– Вы по крайней мере могли бы помочь напоить скот, – заметила она сегодня утром. – Или накормить кур.– Мог бы, – непринужденно согласился Тайри. – Но ваш старик не платит мне за то, чтобы я ухаживал за его животными.Ответом на это замечание была тирада на несколько минут, прервавшаяся лишь тогда, когда Тайри закрыл Рэйчел рот рукой, прервав ее на полуслове.– Почему бы вам не успокоиться и не сказать, что вас на самом деле волнует? – предложил Тайри.– Не понимаю, о чем вы, – ответила Рэйчел смущенно.– Как бы не так! Не понимаете! Вы все еще не в себе после того, что произошло в каньоне Сансет, и мы оба это знаем.Рэйчел метнула на Тайри испепеляющий взгляд. Потом, гордо вскинув голову, как испуганная молодая кобылка, круто развернулась и, разгневанная, выбежала из дома, щеки ее пылали.Но это было лучше, чем то, как она вела себя час назад. Хотя Рэйчел несколько раз входила в дом и выходила из него, она ни разу не показала, что замечает присутствие Тайри на веранде – разве что изредка бросала на него безразличный взгляд. Да, она злится, думал он. В этом можно не сомневаться.Так Тайри и провел весь день, то слоняясь по веранде, то развалившись в небрежной позе в теньке со сдвинутой на глаза шляпой и вытянутыми вперед длинными ногами. И, надо сказать, был вполне доволен собой.Каждый раз, видя, что он дремлет или курит свою тонкую черную сигару, в то время как остальные поджариваются на солнце, Рэйчел вспыхивала. Работы было так много, а рабочих рук не хватало! По холмам все еще бродил скот, который надо было собрать и пригнать на ранчо, требовалось клеймить телят, невспаханные поля ожидали своей очереди, надо было накормить и напоить животных – залатать сбрую, дрова нарубить. В крыше кухни зияла огромная дыра, которую необходимо было заделать, пока не наступил сезон дождей.Словом, оставалась тысяча несделанных дел, и лишняя пара рук, даже принадлежащих такому бродяге, как Логан Тайри, весьма пригодилась бы… Но нет, он чуждался будничных дел, из которых состояла жизнь на ранчо.– Как скверно, что у нас нет в запасе еще одного охотника за чужой землей, чтобы ему было кого убить, – пробормотала Рэйчел сердито. – Уверена, он не стал бы возражать против того, чтобы прибавить еще один трофей к своей коллекции, а на своем «кольте» поставить еще одну зарубку на память.Его «кольт». Он был еще одним поводом для раздражения. Тайри не снимал его даже за обедом, и это приводило Рэйчел в исступление. Она вежливо попросила его не брать за стол оружие, но он отклонил ее просьбу, ответив коротко:– Простите, не могу.Он самовольно занял место ее отца во главе стола, не извинившись и не дав по этому поводу никакого разъяснения. Позже отец сказал ей, что Тайри настоял на том, чтобы сидеть именно здесь, потому что за его спиной в этом случае оказывалась стена без окон, а перед глазами дверь.– Это только чувство самосохранения, детка, вот и все, – объяснил дочери Хэллоран. – Нельзя осуждать человека за осторожность и предусмотрительность. Особенно человека, занимающегося таким делом, как Тайри.Логан Тайри. Он еще долго бодрствовал, когда все остальные уже отправлялись на покой. Часто из своего окна на втором этаже Рэйчел наблюдала, как огонек его сигары сопровождает его в последнем обходе дома, кружит по двору, маячит перед верандой. Одетый во все черное, с сигарой, тусклый огонек которой отбрасывал жутковатые тени на его смуглое лицо, порой он казался ей похожим на сатану, блуждающего в недрах преисподней.Не очень приятное сравнение, признала Рэйчел, но ведь Логан Тайри и есть не особенно приятная личность. Он надменный. Самоуверенный. Но приятный? Да ни в коем случае!Но больше всего Рэйчел беспокоило отношение к Тайри ее отца. Каким-то образом отцу удалось перестать чувствовать себя виноватым в связи со смертью Уэлша. Он никогда не упоминал об этом инциденте вслух и, похоже, даже не вспоминал о нем.Но мало того. Казалось, отец получал искреннее удовольствие от общества Тайри, и они вдвоем проводили вечер за вечером, болтая о делах на ранчо, обсуждая, разумно ли отправить в этом году маленькое стадо на рынок или подождать до следующей весны.Рэйчел также смущало и удивляло поведение Тайри. Она знала, что дела ранчо его не интересовали. Однако он терпеливо слушал ее отца, пока тот долго распространялся о своих надеждах и планах. Иногда Тайри даже давал ему полезный совет. Ну и мужчины! Пойди их пойми!По мере того как шло время, все больше высказывалось предположений о том, что теперь станет с ранчо Уэлша. Поговаривали, что его собирается купить восточный синдикат. Ходили слухи о каком-то шотландце-овцеводе и его несметных отарах овец. Упоминали также английского лорда, приезжавшего взглянуть на земли… Рэйчел выбрасывала эту досужую болтовню из головы, считая, что это не более чем сплетни. Весьма вероятно, что сестра Уэлша, живущая в Амарилло, продаст ранчо какому-нибудь славному отцу семейства с дюжиной детишек, и это положит конец всем склокам в долине раз и навсегда.Воскресенье застало Тайри в излюбленной позе на веранде с неизменной сигарой, зажатой в зубах, и шляпой, низко надвинутой на лоб. Рэйчел была в доме и, собираясь в церковь, напевала: «Ближе к тебе, о Господь». Хэллоран занимался чем-то в амбаре на пару с Кохиллом, а один из работников запрягал пару резвых гнедых лошадок в сверкающий черный кабриолет.Сегодня на ранчо было тихо. Кандидо уже уехал в город, чтобы поспеть к мессе. Веснушчатый ковбой явно собирался насладиться женским обществом: он был вымыт так чисто, что чуть ли не скрипел, и сильно надушен одеколоном с запахом сирени.Когда Рэйчел распахнула дверь на веранду, Тайри сдвинул шляпу на затылок. Она выглядела как всегда прелестно: лицо слегка напудрено, несколько прядей золотых волос дерзко выбиваются из-под полей кокетливой соломенной шляпки. Ее стройную фигуру подчеркивало скромное платье из темно-синей ткани, изящно отделанное белым кружевом. От одного взгляда на нее он начинал глотать слюнки.Стоя на ступеньках, Рэйчел ждала, пока отец подъедет к крыльцу в кабриолете. Лицо ее было хмурым: Тайри снова расселся на веранде! Так ярко светило солнышко, ей вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь или что-нибудь испортило это чудное утро. Не стоит показывать, что она его заметила. При виде его кривящихся в усмешке губ ее охватил гнев – эта гримаса всегда вызывала у нее ярость. Кроме того, он молчал, всем своим видом выражая насмешку, и это заставило ее заговорить.– Доброе утро, мистер Тайри, – произнесла она с холодной вежливостью.Потом бросила взгляд в сторону амбара, нетерпеливо ожидая отца и сердясь, что он мешкает.– Доброе утро, мэм, – процедил Тайри.Как всегда, в его присутствии она чувствовала себя неловко. На лице ее отразилось облегчение, когда Хэллоран наконец подъехал в кабриолете к веранде.– Доброе утро, Тайри, – крикнул Хэллоран весело. – Хотите поехать с нами в церковь?– Да что мне делать в церкви? – ухмыльнулся Тайри, сверкнув зубами.– Ну что же… – начал Хэллоран, но дочь его перебила, не дав договорить фразы.– Вы могли бы помолиться за души всех бедных людей, которых погубили, – предложила Рэйчел нежным голоском.– Тогда служба затянулась бы до бесконечности, – ответил Тайри непринужденно. – Я много народу положил.Побледнев, с глазами, полными осуждения, Рэйчел пристально посмотрела в его лицо. Ну что он за чудовище, если говорит об убитых им людях с такой легкостью?Неужели не чувствует ни малейших угрызений совести, вины, раскаяния, когда лишает человека жизни?Испуг Рэйчел разозлил Тайри. Кто она такая, чтобы судить его? Знала ли она когда-нибудь, каково жить без любви? Что ей известно о нем и его прошлом? Что она знает о невыносимой сердечной боли?..– Много народу, – повторил Тайри, будто внутри него сидел бес, заставлявший его вести себя вопреки всем правилам и приличиям. – В том числе вдов и сирот, – добавил он кисло. Разумеется, это было шуткой, но Рэйчел приняла его слова всерьез, и это еще больше раззадорило его.– В таком случае, может быть, вы помолитесь о спасении собственной души. Разок-другой не помешает, – спокойно сказала Рэйчел. В ее голосе он почувствовал жалость. – Хотя не думаю, что это принесет много пользы.Джон Хэллоран откашлялся, видя, что беседа их принимает опасный оборот.– Довольно, Рэйчел, – мягко сказал он.– Прошу прощения, па, мистер Тайри. Приподняв юбки, она поспешила вниз по ступенькам, чтобы сесть в экипаж.Она уже собиралась взобраться в него, когда две сильные руки сжали ее талию.– Разрешите мне, мэм, – сказал Тайри с преувеличенной учтивостью, и прежде чем Рэйчел собралась воспротивиться, он поднял ее и усадил на высокое переднее сиденье, будто она весила не более перышка.– Благодарю вас, – молвила Рэйчел, не разжимая губ.– Вы точно не хотите к нам присоединиться? – спросил Хэллоран. – У нас тут полно места.Тайри уже собирался ответить отказом, когда его взгляд упал на Рэйчел. Она сидела прямо, будто аршин проглотила, щеки ее были залиты румянцем, а руки чинно сложены на коленях. Она избегала его взгляда.Тайри плутовато ухмыльнулся, зная, что его общество было бы последним, о чем она мечтала в это солнечное ясное утро.– Пожалуй, я все-таки поеду с вами, – решительно заявил Тайри и, взобравшись в экипаж, занял место рядом с Рэйчел.Утро как нельзя лучше подходило для прогулки, но Рэйчел не чувствовала ее прелести. Она не видела цветов вдоль дороги, с таким же успехом они могли быть сорной травой, и небо над головой казалось не синим, как сапфир чистой воды, а черным от туч. Зажатая между отцом и Тайри, она пристально глядела прямо перед собой и злилась на них обоих. Ну и народ эти мужчины! И что это взбрело на ум ее отцу! Зачем понадобилось приглашать такого человека, как Логан Тайри, в церковь? И какая муха укусила Тайри, что он согласился?Миля за милей мелькала мимо дорога, и Рэйчел все отчетливее ощущала, как крепко бедро Тайри прижато к ее собственному, рука же его касалась ее руки всякий раз, когда кабриолет попадал в очередную рытвину. Почти столь же волнующим, как его прикосновения, был его взгляд – желтые глаза оглядывали ее, будто ласкали, и она все больше смущалась и краснела. Неизменная кобура также прижималась к ее бедру, и Рэйчел ощущала ее твердость и тяжесть. Это было постоянным напоминанием о том, кем был этот человек и чем он промышлял. Как она его ненавидела! Он был самым надменным, самым несносным из всех, кого она знала.– Как хорошо, когда все возвращается на круги своя и жизнь приходит в норму, – размышлял вслух ее отец, пока они выезжали на большую дорогу, ведущую к городу. – Кохилл считает, что у нас достаточно скота, чтобы к весне обзавестись приличным стадом.– Он славный человек, – заметил Тайри. – И ловко управляется с лассо.Джон Хэллоран нервно забарабанил пальцами, зная, что Рэйчел не понравится то, что он сейчас скажет:– Тайри, я, гм, хотел предложить вам остаться у нас. Совсем.– Па! – воскликнула Рэйчел в ужасе. – Ты это не всерьез?– Не волнуйтесь, мэм, – ответил Тайри вежливо, его голос стал насмешливым. – У меня нет желания осесть на земле и заделаться фермером. Но я благодарен за ваше предложение, Хэллоран.Остальную часть пути они проделали в молчании. Рэйчел уголком глаза косилась на отца. О чем он думал, когда попросил Тайри остаться на их ранчо? Боже милостивый, что бы она делала, если бы Тайри принял его предложение? Для нее было бы невыносимо видеть его изо дня в день. Его присутствие постоянно напоминало о том, что она так хотела бы забыть, и только надежда на его скорый отъезд давала ей силы переносить его общество. Каждый раз, глядя на него, она понимала, что и он вспоминает о происшедшем в каньоне Сансет. Это читалось в каждом его взгляде и постоянно мучило ее и медленно сводило с ума.Методистская церковь в Йеллоу-Крик была маленьким квадратным строением с плоской крышей, увенчанным большим деревянным крестом. Вокруг церкви росли кактусы, мексиканская сосна, испанская юкка с саблевидными листьями. Яркие цветы красиво контрастировали с белеными стенами, выделяясь на их фоне, как разноцветные мазки на холсте. Кабриолеты, фургоны, лошади, привязанные к длинной коновязи, стояли у парадного входа.Сняв шляпу, Тайри шел за Рэйчел и Джоном Хэллораном по узкому проходу к их скамье возле алтаря. Тайри мрачно размышлял о том, что ему не следовало сюда приходить. Он согласился их сопровождать, только чтобы позлить Рэйчел, а вовсе не потому, что сгорал от желания услышать, как читает евангелие какой-нибудь местный проповедник с кислым, как сыворотка, лицом. Что путного он мог сказать, если понятия не имел, что это значит – погрязнуть во грехе, как приятно осушить добрую бутылку виски или провести время в обществе продажной красотки.Несколько туго затянутых в корсеты матрон в платьях мрачных тонов повернули головы и уставились на Тайри, заставив его почувствовать себя бутылкой дешевого виски на собрании общества трезвости. Одна тучная седовласая дама довольно громко зашептала, что дом Божий – не место для ношения оружия и для тех, кто его носит.И Тайри было трудно с этим не согласиться.Но прихожане притихли, когда преподобный прошествовал к амвону, чтобы прочесть молитву. Она была длинной и бесконечно пересыпалась словами благодарности за милость Божию. Тайри украдкой оглядывал людей, сидевших поблизости, и удивлялся застывшему на их лицах выражению восторга. Вырастившие его монахини так же в свое время поражали его подобными молчаливыми изъявлениями любви и преданности Господу во время богослужений в монастыре.Тайри, скривившись, перевел взгляд на дощатый пол – и то интересней! Сам он никогда не питал любви к напыщенным обрядам католической церкви и не черпал в них утешения, как и в их холодных безликих молитвах. В нем жило только любопытство – когда же Бог устанет от перепевов одного и того же, повторяющихся день за днем, год за годом.Ему была больше по вкусу религия апачей. Юзен был богом-отцом, высшим божеством. Его сына звали Дитя Вод. Апачи считали себя единым целым с природой и верили, что каждая скала, каждый зверь, каждая травинка обладают собственной душой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42