– Вы не имеете права… – холодно начал он.
Джулия презрительно рассмеялась.
– Не имею? Полно, Перран, вы прекрасно знаете, что имею!.. А теперь я скажу вам то, что вы сами говорили Эдварду прошлым летом: надеюсь, перед лицом обстоятельств вы сумеете вести себя как благородный человек.
Глаза баронета снова угрожающе вспыхнули, он шагнул вперед.
– Да как вы смеете?..
– Смею, потому что отныне я ничем вам не обязана. Я ухожу от вас, Перран, и забираю с собою сестер. К завтрашнему утру нас здесь уже не будет.
По тому, как раздувались ноздри сэра Перрана и как сжимались и разжимались его кулаки, было видно, что он старается овладеть собою. Взгляд его был устремлен не на Джулию, а на письма в ее руке. Через минуту, видимо, несколько успокоившись, он заговорил.
– Я еду в клуб. Когда я вернусь, извольте быть дома. Чтобы содержать сестер, нужны деньги, а вы, смею вам напомнить, нищая. Как я уже говорил, завтра мы едем в Бат.
Джулия не пыталась с ним спорить. Вместо этого она высказала мысль, почему-то занимавшую ее в эту минуту больше всего.
– Все-таки вы глупец, – сказала она. – Вы могли бы получить от меня все, что угодно: мою любовь, мое тело, мою преданность, моих детей. На что вы все это променяли? Зачем вы так мучили меня? Чего достигли? Испортили жизнь и себе. Забавно думать, что до замужества я видела в вас прекрасную, возвышенную натуру и лишь потом убедилась: ваша натура такова, какой ей выгодно быть для достижения вашей очередной цели… Раньше я готова была на все ради вас – но это прошло. Теперь вы для меня никто.
На его скулах заходили желваки, но он снова сдержался и не сказал слов, которые рвались у него с языка, лишь повторил:
– Когда я вернусь, вы должны быть в постели. Это все. Спокойной ночи.
С этими словами сэр Перран развернулся и прямо, не хромая, зашагал прочь по коридору.
22
После его ухода Джулия забрала письма и ушла в свою спальню. Сидя в кресле возле дубового резного шкафа, она разворачивала исписанные листки один за другим и прочитывала их при свете свечи. От слов любви, которыми полна была каждая страница, у нее кружилась голова. Ей чудилось, что за окном сейчас не весна, а лето, прошлое лето, а сама она, с письмами Эдварда и стаканом лимонада, сидит в кресле на длинной хатерлейской террасе и читает и перечитывает их без конца.
Вспоминая безысходное отчаяние, владевшее ею прошлым летом, она невольно представляла, как бы могло все обернуться, будь у нее тогда возможность прочесть все то, что Эдвард писал ей о своей любви, о первых контрактах на поставки камня из карьера и о том, что к его следующему месту назначения они поедут уже вдвоем. Он хотел бы служить в Индии, потому что там начиналась военная карьера Веллингтона.
Увы, и у нее и у Эдварда все вышло совсем не так, как виделось. Она стала женой сэра Перрана, ему же предстоит опять участвовать в сражениях, потому что война вернулась в Европу.
Писем оказалось пятнадцать, и в каждом из них было восхищение и любовь к ней, а в последних, кроме того, растущее беспокойство: почему она до сих пор ему не ответила?
Когда Джулия дочитала почти все, послышался негромкий стук в дверь и вслед за ним голос Григсона, который хотел с нею о чем-то поговорить.
– Войдите, – отозвалась она, поднимая глаза. Лицо старого дворецкого показалось ей встревоженным. – Что-нибудь случилось?
– Миледи, – медленно заговорил он. – Я очень надеюсь, что вы не станете судить меня слишком строго, но вышло так, что я слышал ваш последний разговор с сэром Перраном.
Джулия с притворной серьезностью неодобрительно покачала головой.
Дворецкий слегка поклонился.
– Простите мою дерзость, – продолжал он, – но я хотел бы спросить: вы уже решили, куда именно будете переезжать?
– Полагаю, что на первое время подойдет гостиница Грийона, ну а потом я постараюсь подыскать какую-нибудь квартиру до конца сезона.
Брови Григсона удивленно приподнялись, и Джулия догадалась, что он, как и вся прислуга в доме, прекрасно осведомлен о состоянии ее личных финансов.
– Миледи… – начал он. – Простите, если я вмешиваюсь не в свое дело, но ведь расходы в таком случае будут немалые… Как вы собираетесь их оплачивать? – Глаза дворецкого смотрели на нее с отеческой заботой.
Джулия улыбнулась.
– Их оплатит моя бедная мама…
Григсон уставился на нее как на умалишенную.
– Как вы сказали, миледи?
Джулия печально улыбнулась.
– Я хочу продать ее кольцо.
– А, понятно. – Старик расплылся в улыбке и, немного потоптавшись на месте, продолжал: – Тогда у меня к вам еще вопрос. Скажите, миледи, может быть… вам понадобятся мои услуги – хотя бы в ближайшие несколько недель?
Он смотрел на нее с такой нескрываемой надеждой, что сердце Джулии невольно исполнилось благодарности.
– О да, Григсон, непременно понадобятся.
Преданный слуга вздохнул с облегчением.
– В таком случае я прослежу, чтобы все ваши вещи были как можно скорее уложены и – если, конечно, вам будет угодно, – договорюсь о комнатах в гостинице.
– Очень даже угодно, Григсон. Я рада, что у меня есть такой друг, как вы. – Когда он уже поклонился, она попросила: – Пожалуйста, пришлите ко мне моих сестер.
– Хорошо, миледи.
После его ухода Джулия какое-то время сидела, прижав письмо Эдварда к губам, потом ее вдруг осенила новая мысль. Положим, она не может ехать в Брюссель, потому что долг велит ей сейчас быть в Лондоне, рядом с сестрами, – но ведь она вполне может попрощаться с Эдвардом до отъезда, увидеться с ним еще раз!.. Он будет целовать ее, и сегодня она уже не будет ему ничего запрещать. Сердце ее часто заколотилось.
Через несколько минут сестры собрались в ее спальне. Первой вошла Элизабет; ее черные волосы были скручены в узел на затылке и украшены белоснежным страусовым пером. За нею появилась Каролина – тоже черноволосая, но причесанная совсем в другом стиле: с ее затылка ниспадали роскошные черные локоны, перевитые лентами и нитками мелкого жемчуга. Последней явилась Аннабелла с толстой косой, уложенной короной вокруг головы. Несколько золотых завитков на лбу придавали ей проказливый вид, который, впрочем, вполне отвечал ее натуре.
Джулия лучезарно улыбнулась всем троим.
– У меня для вас есть новости и весьма важные. Сегодня вечером мой муж вошел в комнату в тот момент, когда я целовалась с майором Блэкторном, и устроил мне сцену. Он обвинил меня в неверности и намерен под этим предлогом увезти нас всех обратно в Бат. Я же считаю, что нам с вами лучше остаться в Лондоне и поселиться пока хотя бы у Грийона, однако мне хотелось бы знать ваше мнение. Может быть, вы хотите вернуться в Бат?
Элизабет вытаращила на нее изумленные голубые глаза.
– Ты целовалась с Блэкторном?! Джулия! Ни за что бы не подумала, что ты на такое способна. Как это безнравственно и как… прекрасно!
– Я люблю его, – просто сказала Джулия. – И, думаю, буду любить всегда. Но – ты не сказала, согласна ли ты ехать в Хатерлей?
– Разумеется, нет! Во всяком случае, не сейчас. Вот только что мы можем сделать?
Не отвечая на вопрос, Джулия обернулась к Каролине.
– Ну а ты что скажешь, Каро? Хочешь вернуться в Бат?
Каролина решительно помотала головой.
– Нет. По правде сказать, я не ожидала, что в Лондоне окажется так интересно. Но… сэр Перран, вероятно, лопался от злости. Ты не боишься, что, когда ты сообщишь ему о своем решении, он разозлится еще сильнее?
– Не боюсь. – Джулия сощурилась. – Уж не знаю, почему, но я вообще его больше не боюсь. У меня не осталось в отношении его никаких чувств, кроме уверенности, что жить с ним я не могу. – Она с улыбкой обернулась к Аннабелле. – А ты, Анни?
– В Бат? Когда я только что поняла, что такое Лондон? – Аннабелла капризно топнула ножкой. – Ну уж нет! Вот только… сможем ли мы платить за гостиницу? Ведь у Грийона, наверное, очень дорого?..
– Да, милые мои сестренки, наши с вами финансы весьма скромные. Я еще не совсем точно представляю, как мы будем бороться за себя дальше, – ну а пока мне придется продать мамино кольцо. Нет-нет, не отговаривайте меня! Я уверена, что мама бы одобрила мое решение. Далее: вы, конечно, понимаете, что сэр Перран не выразит особого восторга по поводу нашего отъезда и постарается с нами расквитаться. Я намерена в самое ближайшее время посоветоваться с леди Тревонанс – думаю, с ее помощью мы как-нибудь с ним справимся. Но теперь я должна рассказать вам еще кое-что… о своем супруге.
Опустив глаза на письма, все еще лежавшие у нее на коленях, она поведала сестрам историю, которая началась прошлым летом и закончилась только что. Дослушав до конца, взволнованные сестры с трех сторон обступили ее кресло.
– Он был недостоин тебя, – сказала Каролина. – Я ведь видела, как ты старалась, делала все, что могла. И если он оказался глух к голосу твоего сердца… Мне жаль его, но теперь ему придется расплачиваться за собственную черствость и бездушие.
После этих слов сестры Джулия вздохнула с невольным облегчением и перешла к делам практическим.
– Думаю, что на вырученные за изумруд деньги мы с вами как-нибудь протянем несколько месяцев, а там… – Не очень хорошо представляя, что «там», она нахмурилась и покачала головой.
– А там, – Элизабет решительно положила руку на ее плечо, – мы что-нибудь придумаем – или мы не дочери леди Делабоул! Неужто мы сами, без помощи такого ничтожного человека, как твой муж, не сможем устроить свое будущее?
Джулия улыбнулась в ответ.
– Спасибо, Элизабет, я всегда считала тебя сильной натурой… и кроме того, ты совершенно права! Но сейчас, коль скоро мы с вами все решили, надо спешить. Чем дольше мы пробудем под этим кровом, тем больше времени предоставим сэру Перрану для всякого рода ухищрений. Если же мы съедем немедленно, то ему гораздо труднее будет предпринять против нас что бы то ни было – разве что с грандиозным скандалом, на который он вряд ли пойдет.
В этот момент на пороге появился Григсон. За плечом у него маячили лица лакеев и служанок, поэтому разговор о будущем пришлось прервать, и весь дом скоро загудел от спешных сборов.
Через час, около одиннадцати вечера, Джулия и ее сестры покинули дом на Гроувенор-сквер.
* * *
Когда сэр Перран, пребывающий после двух бутылок кларета в состоянии приятной легкости, вернулся из клуба, дом встретил его непривычной тишиной. Почему-то дверь ему отпер не Григсон, а лакей, но баронет не обратил на это особого внимания. Сегодня ему удалось выиграть у приезжего молодого дурня целых пять тысяч фунтов, а большего удовольствия, чем обчистить дурака, сэр Перран просто не мог себе представить.
Он поднялся к себе в спальню и мгновенно уснул, как ребенок, получивший желанную игрушку.
* * *
Благополучно разместив сестер в гостинице, Джулия наняла у подъезда первый попавшийся экипаж и поехала на Хаф-Мун-стрит, где квартировал майор Блэкторн. Покачиваясь на обшарпанном сиденье, она скользила рассеянным взглядом по отсветам газовых ламп на каменных плитах тротуара. Серая лондонская дымка – смесь угольного дыма и тумана, ползущего то ли из Темзы, то ли из низких облаков над головой, – растекалась по всем улочкам и скрадывала очертания ночных крыш. В тумане было свое очарование: от него силуэты домов казались странно размытыми, тени загадочно покачивались, а над тротуарами висели призрачные шары света от газовых ламп. Шары висели неподвижно, но стоило мимо проехать какой-нибудь карете или экипажу, как свет в них начинал клубиться и волноваться, как живой.
Джулия вслушивалась в мерное цоканье копыт, и на душе у нее было спокойно и хорошо, словно она только что вернулась домой после долгих скитаний. Смех из окон и из встречных колясок и экипажей неправдоподобно далеко разносился в ночном городе.
Когда она подъехала к дому майора Блэкторна, сам майор в низко надвинутой на глаза шляпе и плаще с многослойной пелериной стоял посреди тротуара и отдавал распоряжения своему денщику. Экипаж остановился совсем рядом с ним, и сердце Джулии забилось сильнее. Но Эдвард, внимание которого было целиком поглощено чемоданами и сундуками, даже не повернул головы на стук колес. В этом не было ничего удивительного: здесь, в Мейфэре, кареты подъезжали и отъезжали почти от всех домов в любое время дня и ночи. Даже когда Джулия уже спустилась с подножки экипажа и расплатилась с возницей, он все еще не замечал ее.
– Нет-нет, это лучше поставь мне в ноги, – говорил он.
Может быть, это все сон? – вдруг подумалось ей. Сердце гулко колотилось у нее в груди, она слышала стук собственных каблучков по каменным плитам и чувствовала влажную прохладу тумана на щеках, однако ощущение сна не проходило.
Когда экипаж отъехал, она не подошла к Эдварду, а осталась стоять на обочине, с интересом разглядывая его длинный плащ, перевязанные лентой черные волосы и сдвинутую на глаза шляпу. Голос его, вероятно, из-за тумана и темноты, звучал мягко и бархатисто, как виолончель. Джулия закрыла глаза и вслушалась.
– Черт бы побрал этот сундук! – воскликнул в этот момент Эдвард. – Из-за него будем ехать, согнувшись в три погибели, как у блохи в заднице! Я же говорил, что надо нанять вторую карету – для багажа!..
Джулия закусила губу. У блохи в заднице! Ей нестерпимо хотелось рассмеяться, но момент был слишком неловкий. Она никогда не слышала от него подобных выражений – но ведь он был солдат. Боже, что он подумает, когда поймет, что она все слышала?
– Эдвард, – негромко позвала она, решив, что пора дать о себе знать.
Обернувшись, он застыл с открытым ртом.
– Джулия! – вымолвил наконец он после долгой паузы. – Ты… здесь? Я уже собрался уезжать. И давно ты здесь стоишь? Боюсь, мне придется просить у тебя прощения… Ой-ой, что я говорил!..
– Плевала я на то, что ты говорил. Слава Богу, что я тебе застала.
Он взял ее за локоть, отвел в сторону и заговорил шепотом.
– Зачем ты приехала?.. Как ты хороша при этом свете! – Он быстро провел пальцем по ее щеке. – Скажи, ничего не случилось? Когда я уходил, дядя был чертовски зол.
В эту минуту Джулия не думала ни о приличиях, ни о собственной репутации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55