько цветов... Они
не забывают.
Ворчливым упрекам своего старшего ребята даже обрадовались. Без
Якова было пусто. А теперь по-прежнему все пошло: класс, уроки, стро-
гий Фетисыч, словно смерть учительницы ничего не изменила в их жизни.
- А что отмечать? - забурчали братья. - Дождь да дождь.
- Вот и отметьте условным знаком дождь и температуру проставьте.
Легко поднялась старшая Капустина, стала поливать цветы. Затаив ды-
хание дожидалась у раскрытой тетрадки с домашним заданием первокласс-
ница Кроха. Ждала, когда Яков подойдет к ней и сядет рядом. Все пошло
по-обычному.
Но гость редкий, нежданный - колхозный хуторской бригадир Каледин -
уже обмывал возле крыльца сапоги. Из класса его увидели - и стали
ждать.
А бригадир вначале обошел школу, пустые ее комнаты, где стояли сто-
лы и скамейки, висели на стенах портреты писателей да ученых, настен-
ные планшеты, стенды: "Наши отличники", "Колхозные ветераны", "Они за-
щищали Родину". Каледин когда-то учился здесь, и дети его через эти
стены прошли, а с фотографии глядели лица знакомые. Кто-то теперь
повзрослел, постарел, а кто-то и умер. Но жили вместе и долго.
Наконец бригадир пришел в класс. Навстречу ему поднялись все разом.
- Сидите, сидите, - махнул он рукой и похвалил: - Тепло у вас, хо-
рошо. Цветки цветут.
Он снял долгополый намокший плащ, телогрейку, оставшись в пуховом,
домашней вязки, свитере. Яков было пошел от учительского стола к своей
парте, но бригадир остановил его:
- Сиди. Ты же теперь за старшего. Учитесь? - спросил он.
- Учимся, - ответили нестройно.
Бригадир был человеком суровым, немногословным, его в хуторе боя-
лись.
- А может, вам у Башелуковых собираться? - спросил он. - Хата боль-
шая, теплая, и они не против.
У Якова перехватило дыхание.
- А библиотека? - бледнея от волнения, показал он на шкафы с книга-
ми. - А наглядные пособия? А уроки физкультуры? Комиссия какая прие-
дет, и будем не числиться. А беженцы, какие места ищут? Подъехали.
Есть школа? Вот она, - убеждал он бригадира. - Значит, можно жить. А
увидят замок - и развернутся.
- Верно, верно... - успокоил Якова бригадир. - Это я так, попы-
тал... Будет Варя топить, приглядать. Дров напилим. А там учительницу
найдем.
Бригадир и в прежние годы не больно разговорчивым слыл, а ныне,
когда все вокруг прахом шло, он и вовсе стал молчуном. На людей не
смотрел, ходил - "роги в землю". Но здесь, в школьном классе, глядя на
ребятишек, на кипенно-белые банты в косичках крохотной Маринки Башелу-
ковой, он как-то оттаивал, теплело на сердце. И ничего ребятишки от
него не требовали, как все иные: ни работы не просили, ни денег, а
просто глядели на него. И было приятно.
Карапуз Капустин вылез из-за парты с листом бумаги, не торопясь по-
дошел к бригадиру и показал ему свое художество, сообщив:
- Это я сам нарисовал.
- Здорово... - похвалил бригадир, разглядывая рисунок с цветами,
деревьями и красным трактором.
Отогревшись, он стал одеваться. На прощание Якову руку пожал.
- Держись, Фетисыч. Учительницу найдем. А пока на тебя надёжа.
Он ушел. На воле по-прежнему моросил дождь и не было просвета. В
окне класса желтел электрический свет. Он помнил, как два года тому
назад закрыли детский сад. Но целых два месяца, пока не настали холо-
да, ребятишки собирались в пустом доме, играли. Они ведь привыкли -
гуртом, словно телята.
В школе ребята, как обычно, пробыли четыре урока. потом все вместе
ушли, расходясь не сразу. Проходили не улицей, а через разбитые дома,
что тянулись вдоль улицы. На воле - дождь. А там, хоть и окон-дверей
нет, а потолки еще целы, не каплет. Покрутиться на вращающемся желез-
ном кресле в медпункте, залезть в глухую пещеру пустого холодильника,
что стоял в магазине. А в клубе поиграть в прятки, хоронясь в будке
киномеханика, в библиотечной комнате, в длинном коридоре. Помаленьку,
но приближались к хатам своим.
Вернувшись домой, Яков вдруг понял, что день кончается, а все оста-
лось как прежде: ни матери не сказал, ни ребятам, что уходит в Алеш-
кин. С матерью было легче. А вот с ребятами...
Дома все было как обычно: тихая Светланка, не пьяный, но крепко вы-
пивший отчим, потом с фермы вернулась мать.
У Якова позади лежал долгий день, и его морило, тянуло ко сну. Он
прилег, чтобы вздремнуть, и разом уснул, мать его с трудом растолкала
к ужину. За столом он сидел молча.
- Тебя ныне бригадир видел? - спросила мать.
- Он в школе у нас был.
- Охваливал тебя. На ферму пришел, не ругался. Либо выпил чуток...
Мы к нему приступом, а он головой покачал: "Бабы, бабы, - говорит. - Я
бы сам закричал по-пожарному и убег не знаю куда..." Тебя по двух раз
похвалил... - И вдруг она вспомнила главное: - В Дубовке колхоз рас-
пускают. Районное начальство приехало, говорят, все, забудьте про кол-
хозную кассу, расходитесь и сами об себя думайте. Спасайтесь своими
средствами.
- И правильно, - одобрил Федор. - Поделить все.
- Вы уже поделили... Шалаетесь, как бурлаки... Все тянете. Колхоз
хоть плохой плетешок, а все - затишка. Обещают овечками выдать зарпла-
ту. Может, дадут...
- Куда этих овечек. Сено травить?
- Резать да на базар.
- Сама повезешь.
- А вот Виктор Паранечкин возит. Берет у людей по дешевке и везет,
торгует. Паранечка им не нахвалится.
- Перо ему в зад. А мне гребостно на базаре стоять. Мне лучше сутки
в тракторе, безвылазно... Чем стоять кланяться всем.
- А шалаться - не гребостно...
Для Якова эти разговоры были известными. Кончались они одним - руг-
ней. От стола он ушел к телевизору, потом возил маленькую сестру на
закорках, изображая коня. Ржал он по-настоящему, на всю хату. А потом
снова потянуло его ко сну.
Он уснул и проснулся уже ночью, во тьме. Словно ударило его. Он ви-
дел во сне день прошедший: школа в Алешкине, директорша Галина Федо-
ровна, бородатый муж ее, баба Ганя. Вроде виделось доброе, а проснулся
в испуге. Они ведь ждать его будут, а он не придет. Прийти он не мог,
потому что нельзя было оставить свою школу. Тогда там все кончится,
рухнет. Не будет уроков, повесят замок, цветы померзнут. А через неде-
лю - это Яков знал точно - школу разгромят. Сначала вынут стекла. Го-
ворят, они дорогие. Потом снимут двери, окна выдерут. И пойдут куро-
чить. Первое время - по ночам, таясь. А потом среди бела дня, напере-
гонки, кто быстрее успеет. К Новому году от школы останется лишь пус-
тая коробка с черными проемами. Так растаскивали клуб, детский садик,
медпункт. Так будет и со школой.
Без него все пойдет прахом. Ни Марина Капустина, ни братья ее, ни
тем более Кроха без Якова ничего не смогут. Лишь он знает, как тетради
проверять, ставить отметки. Его Мария Петровна учила.
То, что прежде было гордостью мальчика, стало вдруг горем. Потому
что нельзя было уйти в Алешкин, к Галине Федоровне. И от бессилья
что-либо изменить Яков заплакал. Он плакал редко. "Бычок упористый..."
- говорила мать. А теперь хлынули слезы, и казалось, не будет им кон-
ца. Горячие, волна за волной, они накатывались из груди. И мальчик
плакал и плакал, пока не уснул.
Снова снилась ему школа, теперь своя, но такая похожая на алешкинс-
кую: с просторными светлыми коридорами, с плетучей зеленью по стенам и
потолку, со стеклянной оранжереей. И будто он, Яков, вел по школе и
показывал ее своей старой учительнице, Марии Петровне.
1 2 3 4 5