https://wodolei.ru/catalog/chugunnye_vanny/spanish/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Истерический смешок вспорол сумрачную тишину возка и был тут же зажат муфточкой. Неоценимый Шишмарев назвал и место, куда следует держать путь Лючии: какое-то там Каширино-Казарино… верно, имение ее настоящих родителей. А она-то думала, что придется провести несколько дней в Москве, пытаясь разузнать место жительства князей Казаринофф.
Вот повезло, так повезло! Надо спешить выезжать, не то, как здесь выражаются, дороги поплывут, а если настигнет распутица… ах, нет, не дай бог! А впрочем, может быть, лучше не трогаться с места, подождать, пока малютка Александрина (будучи старше своей сестры на одну или две минуты, Лючия уже относилась к ней с некоей снисходительностью) прибудет в Москву? И здесь броситься в ее объятия: мол, я твоя сестрица, прольем же вместе слезы радости!..
Новый смешок был придавлен горностаевой муфтою. Если о встрече с родителями Лючия думала вполне спокойно – без радостного волнения, но и без отвращения, то предстоящее свидание с Александрою почему-то вызвало в ней приступ брезгливой пренебрежительности. Какая-нибудь бело-розовая раскормленная ломака с бесцветными глазами. И это ее богатая, респектабельная сестра! Лючия оскорбленно фыркнула, но тотчас вспомнила, что Александра – ее близнец, а стало быть, никак не может быть иной, чем стройной, статной, яркоглазой, как кошка, столь же грациозной и проворной. Это почему-то оскорбило Лючию еще больше, и от дурного настроения она не избавилась до вечера: ведь выяснилось, что ехать немедленно ей нельзя, нет лошадей, а сидеть на месте теперь, когда так близок был переломный миг судьбы, было для Лючии вовсе непереносимо!

4 Переправа
…И вот теперь она в полную меру поняла значение вполне обиходного русского слова – «распутица».
Снежная каша, по которой тащился возок, являла собой что-то неописуемое. В конце концов Лючия вовсе перестала выглядывать из оконца и положилась на волю господа и святой Лючии, ее покровительницы: ведь до Каширина-Казарина оставалось только два дня пути! Впрочем, при такой скорости движения они могли оказаться всеми пятью, подумала огорченно Лючия и тут же показала пальцами рожки нечистому, чтоб не прицепился к ее словам… но, видно, враг рода человеческого оказался проворнее: сани встали.
Лючия выкарабкалась из вороха мехов и выглянула.
Солнца как не бывало. Все небо затянулось низкими туманными облаками. Царила сырая, дождливо-снежная погода. Возок стоял на берегу речки, наполовину очистившейся ото льда. Из реплик возницы и его спутника (незнакомец заплатил какую-то ничтожную сумму за провоз на запятках), ходивших туда-сюда по берегу, всполошенно всплескивая руками, Лючия поняла, что мужики в совершенном недоумении: на этом месте они надеялись переправиться через реку и теперь головы ломали, какая сила могла пробить лед. Наконец сошлись на том, что, верно, здесь провалился какой-то тяжелый воз, да так, что весь лед окрест, и без того уже истончившийся и просевший, дал опасные трещины. Речка была слишком глубока, чтобы ее переехать вброд, но, несмотря на это, возница и его сотоварищ все же искали броду часа два. Бесполезно! Лючии казалось, что лучше не метаться бестолково по берегу, а проехать ниже или выше по течению, поискать крепкого льда, но мужики со всей возможной учтивостью выразились в том смысле, что не бабье это дело – советы давать, особенно в столь нелегком деле. Лючия смирила норов и умолкла.
Близились сумерки; она начала зябнуть, и такая тоска взяла за сердце при виде неоглядных бело-синих просторов, к которым, казалось, она уже успела притерпеться за время своих странствий! Русская тоска зимнего нескончаемого пути… Che diavolo она здесь?! Ради чего? Почему полетела сюда из милой Венеции, розовой, золотистой, зеленоватой, как вечная весна?
Ну хорошо, из Венеции ей пришлой бежать. А Вена? А Париж? Варшава? Почему она не осталась там, почему не взялась вновь за ремесло, в котором столь сведуща и искусна? Где угодно Лючия добилась бы успеха, в любом из сотен городов, которые она миновала с такой быстротой, словно впереди нее летела сказочная птица-Счастье и оставалось только руку протянуть, чтобы вырвать из ее хвоста самоцветное перо… Где она, та птица? Свила гнездо в каком-то богом забытом Каширине-Казарине? Ждет не дождется, когда появится Лючия Фессалоне и протянет руку за своей долей? И снова образ этой неведомой сестры вспыхнул перед внутренним взором Лючии. Была одна княжна Казаринова, а теперь будет две. Все внимание родителей, кавалеров, друзей, направленное прежде на Александру, будет теперь разделено на двоих. Какая женщина терпеливо снесет это? Да ведь Александра возненавидит свою вновь обретенную сестру, как только поймет ее превосходство над собой. Если они похожи, как две капли воды, внешне, то ведь натуры у них совершенно разные, как у капризной левретки – и остроглазой гончей!..
Громкие голоса прервали размышления Лючии, и она с неохотою возвратилась к действительности.
Приятель возчика выпряг из возка лошадь, сел верхом и отправился через речку в ближайшее селение разведать, нет ли где доброго места переправиться. Он кое-как одолел тонкий, ненадежный лед, скрылся из глаз… и воротился, когда сумерки уже заволокли округу, крича, что места для переправы нет, надо ждать, чтобы ночной мороз сковал реку, тогда, возможно, удастся переехать. Однако сей разведчик не решился более возвращаться к возку по ненадежному льду, а, прокричав свое известие, умчался в деревню, наказав ждать его утром.
Лючия переглянулась с возчиком, и в глазах их выразился равный ужас: что может быть нелепее возка без лошади, застрявшего посреди российских просторов в преддверии морозной ночи?! Да бог с ним, с морозом: у костра хоть с трудом, но переночуют, а вот оказаться всецело зависимыми от честности случайного попутчика… Кто мешает ему продать в деревне эту лошадь или пропить в первом же кабаке? Или просто-напросто уехать на ней дальше, беззастенчиво присвоив, бросив своих недолговременных попутчиков на произвол судьбы?
Возчик ударился в проклятия, слезы и мольбы – все вместе. Лючия сурово поджала губы. Что толку причитать, если ничего невозможно сделать? Сейчас она ругательски ругала себя лишь за то, что не перешла реку по льду вслед за верховым. Уж если лед выдержал лошадь, то и она как-нибудь перебралась бы! Во всяком случае, ночевала бы в тепле. Образ душной, дымной, темной, гадкой избы возник в ее воображении как желанный, но недостижимый оазис. Откуда-то вновь явилась мысль об Александре, которая почивает сейчас в роскошной спальне, вся в кружевах и розовом шелке, и Лючия даже тихонько взвизгнула с досады!
И тотчас возчик возбужденно закричал, тыча рукой в надвигающуюся тьму:
– Глядите, барыня! Глядите!
К ним, освещенная факелами, приближалась целая кавалькада из трех саней и десятка мужиков, несших доски, бревна и багры, возглавляемая не кем иным, как их недавним спутником, коего они полагали оставшимся на противоположном берегу… Не дожидаясь изумленных расспросов, пыжась от гордости, он объявил, что совесть мешала ему вкушать блага курной избы, а потому он порешил вернуться к сотоварищам, но не нашел прежнего места переправы и пустился по льду наудачу, кое-как миновал трещины – и оказался как раз на пути трех саней, тоже едущих на переправу. Обрисовав им злополучие своих спутников, добрый малый уговорил сих человеколюбцев помочь застрявшим странникам, и вот…
Лючия только головой качала, слушая этот чудесный рассказ. Итак, Провидение к ней все же милостиво! И, как всегда, надобно дойти до крайнего отчаяния, чтобы осознать сие и ощутить его благорасположение. Ей не раз случалось в «Ридотто», проигравшись в пух, бросить на кон уже самую последнюю свою драгоценность (однажды это была даже подвязка с бриллиантовой застежкою, которую ее противник принял за ставку даже не из галантности, а лишь надеясь, что следующей ставкой будет сама Лючия!). И, словно почуяв ее отвращение к этому сочащемуся жиром толстяку, Провидение повернуло колесо фортуны: Лючия не только отыграла все свои кольца, брошки, ожерелья и прочее, вплоть до последней монетки, но еще и значительно увеличила содержимое своего кошелька! Так и теперь. Право, никогда не стоит разочаровываться в снисходительности Провидения! Ведь стоило ей рухнуть в самые мрачные пропасти отчаяния, усомниться в необходимости ее пребывания здесь, как извольте: к ее услугам все средства для дальнейшего продвижения в Каширино-Казарино! Образ несносной Александры вмиг стерся в ее воображении, сменившись несметными княжескими сокровищами, которые вскоре окажутся в ее полном… или хотя бы половинном распоряжении.
Щедро наградив честного малого, Лючия попросила провести себя к тому доброму самаритянину, который решился замедлить свое путешествие, дабы оказать помощь даме, попавшей в беду. Осчастливленный проводник повел ее к берегу, где невысокий широкоплечий человек стоял у кромки льда и властно распоряжался проложить по самому твердому льду бревна и доски, а потом провести по ним лошадей. Сани же предстояло толкать мужикам. Факелы светили ярко, и Лючия, увидевшая простую, но дорогую дорожную одежду этого господина, с облегчением поняла, что он – человек, несомненно, светский. Элегантная шляпа венчала вороной парик. Незнакомец повернулся к ней – и осклабился весьма довольно:
– Сударыня, не верю глазам своим! Так это вы та самая прекрасная барыня, о коей мне все уши прожужжал этот малый?
Да это не кто иной, как вчерашний знакомец, этот, как его, с неудобопроизносимым именем… Евстигней Шишмарев! Тот, кто избавил ее от нищих на паперти собора. Тот, кто принял ее за княжну Александру!..
Изъявления благодарности, уже готовые сорваться с уст, застыли. Лючия поджала губы.
– Право же, судьба ко мне чрезмерно благосклонна! – восторженно восклицал Шишмарев. – Дважды за два дня выступить в роли вашего спасителя… это, пожалуй, больше, нежели я смел бы надеяться.
– Да, – вполне вежливо, но все-таки суше, чем следовало, проговорила Лючия. – Оказывается, Провидение гораздо на совпадения!
И постаралась отогнать тревожную мысль, что случайное совпадение почему-то кажется ей не очень случайным.

***
Уже близилась полночь, когда опасная переправа осталась позади и Лючия с неотступным Шишмаревым сыскали ночлег в просторной, вполне чистой избе, исполнявшей в сем селении роль постоялого двора. Дородная хозяйка споро выбежала им навстречу и так низко склонилась перед Шишмаревым, словно была ему чем-то весьма обязана…
Разохавшись по поводу плачевного вида «добрейшего господина» и «барыни» (Лючию хозяйка величала именно так – холодновато, хоть и почтительно, и в самой почтительности этой проскальзывала едва уловимая нотка ревности), она тотчас приставила к Лючии девку для услуг, а вокруг Шишмарева упоенно захлопотала сама. Оставалось только усмехнуться, что этот неприятный, некрасивый человек мог вызвать у какой-то женщины столько нежности и заботы. Ну что ж, Лючия вяло удивилась этому – на большее у нее не было сил – и пошла в отведенную ей комнатку, не подозревая, что нынче ночью ее способность удивляться будет еще не один раз подвергнута испытаниям.
Горничная девка принесла горячей воды и оказалась весьма расторопна на всякие посовушки : помогла Лючии переодеться, помыться, причесала ей волосы, и хоть не смогла уложить в прическу, но заплела две длиннейшие косы и начала красиво укладывать вокруг головы, с восхищением и с жалостью поглядывая на Лючию, которая от усталости просто-таки спала с открытыми глазами, и только голод удерживал ее от того, чтобы немедленно лечь.
– Ах, добрая барыня, измотались же вы нынче! – с сочувственной бесцеремонностью вдруг вырвалось у служанки. – Небось без ночевки путешествовали?
– Отчего же? – едва шевеля языком, ответила Лю-чия. – Лишь поутру отъехали из Москвы.
– Батюшки-светы! – Девка от изумления уронила одну из недоплетенных кос. – Али конь у вас обезножел? Не то возок ломался? Где ж вы стояли столько времени? От нас же до Москвы полдня пути всего толечко!
– Может быть, – промямлила Лючия. – Да беда – лед проломило на реке.
– Лед?! – вытаращила глаза девка. – А до льда вам какая печаль?! Чай, новый мост крепок да ладен!
– Новый? – переспросила Лючия, не понимая, о чем речь, а девка разразилась рассказом о том, как совсем недавно соорудили через Каширу мост, а деньги дали окрестные помещики, и больше других – князья Казариновы, вернее, дочь их, княжна, поскольку родители ее отроду живут в иноземщине.
Лючия глядела в зеркало на сию болтливую субретку во все глаза, медленно просыпаясь.
Вот те на, как говорят русские! Значит, был мост! Чего же ради повез ее дурак возчик через реку по льду? Не знал про мост? Но ведь, судя по словам горничной, он в версте отсюда, ближе к Москве, и если Лючия дремала всю дорогу в теплой колыбели возка, то кучер и его сотоварищ не могли не заметить большого, красивого, удобного моста. Или они просто решили попугать путешественницу, в которой угадали иностранку, и, с намерением запросить с нее побольше, устроили это холодное, сырое, опасное приключение? Да нет, не может быть, как они осмелились?!
Заметив, каким возмущением вспыхнуло лицо доброй барыни, девка начала отступать:
– Ну разве что мост поломался?
И хоть в голосе ее звучало величайшее сомнение, Лючия сразу согласилась с этой возможностью. В самом деле! Чем иным можно объяснить то, что и опытный путешественник, несомненный знаток здешних мест, Шишмарев тоже миновал мост и вообще – ехал с бревнами, досками, веревками и прочими орудиями, необходимыми для ледовой переправы? Ну конечно, мост сломан!
Успокоившись, Лючия ласково улыбнулась девке, поблагодарила ее и, накинув на плечи белую кружевную шаль, очень тонкую и очень теплую (это вам не zendaletto!), пошла на первый этаж, где ее ждал накрытый стол.
Шаль ее была столь легка и воздушна, что взлетала при ходьбе, и возле самой столовой зацепилась за сучок (стены в коридорчике, через который шла Лючия, были бревенчатые).
1 2 3 4 5 6 7 8


А-П

П-Я