С чем
бы не пришел мистер Чилдан, на клиента это не произведет особого
впечатления. "Приходится признаться в этом, - сказал он самому себе. - Но
мы, по крайней мере, можем сделать так, чтобы не доставить клиенту
огорчений. Мы можем сделать так, чтобы он не оскорбился дурным подарком".
Клиент скоро прибудет в аэропорт Сан-Франциско в новой немецкой
высотной ракете типа Мессершмидт-ГЕ. Мистеру Тагоми еще ни разу не
приходилось летать на таком аппарате. Когда он встретит мистера Бейнеса,
он должен придать лицу невозмутимость, какой бы огромной не оказалась эта
ракета.
Надо немного попрактиковаться. Он встал перед зеркалом, которое
висело на стене кабинета, придал лицу холодный, слегка скучающий вид, и
стал внимательно рассматривать свои черты, чтобы они не выдавали его
волнения. "Да, они такие шумные, мистер Бейнес, сэр. Совершенно невозможно
читать. Но зато весь полет из Стокгольма в Сан-Франциско длится всего
сорок пять минут". Тут бы еще вставить словечко о неполадках в машинах
немецкого производства. "Я полагаю, вы слышали сообщение радио о
катастрофе над Мадагаскаром. должен признать, что тоже самое можно сказать
и о старых поршневых самолетах".
Важно избегать разговора о политике, потому что ему ничего неизвестно
о взглядах мистера Бейнеса на спорные проблемы современности. Но такой
разговор может возникнуть. Мистер Бейнес, будучи шведом, должно бить
занимает нейтральную позицию. Однако, он все-таки предпочел Люфтганзу
своим авиакомпаниям. "Один щепетильный вопрос. Мистер Бейнес, сэр,
говорят, что герр Борман очень сильно болен, что этой осенью на партийном
съезде будет избран новый рейхсканцлер. Это слухи. Увы, так много
секретности между Тихоокеанией и Рейхом".
Мистер Тагоми достал папку с выдержками из недавней речи мистера
Бейнеса, опубликованной в "Нью-Йорк таймс", и стал критически изучать их,
низко склонившись из-за неправильной коррекции его контактных линз. В речи
говорилось о необходимости еще раз - в девяносто восьмой? - произвести
разведку источников воды на Луне. "Мы еще можем разрешить эту надрывающую
сердце проблему, - цитировался газетой мистер Бейнес. - Наша ближайшая
соседка, и пока что совершенно бесполезная для нас, если сбросить со
счетов военные цели". "Стоп, - подумал мистер Тагоми. - Это кажется ключ к
мистеру Бейнесу. Так мог выразиться только военный".
Мистер Тагоми мысленно взял это на заметку.
Тронув кнопку интеркома, он сказал:
- Мисс Эфрикян, мне хотелось бы, чтобы вы занесли сюда диктофон,
пожалуйста.
Наружная дверь скользнула в сторону и появилась мисс Эфрикян.
Прическа ее была со вкусом украшена голубыми цветами.
Еще бы немного сирени, - заметил мистер Тагоми.
Когда-то на родине, на острове Хоккайдо он был профессиональным
цветоводом.
Мисс Эфрикян, высокая, темноволосая армянка любезно склонилась перед
шефом.
- Ваш аппарат готов? - спросил мистер Тагоми.
- Да, мистер Тагоми.
Мисс Эфрикян села и приготовила к работе портативный диктофон на
батарейках.
Мистер Тагоми начал:
- Я спросил у оракула: "Будет ли встреча с Чилданом полезна для
меня?" и получил, к моему собственному страху, зловещую гексаграмму:
"Преимущество величия. Подпорка, удерживающая шатер, оседает. Слишком
большой вес в центре, все неуравновешено".
Магнитофон крутился. Мистер Тагоми размышлял. Мисс Эфрикян выжидающе
посмотрела на него и выключила запись.
- Пусть на минутку войдет мистер Рамсей, пожалуйста, - сказал мистер
Тагоми.
Она поднялась, положила диктофон и застучала каблуками к выходу из
кабинета.
Мистер Рамсей появился, держа под мышкой большую папку со счетами и
накладными отправленных грузов.
Молодой, улыбающийся, с аккуратно завязанным галстуком-шнурком в
стиле Среднего Запада, в клетчатой рубахе и голубых джинсах до пояса,
столь ценимых у ревнителей моды, он бодро приветствовал японца:
- Добрый день, мистер Тагоми. Какой прекрасный день, сэр.
Мистер Тагоми ответно кивнул. Мистер Рамсей сейчас же встал по стойке
смирно и тоже поклонился.
- Я консультировался у оракула, - сказал Тагоми.
Мисс Эфрикян снова уселась к своему диктофону.
- Вы понимаете, что мистер Бейнес, который, как вам известно, вскоре
прибивает лично, придерживается нордической идеологии по отношению к так
называемой культуре Востока. Я мог бы попытаться поразить его, чтобы он
более проникся ее сутью, например, с помощью китайской живописи на
Пергаменте или нашей керамикой периода Такуогавы, но это не наше дело -
обращать его в нашу веру.
- Понимаю, - сказал мистер Рамсей.
Его лицо, типичное для представителя белой расы, сморщилось от
мучительной сосредоточенности.
- Поэтому мы не дадим пищи его предрассудкам и подарим ему вместо
этого какой-нибудь бесценный предмет американской культуры, произведение
народа, близкого его народу и по духу и по крови.
- Да.
- Ваши предки, сэр, американцы. Хотя вы и не погнушались сделать цвет
вашей кожи более темным.
Он внимательно посмотрел на мистера Рамсея.
- Это загар кварцевой лампы, - промямлил мистер Рамсей. - Только для
того, чтобы запастись витамином Д.
Однако выражение униженности на его лице сразу выдало его попытку
хоть чем-то быть похожим на новых хозяев.
- Уверяю вас, что я храню подлинную приверженность...
Мистер Рамсей запнулся, не находя нужного слова.
- Я еще не разорвал все связи с этнически-близким образом жизни...
Мистер Тагоми сказал мисс Эфрикян:
- Продолжайте, пожалуйста.
Диктофон снова зажужжал.
- Получив от оракула гексаграмму двадцать восемь, я потом еще получил
строку девять на пятом месте, которая гласит: "Высокий тополь выбросил
цветы. Более строгая женщина возьмет молодого мужа". Ни порицания, ни
хвалы. Это ясно указывает на то, что в два часа мистер Чилдан не предложит
нам ничего стоящего...
Мистер Тагоми сделал паузу.
- Давайте будем искренними. Я не могу положиться на свой собственный
вкус в отношении произведений американского искусства. Вот почему...
Он помешкал, стараясь найти точное выражение.
- Вот почему вы, мистер Рамсей, являясь, как я сказал, уроженцем этих
мест, будете необходимы. Наверное, вместе мы сделаем все лучшим образом.
Мистер Рамсей не отвечал. Несмотря на все попытки сохранить
самообладание, все его черты выдавали боль, гнев, мучительную и безмолвную
тщетную реакцию.
- Сейчас, - сказал мистер Тагоми, - мне нужно еще раз посоветоваться
с оракулом. Из соображений благоразумия я не могу задать вопрос при вас,
мистер Рамсей.
Другими словами его тон означал, что вам и всем вашим "пинки" не дано
право участия в тех же важных делах; с которыми мы сталкиваемся.
- Однако, уместно сказать, что я получил в высшей степени вызывающий
ответ. Он заставил меня очень долго размышлять над ним.
Оба, и мистер Рамсей, и мисс Эфрикян, внимательно следили за ходом
его мыслей.
- Мой вопрос относительно мистера Бейнеса, благодаря таинственным
деяниям Тао привел к гексаграмме сорок шесть, к весьма неплохому суждению,
и к строчкам шесть в начале и девять на втором месте.
Его вопрос состоял в том, успешной ли будет его сделка с мистером
Бейнесом, и строка девять на втором месте уверяла, что так оно и будет.
Она гласила:
"Если кто-то искренен, то он может ограничиться еще меньшим
повышением. Его не осудят".
Очевидно, мистер Бейнес будет удовлетворен любым подарком от Главного
Торгового Представительства, врученным ему мистером Тагоми.
Но мистер Тагоми, задавая вопрос, имел в виду нечто более глубокое,
нечто, о чем он сам догадывался весьма смутно.
Как часто это случалось, оракул постиг более сокровенный, основной
вопрос, и, отвечая на другой, высказанный вслух, заодно ответил и на этот,
подсознательный.
- Насколько мы знаем, - сказал мистер Тагоми, - мистер Бейнес везет с
собой подробный отчет о новых способах литься под давлением, разработанных
в Швеции. Если нам удастся подписать контракт с его фирмой, мы безусловно
сможем заменить многие металлы, которых нам не хватает, пластмассами.
В течение многих лет Тихоокеания пыталась добиться помощи рейха в
области применения синтетических материалов, однако крупные немецкие
химические картели, в частности ИГ Фарбениндастри, не разглашали своих
секретов. В сущности, они добились мировой монополии пластмасс, особенно в
части получения полиэстера. Такими мерами Рейх сохранял свое преимущество
и над Тихоокеанией в мировой торговле и опережал Японию в области
технологии по крайней мере лет на десять.
Межпланетные ракеты, стартовавшие из состояли главным образом из
пластмасс, очень легких, жаростойких и настолько прочных, что выдерживали
столкновение с метеоритами. У Тихоокеании не было ничего подобного, до сих
пор применялись натуральные металлы, а также такие материалы, как дерево
и, конечно, металлокерамика.
Мистер Тагоми съежился от благоговейного трепета при оной мысли: на
промышленных ярмарках - достижения германских заводов, включая автомобили,
сделанные полностью из синтетических материалов, автомобили, продаваемые
по цене шестьсот долларов в валюте ТША.
Но его внутренний, подсознательный вопрос, который бы он никогда не
разгласил перед этими "пинки", как мухи облепившими конторы Торговых
Представительств, был связан с обратной стороной мистера Бейнеса, которая
предполагалась в той шифровке из Токио. Прежде всего, содержание было
зашифровано частотным ко дом, характерным для органов безопасности, а не
торговых фирм, да шифр представлял собой метафору, содержащую поэтические
намеки для того, чтобы сбыть с толку операторов рейха, прослушивавших
иностранные передачи и могущих расшифровать любое прямое сообщение
независимо от сложности используемого шифра.
Было ясно, что шифруя телеграмму, токийские власти имели в виду
именно рейх, а не вроде бы враждовавшие между собой группировки на родных
островах.
Ключевая фраза "Сними сливки с молока, что он будет есть относилась к
"Цинафоре", к жуткой песне, в которой разъяснялась эта ключевая фраза:
"Вещи редко оказываются такими, какими кажутся. Снятая с молока пена
часто принимается за сливки.
"Книга перемен", к которой обратился за советом мистер Тагоми,
укрепила в нем эту точку зрения. Комментарий во втором томе к полученной
гексаграмме гласил:
"Предполагается, что это сильный человек. В действительности, он не
соответствуют своему окружению, так как он слишком резок и не обращает
внимания на форму. Но если у него прямой характер, он встретит
ответное..."
Интуиция просто подсказывала, что мистер Бейнес совсем не тот, кем
кажется, что истинное целью его приезда в Сан-Франциско совсем не является
подписание контракта о сотрудничестве в сфере применения пластмасс.
Следовательно, мистер Бейнес по сути - шпион.
Но жизненный опыт мистера Тагоми пока что не мог подсказать ему,
какого рода шпионом он является, на кого он работает и ради чего.

В час сорок пополудни Роберт Чилдан со страшной неохотой запер двери
"Американских художественных промыслов". Он подтащил к краю тротуара
тяжелые сумки, подозвал педикэб и велел китаезе-рикше отвезти его к
"Ниппон Таймз Билдинг".
Китаеза с изможденным видом сгорбился над сумками и, пыхтя, стал
укладывать их за сидением пассажира.
Затем он помог самому мистеру Чилдану сесть на покрытое ковриком
сиденье, включил счетчик на собственном седле и завертел ногами, набирая
скорость, лавируя между автобусами и автомобилями.
Весь день ушел на то, чтобы найти подходящую вещь для мистера Тагоми.
Волнение и обида почти захлестнули его, когда он приближался к
представительству, но вот - ура!
Он наконец нашел нужную вещь, его мастерство не подвело и на этот
раз.
Мистер Тагоми должен смягчиться, а его клиент, кем бы он ни был,
будет вне себя от радости.
"Я всегда доставляю удовольствие, - подумал Чилдан, - своим
покупателям.
Ему удалось совершенно сверхъестественным путем добыть абсолютно
новый экземпляр первого выпуска комикса "Шик-Блеск", изданного еще в
тридцатых годах.
Это был изысканный образец так называемой Американы: одна из первых
забавных книжонок, великолепная находка, за которой постоянно охотятся
покупатели.
Конечно, у него были и другие вещи, которые он покажет первыми.
Он постепенно подведет покупателя к этой забавной книжке, которая
теперь лежала скрытая от посторонних глаз, на самом дне кожаной сумки,
завернутая в шелковистую бумагу.
Радио педикэба во всю наяривало популярные мелодии, соперничая в
громкости с радиоприемниками других кэбов, автомобилей и автобусов, Чилдан
почти не слышал его, он давно к нему привык. Не обращал он внимания и на
огромные неоновые панно с рекламой, закрывавшие фасады по существу всех
больших зданий. Такое же панно было и у него. Вечером на нем вспыхивало
ярким пламенем, таким же как и всюду в городе, название его магазина. А
каким же другим способом можно было заявить о себе?
Приходится быть реалистом.
Рев радио, шум уличного движения, мелькание рекламы и суета толпы
фактически даже убаюкивали его. Все это в какой-то степени сглаживало
внутреннюю тревогу. К тому же было приятно, когда тебе везет, было приятно
ощущать, как напряжение мускула туры рикши превращается в монотонное
колебание коляски. Это была своего рода убаюкивающая машина, пришло в
голову Чилдана.
1 2 3 4 5 6