Упаковали на совесть, дешево
OCR AngelBooks
«Лоуэлл Э. Вспомни лето»: АСТ; М.; 2001
ISBN 5-17-004274-4
Оригинал: Elizabeth Lowell, “Remember summer”, 1999
Перевод: В. В. Копейко
Аннотация
Юная «надежда Олимпиады» Рейн Смит поначалу не понимала. что означает внезапно охватившее ее чувство к красивому мужественному незнакомцу. Любопытство? Спортивный азарт? Или безумие? Безумие, у которого есть самое древнее на земле имя – Любовь? Любовь, что своей неистовой, страстной силой защитит Рейн не только от жестокости могущественного тирана-отца, но и от смертельной угрозы.
ТАКАЯ любовь способна превратить даже опасный путь к славе в прекрасную дорогу к счастью…
Элизабет ЛОУЭЛЛ
ВСПОМНИ ЛЕТО
Пролог
Лето 1984 года
Ну и вид у нее! Настоящее чучело.
Нездоровая кожа в каких-то пятнах, :бледные губы, красные глаза и каштановые волосы сосульками. Фотография этой женщины допекла его, достала до самых печенок, она вымотала всю душу к той минуте, когда внезапно раздавшийся телефонный звонок вернул его к реальности.
Но Роберт Джонстоун не собирался делиться своими мыслями или впечатлениями. Он, в конце концов, говорит сейчас не с кем-нибудь, а с отцом этой женщины, который, кроме всего прочего, является его боссом. Джастин Чандлер-Смит Четвертый – а для близких просто Блю – любил свое семейство так же горячо, как и ненавидел террористов. Надо быть последним дураком, чтобы брякнуть – мол, самая младшая из Чандлер-Смитов не унаследовала и капли красоты своих родителей.
Джонстоун дураком не был.
– Давно сделана фотография? – как бы между прочим поинтересовался он.
Он все еще злился на то, что его выдернули из одного проекта и кинули в самый омут другого, не оставив никакого выбора, и более того – даже не предупредив. Поэтому он смотрел на фотографию «на документ», напоминая себе, что не стоит спрашивать Блю про имя ни под каким видом.
– Дней семь назад, – сказал Чандлер-Смит. – Здесь Малышка Лоррейн снята на олимпийское удостоверение личности.
Джонстоун перевел взгляд льдисто-голубых глаз с фотографии на босса. Пожалуй, у дочери были отцовские глаза орехового цвета и такой же упрямый подбородок.
Вот и все, никакого намека на то, что этот красивый, представительный мужчина – отец столь невзрачной женщины. Хотя у Чандлер-Смита не было никакого титула, он обладал гораздо большей властью, чем девяносто девять процентов мужчин, одетых в униформу и марширующих вокруг Пентагона. Да и мозгов ему не занимать.
– Кто еще? – спросил Джонстоун, посылая фотографию через стол.
– Капитан Джон. Тренер, инструктор, подхалим, наседка. – Чандлер-Смит передал ему другую фотографию. – Он надежен.
– Мнение или факт?
– Факт. Я проверил его до седьмого колена, прежде чем разрешил Малышке Лоррейн у него тренироваться.
Едва заметная улыбка пробежала по лицу Джонстоуна.
– Верю.
– Вот ее товарищи по команде. – Чандлер-Смит вынимал ламинированные фотографии на удостоверение личности. Каждое фото он клал на стол и называл имя, потом давал исчерпывающую характеристику спортсмена.
Джонстоун сидел неподвижно, как хищник, замерший перед броском на жертву; он запоминал каждое лицо, каждое имя, каждый факт, который поможет ему отличить олимпийских наездников от олимпийских террористов.
– Это рабочие конюшни, – продолжал Чандлер-Смит, вынимая новые фотографии. – Обрати особое внимание на женщин.
– Почему? Есть информация по какой-то из них?
– Нет. Но если кто-то и сможет добраться до лошади Малышки, то только девушка. Этот племенной жеребец мужчин на дух не выносит.
Джонстоун вздернул черные брови.
– Опасное животное.
– Ее жеребец? Да. Имей в виду: если нет рядом Малышки, ее жеребец Ватерлоо Девлина – это гранатах выдернутой чекой. Так что будь осторожен.
– Как же вы позволяете ей ездить на такой зверюге!
– Слово «позволяете» здесь совершенно неуместно.
Малышка унаследовала мое упрямство.
– Вас, наверное, распирает от гордости, – сухо заметил Джонстоун.
Чандлер-Смит засмеялся.
– Это еще не все. Малышка даст сто очков вперед большинству мужчин, с которыми я работал. Ну и конечно, обаяния ей не занимать, хотя по этой фотографии никак не скажешь.
Джонстоун дипломатично промолчал. Красоту мог увидеть разве что отец, смотревший на младшую дочь в ослеплении любви.
– Ты снова поработаешь в паре с Кентукки, – продолжал Чандлер-Смит. – В твое отсутствие он будет охранять «дом на колесах».
Джонстоун кивнул:
– Он хороший парень.
– Кентукки сказал то же самое про тебя.
– Что насчет Боннера?
– Он все еще тайный агент. – Чандлер-Смит поколебался, потом едва заметно улыбнулся – как все-таки сильно укоренилась привычка держать язык за зубами. Но ведь если бы Чандлер-Смит не доверял этому черноволосому парню, что сидит перед ним, то его песенка была бы спета. – Ходят слухи…
Джонстоун внутренне подобрался, словно лев во время охоты.
– Я весь внимание.
– Человек, которого ты называешь Барракуда, наделал много шума, пожелав расквитаться со мной и отправить в мир иной, – спокойно сказал Чандлер-Смит.
– – Это из-за того, что вы раздолбали его маленький террористический колледж на Востоке, в этом чертовом разбомбленном Ливане?
– На самом-то деле там пострелял ты.
– Стрелков – как собак нерезаных. А вот со стратегами похуже.
Джонстоун был гораздо больше, чем просто стрелок, и об этом прекрасно знал его босс. Но Чандлер-Смит до сих пор не смог убедить Джонстоуна бросить все и заняться бумажной работой. В последние восемь лет парень отказывался от любого предложения насчет продвижения по службе. Когда его спрашивали, почему он так упорствует, он просто говорил: «Какой смысл протирать штаны за столом. Если я когда-нибудь брошу свое дело, то уйду из него насовсем».
Чандлер-Смит знал, что однажды, если, конечно, Джонстоун выживет, он заскучает. С каждым, кто оставался «в поле», такое неизбежно происходило. Но пока этот день не настал, он самый лучший агент, который когда-нибудь работал на Чандлер-Смита.
– Как бы ты меня убил, окажись на месте Барракуды? – неожиданно спросил Чандлер-Смит.
– Зачем искушать судьбу, рассказывая такие сказки?
– Ты должен сказать. Я ведь все еще жив.
Джонстоун невольно улыбнулся. Он знал, что защитить человека от террориста, готового расстаться с собственной жизнью, чтобы забрать чужую, невозможно. К счастью, таких фанатиков очень мало. Да, они хотят убить и потом похваляться, но не убить и умереть.
– Я бы на его месте захватил одну из ваших дочерей, – сказал Джонстоун, – обменял ее на вас, а потом убил вас. А может, и ее тоже.
Чандлер-Смит кивнул;
– Так я и думал.
– Гораздо важнее, так ли думает Барракуда, я – парировал Джонстоун. – Хочет ли он рисковать?
– Ответ на первый вопрос – да. Что касается второго… – Чандлер-Смит пожал плечами. – Держу пари, что он совершенно пропал из виду шесть дней назад.
– Плохо, – заметил Джонстоун.
– И не говори. Лоррейн и старшие девочки сидят взаперти, а Малышка Лоррейн – другое дело. – Его лицо исказила гримаса. – Я не могу вывести ее из игры иначе, как снять с Олимпийских игр. Но я этого не сделаю. Пока нет повода.
– У вас есть актив в организации Барракуды. Раскрутите его.
– Уже раскрутил.
– Крутите сильнее.
– Этим занимается Боннер. Но до тех пор, пока я не получу каких-то весомых доказательств, я не стану отзывать Малышку с Летних игр. Черт, а смогу ли я это сделать? Она уже взрослая.
– В подобном случае она вас послушается. Если узнает о грозящей ей опасности, то наверняка сдастся.
Чандлер-Смит надтреснуто рассмеялся.
– Она – наездник от Бога, а не вышколенный любитель. Ее езда гораздо опаснее, чем родео.
– Тогда нечего ее сторожить.
– Ну уж нет.
– Барракуда мечтает заловить вас уже не первый год. А не добрался он до вас только потому, что не хочет умирать, и еще потому, что ваши действия никогда невозможно предсказать. Если вы поедете туда ради выступления Малышки, имейте в виду: он не пойдет на похищение.
Зачем? Вы подставите себя прямо под его пулю.
– Ты будешь там.
– Из меня паршивый щит, – сказал Джонстоун будничным тоном. – Вы выше меня ростом.
– Не волнуйся. Я не собираюсь подражать Шарлю де Голлю и окружать себя людьми выше, чем я. Но у тебя острый глаз, ты сразу видишь, где затаилась засада, я ни с кем не могу тебя сравнить. Я хочу, чтобы ты поехал в Калифорнию, разведал олимпийские дистанции в Санта-Аните и Сан-Диего и выбрал самое безопасное место, откуда я мог бы наблюдать за выступлением дочери.
– Мотель, комната с большим телевизором. Лучше в Лондоне.
– Нет. В другой раз. Даже если ад разверзнется или на землю обрушится потоп, я все равно намерен поехать на Олимпийские игры ради Малышки.
– И даже поставить на карту жизнь?
– Ради этого стоит рискнуть, – просто сказал Чандлер-Смит. – Я слишком мало занимался детьми. Я, отец, слишком часто не оправдывал их ожидания. В первую очередь это относится к Малышке. Она росла, а я не замечал, потому что по уши был в проблемах безопасности. Я задолжал ей Олимпийские игры. Я задолжал их самому себе.
И я поеду на них.
Джонстоун знал, что его босс прекрасно умеет аргументировать. Он посмотрел на часы, прикинул разницу во времени на восточном и западном побережье, потом встал.
– Я закажу билет на самолет.
– Не беспокойся. – Чандлер-Смит вытащил толстый коричневый конверт и бросил на стол.;; – Билеты; новое удостоверение личности – все, что тебе надо, здесь.
– Кто я на этот раз?
– Я не заглядывал. Какая разница?
– Никакой. Когда Кентукки появится в Калифорнии?
– Он уже там.
Быстро поклонившись, Джонстоун собрался уходить.
– Роберт! – окликнул его Чандлер-Смит.
Джонстоун обернулся и был тронут теплой улыбкой босса, столь редкой для него.
– Надеюсь, ты побреешься? – спросил Чандлер-Смит. – Даже без коричневых контактных линз ты все еще похож на ливанского террориста. Если Малышка увидит тебя таким, она убежит сломя голову куда подальше.
– Не она первая.
Глава 1
Ранчо Санта-Фе
Ранчо раскинулось на желтовато-бурых пологих холмах Санта-Фе, которые, казалось, откатились от широкого песчаного берега Тихого океана. Вершины многих из них были увенчаны роскошными строениями, залитыми золотом предзакатного солнца. Прохладный ветерок, пронизанный запахом морской соли, смешивался с ароматами дикой травы.
Русло реки, которое редко заполнялось водой, извивалась среди сухих холмов и ущелий, огибало высокие эвкалипты и гранитные выступы. Клочок земли, принадлежащий сельскому клубу «Фэрбенкс;» – изумрудное поле для гольфа, – потрясающе контрастировал с бурыми склонами.
Искусственное препятствие из бревен, камней и воды перекрывало русло и взбиралось на холмы.
Именно это препятствие, а не покой и не красота земли привлекло внимание Рейн Чандлер-Смит.
Вчера она промаршировала по лос-анджелесскому стадиону вместе с одетыми в разноцветную форму атлетами со всего мира, прибывшими на Летние Олимпийские игры.
Вчера она была одной из тысяч под трепещущими флагами стран-участниц во время красочной церемонии в голливудском духе. Вчера она пребывала в полном восторге, потрясенная и возбужденная тем, что является участницей традиции, столь же старой, как западная цивилизация.
Сегодня Рейн была одна.
Сегодня она измеряла препятствия, созданные с единственной целью – проверить навык, выносливость и доверие между наездником и его лошадью. Конное троеборье для наездников было тем же, что и пятиборье для обычных атлетов, – жестким испытанием.
Она смотрела на опасную дистанцию, думая только о ней, но, сама того не замечая, дышала полной грудью, наслаждаясь незнакомыми ароматами земли, раскинувшейся вокруг нее. Рейн, росшую в Виргинии и в Европе, засушливое лето южной Калифорнии приводило в недоумение.
Казалось, эти запахи были всегда, как холмы, море и солнечный свет.
Она снова огляделась, потом потянулась и поправила рюкзак на спине. Вода в бутылке забулькала. Она пошла дальше, длиннофокусная камера и бинокль легонько стукались друг о друга, болтаясь под грудью. Сделав еще несколько шагов, девушка вздрогнула и решила, что пора вытряхнуть гальку из туристских ботинок.
Она встала на одну ногу, сняла ботинок с другой и застыла очень грациозно, словно бежевый фламинго. Но ей и в голову не пришло бы подумать, а уж тем более сказать, что она грациозная.
Когда Рейн исполнилось одиннадцать лет и она только начала осознавать, что родилась женщиной, в ней было пять футов и семь дюймов роста. Она приходила в отчаяние оттого, что не чувствовала себя на земле так же непринужденно, как на спине лошади. Как ей хотелось походить на старших сестер, настоящих красавиц, но сколько бы она ни смотрелась в зеркало и что бы ни делала, она видела одно и то же. Дурнушку Рейн. Поэтому она перестала вертеться у зеркала и со всем пылом предалась делу, которое ей и впрямь хорошо удавалось.
Рейн занялась скачками.
В двадцать семь лет Рейн была гибкой девушкой с красивой фигурой. Она стала сильным, умелым наездником, регулярно принимала участие и побеждала в чемпионатах мира. Но она все еще считала себя неуклюжей дурнушкой. Рыжеватые волосы, коричневатые глаза и слегка загорелое тело – чем же тут гордиться?
Вообще-то Рейн очень редко думала о своей внешности. В юности она потратила слишком много сил, пытаясь стать такой же красивой, как ее сестры, и такой же умной, как ее родные братья. Но ничего не получилось.
Застенчивая рыжеватая клуша просто не могла соперничать с парой золотистых лебедей, какими были ее сестры. Одна из них – совладелица огромной юридической фирмы и жена сенатора. Другая сестра – знаменитость на Бродвее. Два старших брата тоже преуспели: один дипломат, а другой нейрохирург.
Когда Рейн было пять, она просила, умоляла, настаивала, пока родители не разрешили ей брать уроки верховой езды. После этого вся семья с облегчением вздохнула. Верховая езда явилась элегантным решением проблемы: что делать с Малышкой Лоррейн. Или Рейн, как просила называть себя девочка, едва поняв, что данное ей имя оказалось «подержанным».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30