— Ой, Ольга Геннадьевна, потом-потом! — Аня раздраженно махнула рукой и убежала.
Он отправился на кафедру, несколько встревоженный разговором с Игониной. На кафедре сидел Рашид. Он пил чай и дожидался своего часа, чтобы отправиться на апелляционную комиссию. Рашид принципиально никогда не проверял вступительных сочинений и ни с кем не репетировал. Всю приемку он сидел на апелляциях и ничем другим не занимался. Да никто бы и не посадил его ничего проверять после прошлогоднего скандала. По словам Маркуши, он поставил одной девице из ректорского списка двойку за семь ошибок. Кроше Цахесу пришлось вмешиваться и исправлять ситуацию. Скандал замяли, Рашида отправили отбиваться от ошалевших абитуриентов, где он и прижился. На следующий день после экзамена каждый мог получить свое сочинение на просмотр и, в случае несогласия с оценкой, подать на апелляцию. Впрочем, апелляция — это уже почти ЧП, значит приемная комиссия работает из рук вон плохо и намеренно занижает оценки. Это значит слухи, сплетни, жалобы вплоть до министерского уровня. Рашид должен был сидеть на просмотрах и, выискивая ошибки в абитуриентских сочинениях, доказывать взволнованным детям и их родителям, что у них нет никаких шансов, что они еще хуже, чем о них думали члены приемной комиссии. Будьте рады своей несчастной тройке, молодой человек! Барышня, вам и так незаслуженно завысили оценку, здесь чистокровная двойка, да что двойка — кол, если бы такая оценка существовала в ВУЗе! Абитуриенты ненавидели Рашида лютой ненавистью, и Митя нисколько бы не удивился, если б его однажды поколотили прямо в аудитории. Впрочем, он был справедлив, и однажды, когда оценку занизили действительно незаслуженно. сам предложил девице подать на апелляцию. Сочинение было пятерочным на все сто…
Вбежала запыхавшаяся Анечка, плюхнулась на стул.
— Вы что, чай пьете? Мне налейте, — попросила она, чуть отдышавшись.
— Ты чего носишься, как савраска, на Игонину рукой машешь? — поинтересовался Митя.
— Ой, лучше не спрашивай! — вздохнула Аня и тут же сама начала рассказывать: — У экономистов в этом году новая специальность, какая-то там мировая экономика, знание двух языков, стажировка в Европе и прочее-прочее. Конкурс, конечно, ломовой. Я своего “пенька” страховала по всем каналам, готовила больше года. Родители вложились — думаю, квартиру купить можно. У пацана все от зубов отскакивало.
— Что, завалил? — спросил Рашид.
— Если бы! — Аня покачала головой. — Одни пятаки. И не поступил!
— Как это может быть? — удивился Митя.
— В этом году деканы сами решают, участвуют медалисты в конкурсе на общих основаниях или нет. Экономисты решили — нет. Получил пятерку и гуляй до осенних заморозков! Группа малюсенькая — семь бесплатных мест. Ну, и конечно шесть медалистов подтвердили оценки. Осталось одно место, конкурс, практически, сорван. Но ни дети, ни мы об этом, конечно, не знаем. Зачем людей беспокоить? А сегодня на зачислении выясняется, что даже те, кто получил все три пятерки, не пролезли. На платное обучение, пожалуйста. Понятно: ему чем больше платников, тем казна богаче. Преподам добавка, себе премия. Я уж и так и сяк перед деканом, чтоб он моего пацана на это место взял. Извертелась вся, как проститутка какая-нибудь! Где там! Проректорский протеже прошел.
— Ну и что теперь? — спросил Рашид.
— Родители хотят в министерство ехать, выбивать под своих бесплатные места. Думаю — дохлый номер. И так каждый год бесплатных сокращают. Я им посоветовала заплатить за семестр, а там посмотрим. Может, кто-то и вылетит.
— Поистине чудны дела твои, господи! — сокрушенно покачал головой Рашид. — Во что превратили высшую школу!?
— Во что хотели, в то и превратили, — сказал Митя. — Нечего путать божий дар с яичницей: платное обучение, так платное.
— Тогда бедным и талантливым вообще никуда, — со вздохом заметила Аня.
— Можно подумать — сейчас им куда. Ты много здесь бедных-то видела? — усмехнулся Рашид.
— Ладно, пойду узнаю, заплатили мои — нет?
— Вот кого нам зав. кафедрой надо. Тетка будет что надо, — сказал Рашид, когда дверь за Аней закрылась.
— Не знаю — не знаю. По-моему, они с Игониной одного поля ягоды. И вообще бабам власть давать нельзя, слишком многое у них зависит от личных симпатий.
— М-да, ну в таком случае Маркуша будет идеальным шефом — у него вообще никаких ни к кому симпатий. Одна только злость и желчь. Интересно, куда наша лаборанткам запропала? Работает без году неделя, и уже начинается.
— К зубному пошла, — заступился за свою протеже Митя. — А чего тебе она? — Хотел за булочками послать. А то как абитуриенты насядут — не перекусишь.
— Давай я схожу, — предложил Митя. Рашид дал ему денег. Митя, прежде чем отправиться в буфет, решил зайти в туалет.
Рядом с дверью мужского туалета на корточках сидела девушка. Голова ее моталась из стороны в сторону, глаза были закрыты. “Обкурилась,”— решил Митя. Он ошибся — на полу рядом с умывальником валялся использованный шприц и резиновая трубочка для жгута.
— Эй, девушка, как вы себя чувствуете? Идите домой, — Митя потряс девицу за плечо. Она открыла глаза, посмотрела на него бессмысленно и уронила голову на колени. “Полная отключка, бесполезняк! — подумал Митя. — Неужели из абитуры? Это она в семнадцать так “приплывает”, а что дальше будет?” Девица его очень расстроила: он тут же представил себе на ее месте Вику. Не Настьку, а именно Вику. Его жена всегда была слаба насчет курнуть. А вдруг однажды ей захочется попробовать “белого богатства”? И ведь попробует! Героином Митя никогда не торговал. Это был его принцип. От травы веселье доброе: жор, жажда и хохот, а от “богатства”— кайф убийственный, ни языком шевельнуть, ни рукой… Хотя на “богатстве” можно было срубить в несколько раз больше, чем на траве.
Митя добавил своих денег, купил в буфете булочки и пирожки, вернулся на кафедру. Он заглянул в чайник. Воды было на донышке — все выдули Рашид с Аней. Митя взял пластиковую бутылку и отправился за водой.
Девица лежала ничком посреди туалета.
— Эй, девушка, вставайте! — прикрикнул на нее Митя, но она никак не отреагировала. Он присел на корточки и стал щупать пульс. Пульс не прослушивался. “Блин, вот сволочь какая! — ругнулся Митя и принялся лупить девушку по щекам — никакой реакции. Он открыл кран, плеснул ей на лицо водой — ноль. Теперь Митя по-настоящему испугался. Подхватил девушку на руки и понес из туалета. Он почти бежал. Пинком открыл дверь кафедры.
— Рашид, вызывай “Скорую!”— сказал Митя, укладывая девушку в кресло.
— Переколола? — сразу догодался Рашид. Он подошел к девушке, приподнял веко. Зрачок не реагировал. — М-да, серьезно! — набрал номер “Скорой”. — Девушка, у нас ЧП!…
Александр Антонович пил пиво в летнем кафе. На соседнем кресле стоял его “кейс”. Еще одно кресло было свободно. Народу было много, в основном сидели большими компаниями. Компании шумно веселились.
К столику Александра Антоновича направился высокий парень с четырьмя бутылками пива, следом за ним — девушка в ярком сарафане. Она несла бутерброды.
— Свободно? — поинтересовался парень.
— Занято.
— Что, оба занято? — с вызовом спросил парень.
— Оба, я жду жену с приятелем, — объяснил Александр Антонович.
— Может, они еще полчаса не придут?
— Придут, придут.
— Вот гадство, как собака на сене! — парень в растерянности заозирался по сторонам, выискивая свободное местечко.
Александр Антонович откровенно разглядывал девушку в сарафане. Да, ничего. Только бледновата. Могла бы и загореть к середине лета.
— Пялишься? — услышал он и обернулся. Перед ним стояла Ольга Геннадьевна в легком платье без рукавов.
— Садись, — Александр Антонович снял с кресла “кейс”. — Да, ты классно выглядишь, просто круто! — сказал он с наигранным восхищением.
— Не ври! — Игонина посмотрела на него строго. — Выгляжу я обычно. Тебе уже молодых да ранних надо. Стареешь, брат.
— Да, может, мне молодость и ни к чему. Ничего в ней кроме глупости нет. Девушка, молодой человек, можете взять кресло. Приятель не пришел, — сказал Александр Антонович. Девушка благодарно улыбнулась ему, поволокла кресло следом за парнем на другой конец кафе. Александр Антонович проводил ее взглядом. Он открыл “кейс”, вынул из него бархатную коробочку, протянул Игониной. — Оля, это тебе в честь предстоящего дня рождения. Я, к сожалению, не буду. Калерий посылает в командировку на полигон. Что он себе думает? Делать мне нечего? Говорит, поруководи наукой в полевых условиях. На самом деле ему солидное представительство перед вояками надо.
Ольга Геннадьевна открыла коробочку. В ней лежали серьги с крохотными бриллиантами.
— Говорят, твой камень, — сказал Александр Антонович.
— Спасибо, Саша, — она поцеловала его в щеку. На щеке остался след от помады. — Нет, на полигон тебе с помадой нельзя, — рассмеялась Игонина, она достала из сумочки платок, стерла помаду.
— Что мужу скажешь? — ревниво поинтересовался Александр Антонович.
— Скажу сама купила. Должна же я себя баловать?
— Должна, должна, — вздохнул Александр Антонович. — Есть будешь?
— Нет. Итак потолстела. Да и ты тоже, — Ольга Геннадьевна легонько хлопнула Александра Антоновича по животу. — Пятый месяц? Ну ладно, чего я тебя хотела видеть: одна мыслишка родилась. Маркуша подсказал.
— Кто? — не понял Александр Антонович.
— Сотрудник мой, доцент Марков. Это его так молодежь зовет. Большую часть валюты у нас отбирают, так? А что если не всех иностранцев официально проводить через приказ, а брать с них черным налом?
— Погоди — погоди, что значит — не проводить? Они же все через инспектора ОВИРа идут и числятся за нами. Если какая-нибудь сволочь вздумает документы поднять? Вот же они, ваши студенты. А доллары где? Такая буча поднимется — все к чертовой матери слетят, и Калерию не поздоровится.
— А пускай они числятся не за нами, а за какой-нибудь фирмой, которая зарегистрирована под нашей вывеской. Вроде того, что приехали поработать. А в свободное от работы время хотят поучить русский язык. Частным, разумеется, образом. Моим преподавателям приличная добавка, и университету поможем. А зачем нам чиновников кормить?
— М-да, — Александр Антонович почесал переносицу. — Иногда и от вас, баб, толк бывает. Только я это дело должен с Калерием обсосать. Риск приличный. Как бы не подставиться.
— Мы ведь не всех через “черную” кассу поведем. В том году у нас на кафедре училось семьдесят пять человек, так? В августе должны приехать японские стажеры из Технологического, двое камерунцев и корейцы. Плюс к тем, что у нас есть. В министерство пойдет прошлогодняя цифра, а этих…
— Понятно, — кивнул Александр Антонович. — Сколько захотят твои преподаватели с этих “левых”?
— Думаю, десять долларов за час.
— У меня зарплата, и то меньше, — покачал головой проректор.
— Саша, меньше просто неприлично. Конечно, я могу в приказном порядке — попробовали бы они отказаться, но лучше уж по-хорошему, полюбовно, чем потом сплетни расхлебывать. Репетиторство дороже стоит.
— Надо же! Отстал от жизни, — вздохнул Александр Антонович. — Ладно, не суетись. Надо все посчитать, свой интерес — тоже не последнее дело, — он обернулся и посмотрел туда, где сидели парень с девушкой. — Да, недаром мы тебе кафедру дали, масштабно мыслишь. Тебя бы в ректоры! — он рассмеялся. — А то давай мороженого, Оль, чтобы удачные мысли почаще посещали?
— Ой, соблазнитель! — покачала головой Ольга Геннадьевна. Махнула рукой. — А, ладно, гулять так гулять! Шампанского и мороженого. Именины начнем справлять с сегодняшнего дня.
Александр Антонович отправился за шампанским.
“Героиновую” девицу увезли. Врачиха со “Скорой” сказала, что еще бы пятнадцать минут, и откачивать было некого. Рашид отправился на апелляционную комиссию отбиваться от абитуриентов, а Митя, в расстроенных чувствах, — к Настене. Когда он рассказал девушке о случившемся, Настя принялась охать, ахать, но через каких-нибудь полчаса забыла обо всем и сказала, что мечтала попробовать с ним хорошей травы. В университете ребята несколько раз давали ей покурить, но ее ни разу не “разобрало”. То ли трава была некачественная, то ли нет у нее склонности к этому делу. Но Митя на Настину провокацию не поддался. Он сказал, что, никаких “выходов” не имеет, а всякой гадости предпочитает пиво и джин в баночках. Потом они занимались любовью и гуляли по вечернему городу. Дома в связи приемкой у него теперь всегда был “отмаз” — сочинения проверял, деньги зарабатывал. После того, как он в течение дня достал для тестя полторы тысячи “баксов”, Вика перестала орать, а только ворчала и вздыхала по поводу его поздних приходов, называя себя соломенной вдовой. Но по выходным он всегда был дома, с семьей, с Дашкой. Никуда ни на минуту.
В большой аудитории столы были сдвинуты вместе. На них, плотно прижавшись фарфоровыми боками друг к другу, стояли блюда и тарелки с невообразимым количеством закусок. Батареи разномастных винных и водочных бутылок высились среди закусок внушительными островами. За столом было шумно и весело. Раскрасневшиеся от выпитого члены приемной комиссии вовсе не походили на строгих экзаменаторов. Женщины кокетничали, мужчины любезничали и скакали молодыми петушками. Маркуша уже был смертельно пьян, стучал по столу кулаком и порывался запеть своего любимого “Черного ворона”.
Хорошо подвыпившая Крошка Цахес поднялась со своего места и, чтобы привлечь к себе внимание, несколько раз постучала вилкой по бутылке. Народ угомонился.
— Дорогие коллеги, вот уже не первый год мы с вами трудимся в приемной комиссии, отбирая для нашего прославленного университета самых лучших, самых достойных, самых умных детей. Кто сказал, что у нас плохая молодежь? Посмотрите, какой в этом году огромный конкурс, какие замечательные детки! Иной раз зачитаешься их сочинениями, забудешь о том, что они не гуманитарии, а технари: будущие электронщики, технологи, инженеры. Вот и наши ряды пополняются талантливой молодежью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37