Вернее, был бы он первым клиентом, Жуль бы в лепешку расшибся, чтобы угодить парню, но на фоне чертовой Милды и усатого папика юноша бледно смотрелся.
— А вот с Дашкой труднее придется, — продолжил свой рассказ Лавочкин. — Дашку больной мамой не убедишь, да и два одинаковых алиби делать не хочется. Я тут думал, думал, что ей наврать, и придумал. Мне нужна повестка из прокуратуры. Или из милиции. Чтобы меня вызвали как свидетеля какого-нибудь происшествия именно на то время, когда состоится бой.
— А в какое время состоится бой? — спросила я.
— В пять часов вечера. Я что, не говорил?
Мы с Жулем переглянулись. Кажется, шеф нахмурился.
— Вы сможете мне повестку организовать? Только настоящую, с печатью, Дашка на юридическом учится, она подделку сразу распознает.
— Сможем, — кивнул Жуль. — У меня много приятелей в уголовном розыске.
Шеф взял чашку и выпил остывший кофе.
— Правда?! — обрадовался Лавочкин. — А скидочку оптовую сделаете? Я ведь два алиби сразу заказал!
— Сделаем, сделаем, — пробормотал Жуль, взял бумажку и написал на ней какую-то цифру. Какую, я не увидела.
Юноша посмотрел на бумажку и полез во внутренний карман за бумажником.
— Вы можете заплатить сейчас лишь половину, — сказал ему шеф, глядя, как тот, послюнявив палец, отсчитывает деньги, которых в кошельке оказалось достаточно много.
— Нет уж, я лучше все сразу. А то скажете потом, за алиби плати отдельно, за вход — отдельно. Вы чек мне дадите?
Жуль засмеялся.
— Ась, нарисуй ему чек на семьсот долларов! Напиши там — за организацию алиби Наташке и Дашке.
— Ой, ладно, не надо, — махнул рукой Лавочкин. — За дурака тут меня держите! Я ведь почему к вам пришел — самому мне все чисто не организовать. Где-нибудь обязательно проколюсь. Поэтому я решил к профессионалам обратиться. Вот вам моя визитка, — он протянул глянцевый прямоугольник, — связывайтесь со мной по рабочему телефону. Завтра я привезу вам фотки, которые нужно состыковать на компьютере. Смотрите, не обманите!
С этими словами он скрылся за дверью.
Мы с Жулем посмотрели друг на друга. Не знаю, как у меня, а у Константина вид был очень растерянный. После минутной паузы шеф сказал:
— Ась, я, конечно, рад, что наш бизнес сдвинулся с мертвой точки, но… — Он нервно подергал себя за галстук и снова молча уставился на меня.
— Да уж, похоже, полгорода решили срочно обзавестись алиби на пять часов вечера пятнадцатого июня, — пробормотала я. — Может, закроемся уже на сегодня, от греха подальше?
— Может, и закроемся. От греха подальше. — Константин сгреб со стола деньги, оставленные Лавочкиным и протянул их мне. — Держи, на мелкие расходы. Кофе в контору купишь и колготки себе новые.
Терпение мое лопнуло, я решительно открыла рот, чтобы сказать, что я Мисс Россия-2004, что на мне нет колготок, что я загорала, загорала и загорала на местном пляже до опупения, чтобы ему, гаду, понравиться, но… Ничего я сказать не успела, потому что в контору ввалился Нара.
Он как-то странно посмотрел на нас с шефом, вытащил из ушей наушники, чего с ним сроду не случалось, и, округлив глаза, поинтересовался:
— Я ничего не пропустил?
Мы с Жулем расхохотались.
* * *
Работа в «Алиби» закипела. В конторе стали появляться какие-то люди. Игнорируя мое присутствие, они шныряли туда-сюда, уединялись и совещались о чем-то с шефом, убегали, потом прибегали снова и опять совещались.
Я принципиально ничего не подслушивала. Я купила самоучитель итальянского языка и пыталась его освоить.
Жуль про меня забыл. Я же согласилась отработать алиби для усатого папика, чего ж ему было обо мне беспокоиться? Он полностью окунулся в работу со своими внештатными сотрудниками, которые бегали, выполняя его мелкие поручения и которые, собственно, и должны были организовать все тонкости автомобильной аварии для Милды, деревенские подарки и повестку из прокуратуры для Лавочкина. У господина Жуля оказалась масса полезных связей, которые он сейчас на всю катушку использовал. Похоже, он и вправду знал, что делал, организуя это странное во всех отношениях агентство. Дверь постоянно хлопала, на чистом линолеуме оставались следы грязных ботинок, а итальянские слова и выражения никак не хотели задерживаться в моей голове. Раздражение стало постоянным спутником моего настроения в эти дни.
Примерно в таком же расположении духа пребывал Нарайян. Он сидел в своем кабинетике с недовольным лицом, морщился, будто у него болел зуб, и что-то ваял на компьютере — видимо, фотографии, подтверждающие пребывание Лавочкина у постели больной мамы. Б.Г. принимал в этом процессе непосредственное участие, это подтверждали наушники, торчавшие в ушах Нарайяна.
Пару раз в агентство забегала Милда. Оставляя в приемной шлейф тонкого аромата и, блеснув ярко-карими глазами, она исчезала в кабинете шефа, где восстанавливалась подозрительная тишина.
Я не подслушивала. Зачем? Она лет на десять старше меня; ноги, волосы, губы, глаза, рост — ничто в ней не устроило бы членов жюри, присуждающих титул «Мисс». Я несомненно лучше, и если господин Жуль этого не понимает… то рано или поздно поймет. Нужно только подождать.
Минут через пятнадцать Милда уходила, а Константин выходил из кабинета довольный. Он щурился и курил.
— О, а почему итальянский? — равнодушно спросил он как-то меня, заметив самоучитель.
— Потому что язык красивый.
— А по мне так самый красивый — китайский, — расхохотался шеф. — Аська, тебе бы очень пошло болтать на китайском!
Я схватила учебник и швырнула его в мусорную корзину.
До пятнадцатого июня оставалось каких-нибудь пара часов, когда…
* * *
Когда звонок прозвенел в дверь, было начало одиннадцатого.
От неожиданности я вздрогнула, потому что никто и никогда не приходил ко мне поздним вечером.
Нет, впрочем, один раз все-таки приходил — Киркин муж, когда Кирка ушла от него. Он приперся ко мне в пол-двенадцатого и час ползал по моей квартире, заглядывая под все кровати и открывая шкафы. Потом он горестно пил коньяк на моей кухне, рассказывал, что он жить без Кирки не может, и с Киркой не может, и что бедному мужику делать, если ни с ней, ни без нее счастья нет. Выйти он решил через балкон, и я никак не смогла повлиять на это решение. Благо, что моя квартира находится на втором этаже. Киркин муж приземлился на четвереньки, встал, отряхнул коленки и побрел по ночному проспекту, пошатываясь, насвистывая арию из оперы «Кармен» про красавицу и измену.
Сейчас звонок звенел так же требовательно, как в тот раз. Я накинула халат и пошла к двери.
— Валер, Кирки у меня нет! — крикнула я, твердо решив не открывать дверь.
— Басова, это я! — раздался голос моего шефа.
— Ой… — коленки у меня задрожали, а голос немедленно сел. — Сейчас, Константин Эдуардович, ой, сейчас…
Что делать? Я не накрашена, не причесана, в тапках, в халате, с губами, перемазанными шоколадом, который лопаю прямо в постели, читая очередной детектив.
Я откинула цепочку с двери. Будь что будет. Мисс я все-таки, или не мисс?!!
Хоть бы рояль сбацал что-нибудь жизнеутверждающее!
Дождалась! Жуль пришел ко мне на ночь глядя. Зачем? Двух ответов быть не могло.
Он стоял передо мной чуть растрепанный, потерянный и… вдрызг пьяный.
Хорошо, что я не бросилась сразу ему на шею.
— Ась, — Константин помахал у меня перед носом бутылкой шампанского. — Ась, давай выпьем?
— Проходи… те.
Не разуваясь, он прошел в гостиную и поставил шампанское на рояль. Из внутреннего кармана достал шоколадку, развернул, и дрожащими пальцами наломал на ровные прямоугольники.
Бабка на афише грозно нахмурилась. Я глянула на нее и пожала плечами. Ладно, бабуль, это первый мужчина, который ставит шампанское на твой драгоценный рояль. Потерпи.
Я достала из серванта два хрустальных бокала.
— Ася, ты любила когда-нибудь? — вдруг спросил Жуль, заглянув мне в глаза.
— Да. Вернее, я и сейчас люблю, Константин Эдуардович. — Я хотела было бросится шефу на шею, но бабка высокомерно подняла на афише брови и я не посмела.
Жуль разлил шампанское по бокалам и, не предлагая мне чокнуться, свою порцию выпил одним глотком.
— Нет, я неправильно выразился, — поправился он. — Ты любила когда-нибудь безответно?!
— Да!! — Глупые пузырьки ударили в нос, я закашлялась.
— Тогда ты меня поймешь. — Он снова разлил шампанское, поднял бокал и сквозь него посмотрел на яркую люстру. — Милда меня отшила, Аська. Вот так прямо взяла и отшила. Сказала, что кроме рабочих, у нас никаких отношений не может быть. Представляешь?!
Я опрокинула в себя бокал, потом наполнила его и опять опрокинула, и снова наполнила… Жуль посмотрел на меня с удивлением.
— Ася Борисовна, ты напиваешься?
Кто это спросил?.. Бабка с афиши, или Константин Жуль?
Я промолчала. Гостиная водила вокруг меня хороводы. Афиш было несколько, и Жулей несколько, и рояль не один…
— Зачем?!! — спросили хором все вместе шефы, — Ну я-то напиваюсь с горя, а ты зачем?!
— А я с радости. От большой человеческой радости, что…
«Милда тебя отшила». У меня хватило ума не говорить это вслух.
Жуль пожал плечами, сел за рояль, и так хорошо, так технично, профессионально, бурно и искренне сыграл Рахманинова, что у бабульки, кажется, челюсть отвисла.
— Вообще-то, рояль у меня сам играет, — сказала я шефу, когда тот торжественным аккордом поставил точку в рапсодии и потряс над клавиатурой кистями, словно стряхивая с них воду.
— Руки не разогрел, темп не выдержал, — проигнорировал Константин мое сообщение и снова потряс руками. — Слушай, а почему у тебя инструмент такого дикого цвета?
Я взяла бутылку и начал пить из горла. Жуль смотрел на меня и, кажется, на глазах трезвел.
— Ась, извини. Наверное, я не должен был к тебе приходить, да еще так поздно. Извини! Просто я сегодня встретился с Милдой. Совершенно случайно, но улице! Я подвез ее до ресторана, в котором она поет, и она пригласила меня на ужин. Все было просто прекрасно, Милда весь вечер смотрела на меня своими кофейными глазами, смеялась и, ей-богу, давала авансы, иначе бы я не рискнул ей признаться, что по уши, как мальчишка, влюблен в нее. Когда я это сказал, она стала вдруг очень официальной и заявила, что между нами могут только рабочие отношения. Что как только я решу ее проблему и отработаю деньги, которые она заплатила, мы больше с ней не увидимся. Она сказала это, поднялась и вышла на сцену. У нее потрясающий, низкий, грудной голос. Она пела какой-то блюз на французском, и не смотрела на меня, не смотрела! Все в зале замерли и слушали только ее, эта женщина обладает потрясающим магнетизмом. Я заплатил по счету, встал и ушел. Бросил машину на стоянке и пошел пешком. По дороге купил водки в киоске и в стельку напился. Почему-то мне показалось, что на всем белом свете только ты поймешь меня, Аська. — Жуль наклонил голову и уперся лбом мне в живот. Его влажные волосы пахли летним дождем, мокрым асфальтом и чуть-чуть табаком.
Я сдержалась, чтобы до них не дотронуться.
— Откуда ты узнал мой адрес? — Количество выпитого давало мне право называть шефа на «ты».
— Позвонил Наре, он сказал. Оказывается, ты живешь напротив работы, а я и не знал, — пробубнил мне в живот Константин Жуль.
— Уходи. — Я отодвинулась от него. — Уходи!
Очень хотелось заплакать, может быть, даже повыть, потопать ногами и разбить пару тарелок из бабкиного сервиза.
Жуль кивнул, встал и ушел, тихонько прикрыв за собой дверь.
Слезы, закипавшие на глазах, вдруг исчезли. Я быстро переоделась, взяла шампанское, помахала бабке рукой и вышла на улицу.
* * *
Патриотическая спала. Трамваи уже не ходили, пешеходный поток схлынул, светофор монотонно мигал желтым светом. Неоновые вывески отражались в мокром асфальте, расцвечивая его во все цвета радуги.
Накрапывал мелкий и теплый дождик.
Я брела вдоль дороги, отхлебывая то и дело из пузатой бутылки шампанское.
Казалось, жизнь моя кончилась. Зачем этот дождь, эта ночь, это небо, этот влажный, напитанный городскими ароматами воздух, если Жуль несчастен от того, что какая-то кареглазая Милда не смотрит на него, когда поет блюз на французском? Наверное, эта Милда очень умная женщина. Кинься она ему на шею, Жуль поиграл бы с ней пару недель, заскучал бы и бросил. А так ему кажется, что он жить без нее не может…
— Мисс!! Не барское это дело, босиком по лужам бродить! Садись, красавица, прокачу!
Первый раз в жизни я не услышала, как ко мне подошел Корчагин. Я залезла в повозку и уселась рядом с Бубоном. Повозка плавно тронулась и, тихонько поскрипывая, неторопливо покатилась по лужам.
— Что, Бубон, сегодня не твой день? — кивнула я на пустое пассажирское место.
— Ну, во-первых, уже давно ночь, а во-вторых, я бы сказал, мисс Вселенная, что и у тебя не все гладко сегодня, — усмехнулся клоун и подмигнул мне нарисованным глазом. — Любовная неудача?
— С чего ты взял?
— А что еще может заставить двадцатилетнюю девушку шляться ночью босиком по ночному городу, бормотать что-то под нос и размахивать пустой бутылкой шампанского? Только любовная неудача.
— Я бормотала себе под нос? Размахивала бутылкой? — Я рассмеялась.
— Да! Ты делала вот так. — Бубон изобразил пантомиму: нахмурился и, шевеля беззвучно губами, начал размахивать руками.
Корчагин замедлил шаг и в пол-оборота с удивлением посмотрел на хозяина.
— Но-о! — легонько подхлестнул его Бубон тонким хлыстом. — Я видел недавно, как из твоего подъезда выходил высокий красавчик. Типичный бабский любимчик — светлые волосы, широкие плечи, насмешливый взгляд. Кажется, это твой шеф. Не по нему ли страдаем?
— По нему, — неожиданно для себя самой призналась я клоуну. Шампанское сделало свое дело, я вылила на Бубона все подробности своей несчастной любви.
— У меня в детстве, Бубон, была книжка «Бременские музыканты». Сначала мне читала ее бабушка, потом я научилась сама. Там на картинках парень был нарисован — высокий, в джинсах, в рубашке с распахнутым воротом, со светлыми волосами и глазами вечного странника. А с ним еще петух, собака, осел… Я влюбилась в этого Трубадура в возрасте четырех лет.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7