Так какой же тогда инстинкт способен притянуть человека к его Слову?
Какое-то время оба молчали. Рэп положил на колено Инос свою голову, тяжелую от недобрых предчувствий.
– И что, это очень серьезно, любимый? – спросила она. – Даже если он подберет все три Слова и станет магом – что в этом такого ужасного? Ты же передашь детям свои Слова, когда придет час умереть, не так ли?
– Признаться, я еще не собирался умирать, но, похоже, так и будет. Поступлю, как сделал когда-то Иниссо: передам каждому из детей по Слову. Но Гэт слишком юн, чтобы ему можно было доверить Силу. Не в этом дело, впрочем.
Инос, похоже, пропустила что-то серьезное.
– В чем же тогда дело, любимый?
– В том, что все три Слова очень слабы. Да, они способны сделать человека магом, но только очень скверным магом.
– И что подвластно скверному магу?
– Не многое, наверно. Попытается превратить кого-нибудь в лягушку – а у того только позеленеет кожа или еще что-нибудь в том же духе. Не могу сказать.
– Значит?..
– Значит, такой маг станет легкой добычей для любого волшебника посильнее, который окажется поблизости. Тот почувствует, что здесь кто-то пользуется Силой, и превратит слабого в своего раба – в «сторонника».
– Тогда тебе следует серьезно поговорить с сыном!
– Наверное, следует.
– Только держи Кейди подальше от всего этого! – твердо сказала Инос. – Если она о чем-нибудь пронюхает, то ни одному старику в Краснегаре не дадут умереть спокойно.
Рэп снова вздохнул.
– Я никогда не видел собственного отца. Знаешь, я не очень хорош в смысле «разговора-по-душам-с-сыном».
Ерунда. Дети преклонялись перед Рэпом, как и десятки других детей из числа обитавших в стенах замка.
– Я уверена, ты с этим справишься, – мягко заметила Инос. – По сравнению с убийством Тана Келькора, это вовсе не так уж и сложно.

5

«Все это не правильно, – думала Фриэль. – Не правильно, не правильно, не правильно!» То, что каждая мать считает драгоценнейшей радостью и что случается всего раз-два на протяжении ее жизни, испорчено проклятием Дара и превращено в трагедию. Бесценный миг обернулся пыткой.
От кипевших вокруг нее эмоций голова Фриэль просто раскалывалась. Она злилась на Тхайлу, которой, конечно, следовало открыть мальчишке правду сразу же и не тащить его в Дом Гаиба. Злилась она и на самого Гаиба, который вновь стал строить из себя туповатого молчуна, ибо был здорово испуган и не хотел в этом сознаваться. Она злилась даже на этого изнывающего от любви коротышку со смешными круглыми ушами – на него в особенности, потому что мальчишка Лииб оказался оглушен, очарован, поражен ее дочерью, словно ударом кузнечного молота. Злилась, потому что она видела заморыша и в то же время видела прекрасного принца из старой сказки.
Раздражали ее и новости, принесенные Тхайлой. Ленивый Уайд никогда не внушал Фриэль доверия, но Шиила ничего не хотела слушать. И куда ее теперь завела глупость? Любая девушка должна верить в то, что чувствует ее мать, особенно если мать способна видеть, как Фриэль. Но Шиила – дело второе, эти заботы можно оставить на потом.
Солнце только что опустилось за хребет Кестрель, и золотистая луна, почти полная, едва успела выкатиться из-за гор. Стоял чудесный вечер; даже насекомые особенно не донимали. Вот разве что эти чувства… Если у нее самой разболелась голова, что же тогда происходит с Тхайлой?
Все четверо сидели перед хижиной в скорбном молчании: они с Гаибом – на скамеечке, прислонясь спинами к стене, а влюбленные – на земле, подтянув под себя ноги. Рядом, но не касаясь друг друга.
Он нашел Дом, о котором мечтал, и теперь хотел поселить в него девушку своей мечты… Она хотела скрыться в его Доме от учетчиков и Колледжа…
Лииб в жизни не слыхал о семьях, обладающих Даром, и вообще о Способностях. Гаиб объяснил ему, довольно грубо. Фриэль заставила себя повторить все сначала, не выдавая неприязни.
Мальчишка обезумел от горя. Тхайла едва не разрыдалась.
Теперь Гаиб сидел, храня напряженное, настороженное молчание и постоянно поглядывая вокруг, будто ожидая, что вот-вот этот учетчик-маг Джайн снова выйдет к нему из-за толпившихся вокруг деревьев.
– А сколько осталось до твоего дня рождения? – спросил Лииб, повернувшись к Тхайле. Та всхлипнула.
– Полгода. Первое новолуние дождливой поры.
Он мрачно кивнул, вновь принимаясь ковырять волдырь на ноге.
– А твое? – дрожащим шепотом спросила Тхайла.
– Через месяц. Мне будет восемнадцать. Выглядел он куда моложе, но Фриэль не увидела в его словах лжи. Она вообще ничего не видела в нем, кроме огромного клубка разочарования и спрятанной внутри него любви, конечно.
– Мама! – простонала Тхайла, – Что же нам делать?
– Делать? Ты и без меня прекрасно знаешь, что тебе следует делать! Придется подождать еще месяц-два, а потом мы отправим тебя в Колледж.
Фриэль попыталась вообразить себе Гаиба, надолго покинувшего Дом и пустившегося в далекие странствия. Воображение упрямо уворачивалось, словно пугливый олень.
– Или мы найдем кого-нибудь, кто доставит тебя туда… Добрый Лииб останется здесь на ночь, а завтра пойдет своей дорогой.
Две вспышки боли едва не разорвали ей голову. Лииб потянулся и дерзко взял Тхайлу за руку. Боль не утихала.
– В мире множество хорошеньких девушек, парень! – холодно молвила Фриэль. Новая боль.
– Это место, которое он нашел, – кашлянув, сказал Гаиб. Раздражение его росло, усиливалось. – Ты ведь его еще не видела?
– Нет, отец, – терпеливо ответила Тхайла. Они объясняли это уже несколько раз. – Но я верю в то, что рассказывает о нем Лииб.
– В долине много всяких жуков, – пробормотал Гаиб. Он в жизни там не был, конечно.
– Я всю свою жизнь прожил в долине, – звенящим голосом сказал мальчик. – Мне известны кое-какие хитрости насчет жуков.
Фриэль еле сдержалась, чтобы не рявкнуть на него. Можно подумать, дело в жуках!
– Это далеко, – пробормотал Гаиб. Под его спокойной наружностью бродила такая дикая ярость, какую Фриэль раньше даже представить в нем не могла. Она надеялась только, что Гаиб не выместит досаду на парнишке, чья вина заключалась лишь в том, что он влюбился.
– Да, это далеко, добрый мой муж, – фыркнула она. – Какая разница, где оно?
– Могут и не найти их там, – тихо ответил он. Взорвавшиеся чувства едва не сбросили Фриэль со скамейки. Надежда, и страх, и удивление. Удивление было ее собственным, как и изрядная доля страха.
– Учетчики кого хочешь разыщут! – Учетчики посещали округу каждый год или два, допытываясь о новых Домах и о тех, кто живет в них.
– Да, конечно, – согласился Гаиб.
– Я никогда даже не слыхал об учетчиках! – с внезапной силой сказал Лииб. – Ну, то есть слыхал, но они даже близко не подходили к Дому Лиита. Никогда, насколько я знаю. Кажется, их занимают только те места, где живут семьи с Даром… – Чувства мальчишки вдруг закипели, словно молоко в горшке.
Фриэль уставилась на мужа, увидев ту волну облегчения, которая вдруг омыла его.
– Стало быть, вот что, – сказал Гаиб. – Может, они и вовсе вас не сыщут. Потом, у вас все равно остается год. До той поры вы не нарушаете закон… А полгода в хорошем Доме с добрым мужем – таким предложением нельзя пренебрегать, сдается мне. Некоторым Боги отпускают куда меньше.
Фриэль замерла. Она и забыла, что Гаиб может быть таким смелым вопреки внутренним страхам. Она забыла, что в этом тихом омуте когда-то сверкали звезды. Джайн из Колледжа, должно быть, пробудил в Гаибе что-то, давно уже дремавшее в глубине.
– А как же мы с тобой? Если нас спросят? – объятая внезапным ужасом, пролепетала она.
Гаиб повернулся к жене и одарил ее блеском оставшихся зубов.
– Ты знаешь, где оно – это их место?
– Не совсем.
– Вот и я тоже «не совсем».
– О, добрый муж мой! – только и сказала Фриэль. Ей хотелось и смеяться, и плакать одновременно. Тхайла и Лииб не сводили друг с друга глаз.
– О, согласна ли ты? – спросил Лииб. – Согласна ли?..
Тхайла не вымолвила ни слова. Она просто положила ладонь на колено Лиибу – и оба вдруг покатились по земле, крепко сжимая друг дружку в объятиях. Только замелькали тощие ноги в разводах пыли.
Невероятная вспышка радости ослепила Фриэль.
– Эй, вы там! – кашлянул Гаиб. – Помните, чему вас учили родители! На это хватит времени завтра, когда вы туда доберетесь. Или когда вы там доберетесь, я уж и не знаю…
Влюбленные неохотно расцепили руки, залившись краской и влажно блестя глазами в закатном полумраке.
– А теперь, жена, – продолжал Гаиб, – давай подумаем, что мы сможем отдать детям, чтобы помочь им обустроиться. У меня найдутся лишняя лопата и молоток, и Фоан, может, сменяет нам топор на пару поросят…
Тхайла рывком подскочила и, едва поднявшись на ноги, бросилась на грудь отцу. Лииб встал и осторожно шагнул к Фриэль, не зная еще, захочет ли она обнять его. Глаза его были чистое золото…
Да не отступятся от нас Боги!
Она протянула руки к Лиибу и перестала удерживать готовые пролиться слезы.

6

У каждого легиона есть легионный штандарт. Свои штандарты есть также у каждой из десятка его когорт и из трех десятков манипул. Добавьте сюда кавалерию и всякие особые части – всего получится около пятидесяти штандартов, и каждый – святыня, которую носит один из пятидесяти сигниферов.
Когда четыре легиона под предводительством Шанди натолкнулись на драконов в лесах Пустоши Нефер, официальный отчет императора сенату описывал инцидент, как «поспешное отступление», вызванное лесными пожарами. С военной точки зрения результаты бегства оказались не слишком серьезны. Разумеется, в горящем лесу осталось брошено много оружия и разного другого снаряжения, но потери в живой силе были на диво невелики. Да и территория самой Империи никак не пострадала: «целостность имперских границ не была нарушена», как гласил отчет, осторожно обходя тот факт, что легионы потерпели поражение не где-нибудь, а в Илрэйне.
Лесной пожар в середине сезона дождей? Сами легионеры знали, что случилось, и по армии вскоре прокатилась эпидемия мрачных слухов – от Джульгистро до Зарка и от Питмота до Гувуша, – так быстро могут лететь только плохие новости. Упоминали и драконов, но драконы – чересчур страшный предмет для обсуждения, в них почти невозможно поверить. Что действительно привлекло всеобщее внимание, так это слух о потере почти двух сотен штандартов. Многие другие битвы стоили полководцам куда больше жизней или территорий, но по своему невероятному позору бегство из Пустоши Нефер просто не с чем было сравнивать – на протяжении веков имперская армия не несла большего ущерба! Воины могли только гадать, что за «поспешное отступление» могло привести к потере двухсот штандартов, – и они с азартом этим занимались.
Из четырех легионных штандартов только два были спасены. Святыню XXV легиона выудил из реки молодой легионер по имени Ишило, тем и прославившийся. Преступного сигнифера потом изловили и предали смерти с традиционной жестокостью. Остальные легионные сигниферы были приговорены к той же участи, как и многие сигниферы рангом пониже.
И только штандарт XII легиона вернулся в Квобль в руках своего сигнифера, как должно. Надо сказать, Ило не планировал никаких подвигов – особого героизма он за собой что-то никогда не замечал… Объяснялось же геройство просто: Ило держался как можно ближе к Шанди, свято веруя, что местечко рядом с Шанди – самое безопасное. А рядом с Шанди Ило даже в голову не приходило бросить штандарт, все равно полководец заставил бы сигнифера подобрать его. Поэтому, когда, шатаясь от усталости, они все-таки выбрались из леса, Ило все еще сжимал в ладонях дурацкую жердь. Вдобавок еще в самом начале бегства он растянул лодыжку – и штандарт оказался незаменим в качестве посоха.
Объяснить «геройство» его не просили, а Ило был слишком умен, чтобы самому распространяться о том, как было дело. Слава полководца Шанди померкла, ибо отступление императорских войск оказалось его первым независимым шагом, но армии позарез требовался герой, и личный сигнифер Шанди вполне подходил на эту роль…
– Только не бери себе в голову, – предостерегал Шанди, но Ило не видел причин, чтобы «не брать». Долго это все равно не продлится, так отчего же не расслабиться?
Выживший состав XII легиона присудил Ило жалованье одного дня службы – за спасение легиона от немыслимого позора.
От ветхого старца маршала Итхи из Хаба пришла в посылке накидка сигнифера из белоснежной волчьей шкуры – честь, забытая со времен правления предыдущей династии.
Патриотически настроенные граждане посылали Ило кошели с золотом, а члены городского управления Гаазы преподнесли драгоценную рукопись, украшенную невероятной красоты рисунками.
Днем повсюду, где бы ни проходил Ило, его шумно приветствовала вся армия.
Ночью он только и делал, что отбрыкивался от девиц – не от всех, конечно, а только от самых простоватых.
Ило «взял себе в голову». И наплевать, что будет потом.

* * *

«А потом все очень даже неплохо, – сонно думал Ило, – вот только белая волчья шкура бессильна уберечь от гнева самого императора».
Старик, наверное, так и не пронюхал, что сигнифером его внука служит Иллипо, последний представитель опального клана. Шанди-то ему точно не сообщал. Ило лично переписывал рапорты о Карфине и об ущелье Костей и знал лучше кого бы то ни было, что и как там говорилось. Принц Ралпни погиб на поле брани, на смену ему встал легионер по имени Ило. И все.
Но теперь, когда слава о сигнифере гремит из края в край, старый тиран наверняка прознает насчет Иллипо. В Хабе найдется достаточно скверных языков, чтобы донести новость в глухое императорское ухо.
И Шанди был на волосок от бунта… Свою-то голову он на плечах удержит, а вот голову Ило потеряет и глазом не моргнет. Вот он, смертный приговор, на столе Ило:

«Дражайший и всячески почитаемый мною дедушка. Понуждаемый исключительно великой потребностью, я обращаюсь к тебе со словами столь резкими и прямыми, что не в силах сдержать огорчения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53